Церковная политика
В истории церкви при Екатерине II произошло два знаменательных события: секуляризация владений духовенства и связанное с нею дело Арсения Мацеевича, а также провозглашение веротерпимости, прекращение политики насильственной христианизации и преследования инаковерующих.
Выше отмечалось обещание Екатерины, данное при вступлении на престол, не покушаться на владения церкви. Это был тактический шаг императрицы, рассчитанный на умиротворение духовенства, если не явно, то скрытно враждебно воспринявшего манифест Петра III о секуляризации, и противоречивший убеждениям ученицы Вольтера. Как только Екатерина почувствовала неспособность духовенства серьезно сопротивляться секуляризационным планам, она создала комиссию из светских и духовных лиц, которой было поручено решить вопрос о судьбах церковного землевладения. Императрица даже заготовила эмоционально насыщенную обличительную речь перед членами Синода, заканчивавшуюся словами: "Не умедлите же возвратить моей короне то, что вы похитили у нее незаметно, постепенно". Надобность в патетической речи отпала, синодалы проявили покорность и послушание. Единственным иерархом, осмелившимся открыто поднять голос против секуляризации, был ростовский митрополит Арсений Мацеевич.
Мацеевич принадлежал к числу подвижников типа патриарха Никона и протопопа Аввакума. Их сближали фанатизм, несгибаемая воля в борьбе за свои идеи и неумение соразмерять свои силы и возможности с силами противоборствующей стороны. Более того, упорство Арсения выглядело более безрассудным и обреченным, чем, например, Никона: тогда светская власть лишь двигалась к абсолютизму, теперь абсолютная монархия утвердилась и окрепла; тогда существовало патриаршество, теперь церковными делами командовал послушный светской власти Синод, низведенный до обычного правительственного учреждения; тогда события приобрели значение трагедии и имели огромный резонанс не только внутри страны, но и за ее пределами, теперь они выглядели фарсом, по крайней мере им пыталась придать такой характер императрица, и оставили малозаметный след в истории.
Непокорный нрав Арсений проявил еще при Елизавете Петровне, но тогда все ему сходило с рук, - императрица относилась к нему снисходительно и даже благосклонно. Не встречая поддержки Синода и Коллегии экономии, Арсений решил уйти на покой, но Елизавета отказала ему в просьбе.
При вступлении на престол Екатерины Арсений воспрянул духом и всерьез принял обещание императрицы не отбирать имения у духовенства, но ее практические меры вскоре развеяли радужные надежды ростовского митрополита. Когда ему стало известно предложение комиссии о проведении секуляризации, он очертя голову ринулся защищать церковное землевладение и в феврале 1763 г. в ростовском соборе совершил вызывающий обряд отлучения не только тех, кто встанет на церкви Божии, но и их крамольных советников. Проклятию подлежали также все, кто покушался на церковные имения.
6 марта Мацеевич отправил Синоду доношение с напоминанием об обещании императрицы поднять скипетр в защиту "нашего православного закона". Заявлением, что даже при татарском иге церковное землевладение оставалось неприкосновенным, Арсений бросил вызов как духовной, так и светской власти. Протестовал ростовский митрополит и против навязываемой государством обязанности монастырей содержать "всякие науки": философию, богословие, астрономию, математику. Он соглашался лишь на то, чтобы монастыри содержали начальные школы.
Синод направил императрице доклад с осуждением доношения Арсения. "Оно клонится, - написано в докладе, - к оскорблению ее императорского величества, за что Арсений подлежит великому осуждению". Екатерина хотя и обнаружила в докладе Синода "превратные и возмутительные толкования Священного Писания" Арсением, а также его "посягательство на спокойствие подданных", но, стремясь прослыть гуманной и проявляя милосердие, поручила определить наказание Синоду. Тот без промедления распорядился доставить Арсения в Москву, где состоялся суд над ним. Приговор отличался жестокостью: "архиерейства и клобука его лишить и сослать в отдаленный монастырь под крепкое смотрение и ни бумаги, ни чернил не давать там". Милосердие Екатерины состояло в том, что она сохранила за Арсением монашеский чин, что освобождало его от суда гражданского и возможных истязаний.
