Слова, начинающиеся на РУ
РУБЦОВ Николай Михайлович (3.01.1936–19.01.1971), русский поэт. Дипломная работа в Литинституте — знаменитая в последствии книга «Звезда полей» (1967). В сборниках стихов «Душа хранит» (1969) и «Сосен шум» (1970) острая боль русских людей за судьбу своей Родины. Обостренным чувством Родины и критическим отношением к так называемому прогрессу (который «может быть крушеньем») Рубцов близок к творчеству В. Распутина и В. Белова. Выбитые на его надгробии строки «Россия, Русь! Храни себя, храни!» выражают главную духовно-нравственную линию в стихах этого поэта. Уважительное и любовное отношение к деревне, восприятие человека и природы как гармонично целого, верность отчему дому, Родине, духовным ценностям предыдущих поколений русских людей сделали поэзию Рубцова преемственницей творчества Есенина, объединяя ее со стихами Тютчева, Фета, Бунина. «До конца, до тихого креста. Пусть душа останется чиста» — главная заповедь коренного русского человека.
О. Платонов
РУДЕНСКАЯ (Рудненская), чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Явилась в 1687 в местечке Рудне Могилевской еп., а в октябре 1689 тамошний свящ. Василий принес ее в Киев и поставил в церкви Печерского женского монастыря. По соединении же сего монастыря с Флоровским в 1712 икона перенесена в Киево-Флоровский Вознесенский монастырь, что на Подоле. Празднуется 12/25 октября.
Прот. И. Бухарев
РУЗА, город в Московской обл., центр Рузского р-на. Расположен на юго-востоке Смоленско-Московской возвышенности, на высоком берегу р. Рузы. Население 16,2 тыс. чел.
Впервые упоминается в духовной грамоте московского кн. Ивана Калиты в 1328 (по другим данным, 1339). Принадлежала Звенигородскому княжеству; с н. XVI в. в составе Московского государства. В 1618 выдержала осаду польско-литовских войск. Город Руза с 1781.
Архитектурные памятники: Воскресенский собор (1714–21), церкви Покровская (1781), Дмитриевская (1792), Борисоглебская (1801), Казанская (1701) и др. Сохранились остатки земляных валов (высота до 30 м) на месте Рузского кремля — Городка (XI—XVII вв).
РУЗАЕВКА, город в Мордовии, центр Рузаевского р-на. Расположен на р. Инсар (бассейн Суры). Население 52,8 тыс. чел.
Основан в 1631 как с. Уразаево, во 2–й пол. XIX в. село Рузаевка принадлежало поэту Н. Е. Струйскому, другу художника-портретиста Ф. С. Рокотова, работавшего в усадьбе.
«РУКОПИСАНИЕ КНЯЗЯ ВСЕВОЛОДА», памятник русского права XIII в. Содержал в себе Устав купеческой корпорации в Новгороде Великом, сформировавшейся вокруг церкви Ивана на Петрятином дворе.
Имея преимущественно купеческий характер, корпорация вместе с тем выходила за чисто сословные купеческие рамки и представляла собой торгово-экономический центр, действовавший на правах самоуправления и выполнявший функции по регулированию коммерческой жизни города, а также торговый суд. Деятельностью этого торгово-экономического центра руководили два выборных старосты от купцов и один выборный — от житьих и «черных» людей (ст. 5). Чтобы стать членом купеческой корпорации, существовавшей возле церкви Ивана, необходимо было вложить в нее вкладом 50 гривен серебра (около 10 кг) и сделать подарок тысяцкому (ст. 7). Купцы, совершившие этот вклад, получали наименование пошлых (исконных) с правом передачи членства по наследству.
Ни новгородские посадские, ни новгородские бояре не имели права вмешиваться в деятельность этого центра (ст. 6). Торгово-экономический центр имел исключительное право держать эталон весов для меры взвешивания при торговых операциях (ст. 8 и 9), а также осуществлял в свой доход сбор вощаной пошлины от торговли воском (ст. 10).
В случае старости и нетрудоспособности священники, дьяконы, дьяки и даже сторожа церкви Великого Ивана брались на общественное обеспечение купеческих и других самоуправляемых городских объединений (ст. 17). Таким образом, следует констатировать один из характерных для Древней Руси фактов социального обеспечения, когда лица, находящиеся на общественной службе, брались на содержание тех или иных общин.
О. П.