После церемонии лишения сана Арсения в простой монашеской одежде усадили в колымагу, державшую путь сначала в Ферапонтов, а затем в более отдаленный Корельский монастырь Архангелогородской губернии.
Пребывание в монастыре на скудной монашеской пище и суровом режиме, когда его принуждали мыть полы, носить воду, колоть дрова и разрешали прогулки в сопровождении четырех солдат, не лучшим образом повлияло на строптивый характер Мацеевича - вместо смирения он проявлял непослушание, в особенности после того, как до него донеслись слухи о Манифесте о секуляризации, обнародованном 19 февраля 1764 г., и гибели Иоанна Антоновича, о котором он говорил, что "невинно... смерть принял".
Крамольные слова Мацеевича долгое время оставались без последствий, пока в 1767 г. на него не настрочил донос пьяница протодиакон Иосиф Лебедев. В Архангелогородской канцелярии началось следствие, непосредственное наблюдение за которым императрица поручила генерал-прокурору А. А. Вяземскому. Сама она живо интересовалась ходом следствия и в конечном счете определила меру наказания опальному митрополиту: Арсения лишили монашеского звания, тайно переправили в Ревель, где содержали в каземате под охраной солдат, не знавших русского языка. Императрица изобрела для него и новое имя - отныне он стал называться не Арсением Мацеевичем, а Андреем Вралем (умер в 1772 г.).
Справедливо ли считать протест Арсения серьезной угрозой светской власти, и должна ли была Екатерина предпринять решительные меры, чтобы пресечь нависшую опасность? Сорвать секуляризационные планы императрицы Арсений не мог, и это она прекрасно понимала. И если Екатерина уготовила бунтарю суровую кару, то эта акция ее имела скорее всего личную подоплеку - нескрываемую враждебность: невоздержанный на язык Арсений позволил себе резко и нелестно отозваться об императрице и этот отзыв оказался ей известен. Напомним, обрушившиеся на Арсения кары осуществлялись в годы, когда императрица сочиняла свой "Наказ" и созывала Уложенную комиссию. Идеи "Наказа" резко контрастировали с жестокостью императрицы по отношению к Мацеевичу. Необъяснимо поведение императрицы еще и потому, что Арсений до 1767 г. наивно полагал, что ей неведомы подлинные его доводы против секуляризации, что она пользовалась донесениями Синода и вельмож, намеренно искажавших его мысли. Стоит императрице почитать его подлинные донесения, как она проникнется его, Мацеевича, идеями и отменит секуляризацию.
Реализация Манифеста 26 февраля 1764 г. о секуляризации церковных владений имела два важных последствия. Манифест окончательно решил вековой спор о судьбах церковных вотчин в пользу светской власти, в казну перешло от церковных учреждений 910 866 душ м. п. Установленный полуторарублевый оброк с бывших монастырских крестьян, получивших название экономических, обеспечивал поступление в казну 1 366 тыс. ежегодного оброка (1764 1768), из которых только треть отпускалась на содержание монастырей и церквей, 250 тыс. расходовались на госпитали и богадельни, а остальные деньги (свыше 644 тыс. руб.) пополнили бюджет государства. В 1780-х годах оброчная сумма достигала 3 млн., а вместе с другими хозяйственными доходами - 4 млн. руб., из которых на содержание духовенства тратилось только полмиллиона, а семь восьмых дохода поступало государству.
Отныне каждый монастырь имел утвержденные правительством штаты монашествующих и начальных лиц, на содержание которых отпускалась строго установленная сумма. Духовенство, таким образом, оказалось в полной зависимости от государства как в экономическом, так и в административном отношении.
Другим следствием секуляризации явилось улучшение положения бывших монастырских крестьян. Работа на монастырской барщине была заменена денежным оброком, что в меньшей мере регламентировало хозяйственную деятельность крестьян. Экономические крестьяне помимо ранее обрабатываемых ими площадей получили в пользование часть монастырских земель. Наконец, экономические крестьяне освободились от вотчинной юрисдикции: суда монастырских властей, истязаний и т. д.
В соответствии с идеями Просвещения Екатерина придерживалась по отношению к инаковерующим политики веротерпимости. При набожной Елизавете Петровне со старообрядцев продолжали взимать в двойном размере подушную подать, предпринимались попытки вернуть их в лоно истинного православия, отлучали от церкви. Старообрядцы отвечали на преследования акциями самосожжения - гарями, а также бегством либо в глухие места, либо за пределы страны. Петр III разрешил старообрядцам свободное богослужение. Веротерпимость Екатерины II простиралась дальше веротерпимости супруга. В 1763 г. она упразднила Раскольническую контору, учрежденную в 1725 г. для сбора двойной подушной подати, и налога с бород. От двойной подушной освобождались с 1764 г. старообрядцы, не чуравшиеся "таинств церковных от православных священников".
Терпимое отношение правительства к старообрядцам способствовало экономическому процветанию старообрядческих центров в Стародубе, Керженце и др., где появились богатые купцы. Московские купцы-старообрядцы в начале 70-х годов XVIII в. создали Рогожскую и Преображенскую общины организации, владевшие крупными капиталами и постепенно подчинившие своему влиянию старообрядческие общины на окраинах России.
Веротерпимость проявлялась в прекращении ущемления прав мусульман. Тем из них, кто принял православие, более не предоставлялось преимуществ при наследовании собственности, татарам Екатерина разрешила сооружать мечети и открывать медресе, готовившие кадры мусульманского духовенства.
34-летнее царствование Екатерины II оставило яркий след в истории России. Бросается в глаза неординарность личности императрицы, ее выдающиеся качества государственного деятеля и величие ею содеянного: Петр Великий утвердился на берегах Балтики, Екатерина Великая - на берегах Черного моря, раздвинув границы на юг и включив в состав империи Крымский полуостров. Одного этого достаточно, чтобы потомки с благодарностью вспоминали имя Екатерины II. При Екатерине высокого уровня достигло распространение просвещения, стали издаваться первые журналы, появились писатели, чьи произведения звучат актуально и в наши дни, крупных успехов достигла историческая наука.
Екатерину, как и Петра, отличала невероятная работоспособность: "Я страстно люблю быть занятой и нахожу, что человек только тогда счастлив, когда он занят". В другой раз она писала: "Я по природе люблю трудиться и чем более работаю, тем становлюсь веселее". Достаточно взглянуть на распорядок дня императрицы, чтобы убедиться, сколь много времени она посвящала делам управления.
Как и Петр, Екатерина энергично и постоянно законодательствовала, ее перу принадлежат такие важнейшие акты царствования, как Наказ Уложенной комиссии, Учреждения о губерниях, Жалованные грамоты дворянству и городам, и многие другие. Но Екатерина сочиняла не только указы, манифесты и инструкции. Она оставила колоссальное эпистолярное наследие. По ее признанию, ей было совершенно недоступно стихосложение, она не понимала музыки, но охотно сочиняла пьесы, водевили.
Екатерина во многом подражала Петру, которого глубоко чтила. Работать топором на верфи, составлять чертежи кораблей, командовать войсками на суше и флотом на море она, конечно, не могла, но в пределах ее возможностей было провести на благо подданным первое в стране оспопрививание.
Как и Петр, Екатерина отличалась непритязательностью в еде, она не ужинала и в отличие от царя-преобразователя почти не употребляла горячительные напитки. Это, по-видимому, способствовало тому, что она по меркам того времени прожила долгую жизнь, умерев в 66 лет, в то время как ее предшественницы Софья Алексеевна, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна не преодолели порога пятидесятилетия.