РУМЯНЦЕВ Николай Петрович (3.04.1754–3.01.1826), русский государственный деятель, меценат, граф. В 1807–14 министр иностранных дел, с 1814 в отставке. Собрал большую библиотеку, а также коллекции рукописей, этнографических и нумизматических материалов, на основе которых в Москве открыт Румянцевский музей.
РУМЯНЦЕВ-ЗАДУНАЙСКИЙ Петр Александрович (4.01.1725 — 8.12.1796), русский военный деятель, генерал-фельдмаршал (1770). Из дворян. Отец, Александр Иванович Румянцев, был одним из деятельных сотрудников Петра I.
Первоначальное образование Румянцев получил дома, в 1739 состоял при русском посольстве в Берлине, в 1741 поступил в Сухопутный шляхетский корпус, но в том же году перешел на службу в армию, получив чин подпоручика. Служил под началом отца, который вел переговоры о заключении мира со Швецией. В 1743 Румянцев привез в Петербург выгодный для России мирный Абоский трактат (договор), за что был произведен в полковники и назначен командиром Воронежского пехотного полка. В 1744 Румянцев и его отец получили графский титул. В 1755 Румянцев произведен в генерал-майоры и назначен командиром бригады. Во время Семилетней войны (1756–63) Румянцев, командуя бригадой и дивизией, отличился в сражениях при Грос-Егерсдорфе (1757) и Кунесдорфе (1759), в 1761 успешно руководил осадой и взятием сильной крепости Кольберг, за что был произведен в генерал-аншефы. В 1764 Румянцев был назначен президентом Малороссийской коллегии и генерал-губернатором Малороссии, в этой должности состоял до конца своей жизни. Являясь главнокомандующим всеми военными силами Малороссии, Румянцев внес большой вклад в укрепление обороны южных границ России, комплектование и обучение войск, строительство военной флотилии на Азовском море.
В начале Русско-турецкой войны 1768–1774 Румянцев командовал 2–й армией, с 1769 — 1–й армией. В этой войне наиболее ярко и полно проявился блестящий талант Румянцева-полководца. В 1770 под его командованием были одержаны крупные победы при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле над превосходящими силами турецкой армии. Наградой за Кагул стало производство Румянцева в генерал-фельдмаршалы. Успешно проведя военную кампанию 1774, заблокировав главные силы турок в Шумле, Румянцев вынудил Турцию заключить Кючук-Кайнарджийский мир на выгодных для России условиях. В 1775 Румянцеву было присвоено к фамилии почетное добавление «Задунайский». Он оказался на вершине славы, которую заслужил творческим отношением к военному делу, хладнокровием и твердостью, личной смелостью, знанием русского солдата.
Румянцев повлиял на развитие русского военного искусства в области стратегии, тактики, военного администрирования. В стратегии Румянцева преобладала взвешенная оценка обстановки, выбор времени, правильное сосредоточение сил для нанесения главного удара в решающем сражении. Тактику боя Румянцев обогатил умелым маневрированием, взаимодействием пехоты, тяжелой и легкой конницы, артиллерии, сочетанием подвижных каре с рассыпным строем егерей. Идеи, изложенные Румянцевым в его трудах: «Инструкции» (1761), «Обряд службы» (1770), «Мысли» (1777), послужили основой теории русского военного искусства 2–й пол. XVIII в.
Л. В. Вдовина
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ, существовал в 1862–1925, образован на основе коллекций и библиотеки, собранных гр. Н. П. Румянцевым. В 1861 перевезен из Петербурга. Состоял из трех отделов: в первом были собраны произведения русской живописи XVIII — н. XIX в. ( Д. Г. Левицкого, В. Л. Боровиковского, О. А. Кипренского, А. Г. Венецианова, К. П. Брюллова, П. А. Федотова, А. А. Иванова) и западноевропейской живописи XVII—XIX вв.; во втором — русские и западноевропейские гравюры; в третьем (этнографический, т. н. Дашковский музей) — коллекции русских путешественников И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского, а также частные коллекции, подаренные Румянцевскому музею.
Находился в бывшем Доме Пашкова (ныне Государственная библиотека РФ). После ликвидации музея фонды распределены между Третьяковской галереей, Музеем изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Музеем народов СССР (впоследствии — в Ленинградском этнографическом музее). Библиотека Румянцевского музея послужила основой Библиотеки СССР имени В. И. Ленина (ныне Государственная библиотека РФ).
РУСАЛКИ (Навки), по языческим поверьям русских, души девушек, умерших до брака или во время русальной недели, пребывают на земле в течение русальной недели и возвращаются по ее завершении на «тот свет». Как ходячие покойницы (нежить), русалки считались очень опасными для живых людей. Рассказывали, что они, подобно ведьмам, могут принимать разные обличья (оборотничество), летать из дома в дом через трубу и пр. Набор оберегов от этой нежити совпадал с приемами защиты от нечистой силы (крест, молитва, магический круг). В число оберегов против русалок входили такие растения, как полынь, хрен, чеснок.
О. П.
«РУСАЛКИ», проводы русалки, похороны русалки, изгнание русалки, летний праздничный обряд русского народа, уходящий корнями в языческие времена и сохранивший некоторые пережитки древних суеверий. А. С. Петрушевич, который создал как бы сводный календарь на 1866, включавший упоминание или описание обычаев разных районов расселения русских, дает название «русальной» (а также клечальная, семицкая, зеленая, «зеленые святки») как неделе перед Троицей, так и следующей после Троицы. Соответственно и «Русалкин Велик день» отмечен в этом календаре как на семицкий четверг, так и в четверг недели после Троицы.
В Орловском у. (Орловской губ.) неделя после Троицы называлась «русальскою» и сопровождалась увеселениями молодежи, отличающимися, по словам местного жителя, от празднования в других селениях даже этой же волости. В течение недели каждый вечер молодежь обоего пола, включая и замужних женщин, собиралась на улице Братского — песни, пляски под гармошку, шутки продолжались до утра. Допускались и «нескромные заигрывания». Тайком от молодежи двое пожилых людей готовили себе маски — «рожи» и костюмы «русалок». Женщина делала из холстины мужскую «рожу» с широкой длинной бородой из «замашек» и одевалась в мужской костюм, а мужчина надевал женскую маску из такого же материала и женский наряд.
В субботу вечером, когда вся молодежь собралась уже на улице и стемнело, двое, изображавшие «русалок», прячась, огородами, расходились на разные концы этой улицы и потом одновременно двигались к «карагоду». Парни и девушки, увидев их, бросались врассыпную с криками: «Ох, русалки, русалки идут!» «Русалки» гонялись за беглецами, ловили, щекотали; пойманный «сначала смеется, потом уже кричит со слезами в голосе». «Русалки» так пощекочут человек трех-четырех, а после, когда народ освоится с ними, все опять сходятся в карагод. Сначала плясали «русалки», выкидывая забавные коленца, потом включалась молодежь. Во главе с «русалками» все отправлялись в ближнюю деревню Нахлестово, где песни и пляски продолжались почти до рассвета.
На следующий день — в воскресенье, после обеда, парни нескольких деревень сходились все вместе. Рослого и плотного парня наряжали «видмедем». Другой — «поречистее и находчивее» — избирался на роль «вожака». Под звуки ударов печной заслонки о ведро ходили от двора ко двору по всем трем деревням, демонстрируя перед окнами сценки с участием «медведя» и «вожака», которые «в былое время нижегородские вожаки проделывали с настоящими медведями». Парней сопровождала большая толпа народа всех возрастов, каждая шутка исполнителей награждалась дружным хохотом. Таким образом, представление ряженых разыгрывалось не только для хозяев домов, но для всех желающих. Хозяин или хозяйка выносили пару яиц или 1–2 копейки. Вечером этого дня молодежь снова собиралась на обычном месте, чтобы веселиться до рассвета. С наступлением темноты опять появлялись «русалки» и проделывали то же самое. В эту ночь заканчивалась праздничная неделя, начинался Петров пост.
Хождение с «медведем и вожаком» накануне Петрова поста явно обнаруживает сходство, даже прямое повторение, с ряженьем молодежи на Святки. Такое же сходство со святочными увеселениями прослеживается в ряженье лошадью на русальной неделе. Что же касается «русалок» в виде мужика и бабы, на первый взгляд они представляются специфичным явлением весенне-летнего цикла. Однако знакомство с описанием рождественских развлечений этих же деревень обнаруживает персонажей, очень сходных с теми «русалками», которые пугали молодежь на рубеже весны и лета.