И еще одна общность: ни Петр, ни Екатерина не получили надлежащего сану образования. Своими познаниями они обязаны самообразованию, тяге к знаниям. Екатерина в беседе с Дидро заявила: "У меня были хорошие учителя: несчастие с уединениями" - она имела в виду свое положение нелюбимой супруги, когда была великой княгиней и находила утешение в чтении книг. Должно отметить, что познания Петра выглядели более энциклопедическими, чем Екатерины, интересы которой замыкались на философии, истории и юриспруденции.
Екатерина несомненно уступала Петру в умении находить талантливых соратников - время императрицы беднее выдающимися государственными деятелями, чем время Петра. Быть может, это объясняется ролью многочисленных фаворитов, в таланты которых она искренне верила, но всякий раз ошибалась. Единственным фаворитом, обладавшим государственным умом, был Г. А. Потемкин, а остальные - ничем не примечательные лица, которых императрица пыталась привлечь к управлению и которые ревниво следили за успехами людей талантливых, способных противостоять их влиянию. Имело значение и то, что Петр комплектовал "команду" из разнородных слоев населения, в то время как Екатерина пользовалась услугами одних дворян. Фаворитизм оставил едва ли не самое негативное впечатление о царствовании "Северной Семирамиды". А. И. Герцен с полным основанием называл Екатерину "седой развратницей".
В отношениях с соратниками Екатерина руководствовалась иными правилами, чем Петр. Последний внушал чувство страха и жестоко наказывал за оплошности. Мягкая и доброжелательная Екатерина подчиняла себе людей иными средствами: играла на их самолюбии и честолюбии, внушала им чувство готовности к самопожертвованию ради выполнения долга и расположения к ним императрицы.
К негативным качествам характера императрицы относится также ее пристрастие к внешнему блеску, помпезности. Младший современник Екатерины знаменитый историк Н. М. Карамзин правильно подметил такую черту Екатерины, как ее интерес не к сущности, а ее оболочке, желание демонстрировать благополучие, которого не существовало. Сошлемся в качестве примера на последние два путешествия императрицы (в Белоруссию и Крым), обставленные с пышностью и блеском, стоившие казне огромных затрат, а также на ее письмо к Вольтеру, явно приукрашивавшее действительность: "Впрочем, наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который бы не имел курицы, когда бы ее захочет, и с некоторого времени они предпочитают индеек курам".
С любовью к блеску соседствует пристрастие к лести. Потемкин, которому нет оснований не верить, рекомендовал своему корреспонденту: "Льстите как можно больше и не бойтесь в этом пересолить".
Екатерина в шутку сочинила себе эпитафию. "Здесь покоится, - писала она, - тело Екатерины II, родившейся в Штеттине 21 апреля (2 мая по новому стилю) 1729 года. Она приехала в Россию, чтобы выйти замуж за Петра III. В 14 лет она составила тройной план: нравиться своему супругу, Елизавете и народу - и ничего не забыла, чтобы достигнуть в этом успеха. 18 лет скуки и одиночества заставили ее много читать. Вступив на русский престол, она желала блага и старалась предоставить своим подданным счастие, свободу и собственность; она охотно прощала и никого не ненавидела. Снисходительная, жизнерадостная, от природы веселая, с душой республиканки и добрым сердцем, она имела друзей. Работа для нее была легка. Общество и искусство ей нравились".
Эпитафия была составлена Екатериной в 1778 г., т. е. задолго до Французской революции и своей смерти.
В эпитафии все верно, если не считать умолчания о перевороте, убийстве супруга, движении Пугачева, стремления к саморекламе, процветанию фаворитизма. Сомнительным является ее утверждение, что она была "с душой республиканки". Если бы эпитафию императрица составляла в канун своей смерти, то должна была бы написать о коренных изменениях в воззрениях. Только после Французской революции она поняла, что в ее подготовке немалая роль принадлежала просветителям, критиковавшими феодальные устои. Французская революция положила конец увлечениям Екатерины идеями Просвещения, наступило время активной борьбы за восстановление монархии по Франции и укрепление абсолютистского режима в России. Этого рода деятельность тоже относится к проявлениям государственной мудрости Екатерины.