Крестьянки д. Братское рассказывали корреспонденту Тенишевского бюро, что «у коляду под Рождество» двое жителей деревни наряжались: «обертываются дерюгой, што ночью одеваются, когда спать ложатся, берет баба палку, мужик безмен». Когда темнело и зажигались огни «по хатам», эти двое отправлялись ходить по домам, начиная с крайнего жилья на конце деревни. У «баб и девок» они требовали пряжу — кто сколько успел напрясть до Рождества. Все несли свои клубки, и ряженый мужик взвешивал их. Тех, кто мало напрял, щекотали. «Баба хоронится от них на печку, а они и туда лезут ее щекотать. Ребятишки от страху крик поднимают. У мужиков лапти спрашивают: кто мало наплел — того тоже щекочут». Так обходили всю деревню.
В этом рассказе о рождественских хождениях по домам весь стиль поведения постоянных персонажей повторяет героев русальной недели. Скорее всего, и исполнялись эти роли одними и теми же лицами, обладавшими определенными актерскими способностями.
Отметим вариант увеселений молодежи с воплощением образа «русалки» совершенно иного типа. В с. Турках Балашовского у. Саратовской губ. от Пасхи до заговенья на Петров пост мужская и женская молодежь собиралась вместе вечерами на улице «для разных игр, песен и хороводов». Эти сборища назывались здесь «зарянки». В день заговенья собиралась огромная толпа — «человек в 1000» — молодых женщин, мужчин, девушек и детей «провожать русалку». В хороводе появлялась девушка в белой одежде, украшенная цветами, с распущенными волосами — ее называли «русалкой». Она становилась центром плясок под гармошку и песен. На этом гулянье принято было обливать водой всех, кто зазевается.
В Моршанском у. Тамбовской губ. «праздновали русалку» не на заговенье, а в первый день Петрова поста. Обычай обливать водой здесь был отделен от хоровода: с утра ходили по домам с ведрами и обливали друг друга, а потом одевались празднично и водили по деревне «карагоды». «Проводы русалок» в первый день Петрова поста описаны и для Лебедянского у. Тамбовской губ. по материалам села Доброго.
Традиция сроков русальной недели имела местные различия, которые сводятся в XIX в. к двум вариантам: неделя до или после Троицы. В последнем случае иногда с выходом на первый понедельник поста. Напомним, что в письменных источниках средневековой Руси встречается понятие «русальная неделя».
В Мещовском у. (Калужская губ.), по сведениям 1849, русальной считалась неделя перед Троицей. О таком же расположении русальной недели говорит применение на Вологодчине в XIX в. названия «русалка» к Семику: «На Русалку завивают, на Троицу развивают венки». Однако большая часть выявленных нами описаний помещает русальную неделю между Троицким и Всесвяцким (всех святых) воскресеньями церковного календаря. В Суджанском у. Курской губ. бытовало понятие «Русалкин Велик день» применительно к первому четвергу после Троицы.
Проводы «русалки», подобно «похоронам Костромы» (см.: Троицкие гуляния), в некоторых местах знаменовали окончание хороводов накануне Петровского поста. Как и на проводах Масленицы, все (включая тех, кто считал возможным участвовать в игре—обряде) решительно переходили к строгому (не только в пище, но и в духовном смысле) состоянию наступающего православного поста (см.: Пост).
М. М. Громыко
РУСИНЫ (Russinen, Ruthenen), немецкое название русского населения западнорусских земель, захваченных Австро-Венгрией, живущего по обеим сторонам Карпат в Галиции, Буковине и Северной Венгрии. Принадлежат к малороссийской ветви русского народа. В н. XX в. насчитывалось почти 4 млн. чел.
«РУСИСТЫ» (Дело «русистов»), кампания против русского патриотического движения, организованная советскими космополитами и еврейской интеллигенцией во главе с председателем КГБ еврейским коммунистом Андроповым. В марте 1981 Андропов направляет в Политбюро записку, в которой отмечает создание среди интеллигенции движения «русистов». «Под лозунгом защиты русских национальных традиций, — доносил глава КГБ, — они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью». Андропов ставил вопрос о скорейшей ликвидации этого движения, угрожавшего, по его мнению, коммунистическим устоям больше, чем т. н. диссиденты.
По новому делу «русистов» уже в апреле 1981 с поста главного редактора журнала «Человек и закон» увольняется русский историк (в свое время зам. председателя «Русского клуба») С. Н. Семанов. В августе арестовывается публицист А. М. Иванов, автор известных в патриотических кругах статей в журнале «Вече» и работ «Логика кошмара» и «Рыцарь неясного образа», в которых раскрывается преступная сущность большевистского руководства, а история компартии была справедливо показана как «непрерывная цепь заговоров, переворотов, грубого насилия, задуманных и осуществленных людьми, мечтавшими только о сохранении своей личной власти». Иванов был связан со многими представителями русской интеллигенции, в частности с художником И. С. Глазуновым и историком С. Н. Семановым. Путем подслушивания чекисты, в частности, установили, что Семанов призывал к борьбе с космополитическими силами, справедливо отмечая, что кончился «период мирного завоевания душ. Наступает революционный период... Надо переходить к революционным методам борьбы... Если мы не будем сами сопротивляться, пропадем». В марте 1982 Семанов был схвачен и отвезен в Лефортово (после допроса отпущен). Вместе с Семановым пострадал еще один сотрудник журнала «Человек и закон» — Г. В. Рыжиков, составивший ряд документов, в которых выдвигал требование «чистки» высшего партийного аппарата, засоренного сионистами и им сочувствовавшими.
В к. 1981 космополитические власти разгромили редакцию журнала «Наш современник», уволив двух заместителей главного редактора, в том числе выдающегося русского публициста Ю. И. Селезнева (вскоре после этого скончавшегося).
На совещаниях в ЦК подверглись критике такие выдающиеся книги русских писателей, как «Лад» В. И. Белова и «Память» В. А. Чивилихина. Слово «русский» как бы изымается из официального обихода. В газете «Правда» организуются выступления еврейских интеллигентов против изучения русской истории и культуры. В «Литературной газете» и журнале «Вопросы литературы» велись нападки на ученых, изучавших творчество русских философов Соловьева, Федорова, Флоренского.
Антирусская история космополитической и еврейской интеллигенции стала прологом к установлению антирусского, криминально-космополитического режима Ельцина и разрушения СССР.
О. Платонов
РУСЛАНОВА Лидия Андреевна (14/27.10.1900–21.09.1973), русская певица (контральто). Родилась в Мордовии в с. Чернавка. В 1914–16 брала уроки пения у М. Е. Медведева в Саратове. В 1917 начала профессиональную деятельность. Выступала перед красноармейцами с исполнением русских народных песен. В 1925–32 — солистка Центрального дома Красной Армии, в 1933–48 — в Государственном объединении музыкальных, эстрадных и цирковых предприятий, с 1953 артистка Всесоюзного гастрольно-концертного объединения. В годы Великой Отечественной войны неоднократно выезжала на фронт в составе фронтовых концертных бригад.
Главное место в репертуаре Руслановой занимали русские народные песни («Вот мчится тройка удалая», «Златые горы», «Камаринская», «Саратовские частушки», «Уморилась» и др.), а также песни советских композиторов. Книга воспоминаний «Жизнь моя, песня» (1968).
РУСОФОБИЯ, ненависть к русскому народу со стороны определенной части западного мира и еврейства. Русофобия является результатом коренных религиозных и цивилизационных различий между Россией и Западом. Если для России Бог — Господь наш Иисус Христос, смерть поправый и дьявола упразднивый, пришедший в мир грешных спасти, то у Запада бог совершенно иной — это князь мира сего, бог наживы и беспредельного эгоизма, бог тщеславия и корысти, о котором Священное Писание предупреждает:
Русофобия имеет древние корни. Еще в высказываниях иностранцев, посещавших Русь в XV—XVII вв., чувствуется нескрываемая ненависть и недоброжелательность. Приписывая русским все общечеловеческие пороки и слабости, свойственные и им самим, иностранные путешественники насыщали свои путевые очерки массой фактических выдумок, сплетен и клеветнических слухов, вызывавших у их соотечественников неприязнь и отвращение к России. Как писал А. С. Хомяков: «И сколько во всем этом вздора, сколько невежества! Какая путаница в понятиях и даже в словах, какая бесстыдная ложь, какая наглая злоба! Поневоле родится чувство досады, поневоле спрашиваешь: на чем основана такая злость, чем мы ее заслужили? Вспомнишь, как того-то мы спасли от неизбежной гибели; как другого, порабощенного, мы подняли, укрепили; как третьего, победив, мы спасли от мщенья и т. д. Досада нам позволительна; но досада скоро сменяется другим, лучшим чувством — грустью истинной и сердечной. В нас живет желание человеческого сочувствия; в нас беспрестанно говорит теплое участие к судьбе нашей иноземной братии, к ее страданьям, так же как к ее успехам; к ее надеждам, так же как к ее славе. И на это сочувствие, и на это дружеское стремление мы никогда не находим ответа: ни разу слова любви и братства, почти ни разу слова правды и беспристрастия. Всегда один отзыв — насмешка и ругательство; всегда одно чувство — смешение страха с презрением. Не того желал бы человек от человека. Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этою самостоятельной силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов, отказать нам в этом праве они не могут, но и смириться с тем — тоже».
По мере усиления России в XVIII—XIX вв. увеличивалась и русофобия. «К самым примечательным явлениям момента, — писал в 1902 германский канцлер Бюлов, — принадлежит постепенное выявление антирусского течения, даже там, где это меньше всего ожидаешь... Для меня растущая русофобия — установленный факт, в достаточной мере объясняющийся событиями последней четверти века».
«Для Запада русское инородно, беспокойно, чуждо, странно и непривлекательно. Их мертвое сердце мертво и для нас. Они горделиво смотрят на нас сверху вниз и считают нашу культуру или ничтожной, или каким-то большим и загадочным «недоразумением»... В мире есть народы, государства, правительства, церковные центры, закулисные организации и отдельные люди — враждебные России, особенно православной России, тем более императорской и не расчлененной России. Подобно тому, как есть «англофобы», «германофобы», «японофобы», так мир изобилует «русофобами», врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех. Это надо продумать и почувствовать до конца» (И. А. Ильин).
Наиболее полно понятие «русофобия» было разработано в 1980–х в одноименной книге выдающегося русского ученого И. Р. Шафаревича.
О. Платонов
«РУССКАЯ БЕСЕДА», журнал славянофилов и патриотов, выходил в Москве в 1856–60. Издатель-редактор А. И. Кошелев, соредакторы Т. И. Филиппов, далее П. И. Бартенев, М. А. Максимович, И. С. Аксаков. Издание было предпринято на паях. Пайщики А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин, А. С. Хомяков и В. А. Черкасский составляли совет редакции. В журнале сотрудничали К. С. Аксаков, И. Д. Беляев, Н. П. Гиляров-Платонов, А. Ф. Гильфердинг, И. В. Киреевский, С. П. Шевырев, В. И. Даль, Ф. И. Тютчев.
«РУССКАЯ БЕСЕДА», литературно-политический журнал патриотического направления, выходил в Петербурге в 1895–96. Девиз журнала: «Бога бойтесь, царя чтите!» В журнале принимали участие лучшие русские историки, писатели и публицисты А. А. Введенский, Д. И. Иловайский, С. Ф. Шарапов и др. Издатели А. В. Васильев, Е. А. Евдокимов, издатель-редактор B. C. Драгомирецкий.
«РУССКАЯ ГАЗЕТА», литературно-политическая газета патриотического направления, издавалась в Петербурге в 1886–90. Издатель-редактор — В. Г. Авсеенко.
«РУССКАЯ ГАЗЕТА», политическая, общественная, экономическая и литературная газета патриотического направления, издавалась в Москве в 1877–82. Стояла на твердых православно-монархических позициях, осуждала либерально-масонское и революционное движение. Издатели-редакторы — Н. А. Александровский, И. И. Смирнов, Н. И. Пастухов и др.
РУССКАЯ ИДЕЯ, совокупность понятий, выражающих историческое своеобразие и особое призвание русского народа.
Эта идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чем он прав перед лицом Божиим и самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь; это то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших детях и в грядущих поколениях и довести до настоящей чистоты и полноты бытия — во всем: в нашей культуре и в нашем быту, в наших душах и в нашей вере, в наших учреждениях и законах. Русская идея есть нечто живое, простое и творческое. Россия жила ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях. Об этой идее мы можем сказать: так было, и когда так бывало, то осуществлялось прекрасное; и так будет, и чем полнее и сильнее это будет осуществляться, тем будет лучше.
Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего свое видение воле для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и чтить Россию. А пока не умеют или не хотят узнать, отвертываются, судят о России свысока и говорят о ней слова неправды, зависти и вражды. Главное в жизни есть любовь, и именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте, восприняла исторически от христианства: она отозвалась сердцем на Божие благовестие, на главную заповедь Божию и уверовала, что «Бог есть Любовь». Русское Православие есть христианство не столько от Павла, сколько от Иоанна, Иакова и Петра. Оно воспринимает Бога не воображением, которому нужны страхи и чудеса для того, чтобы испугаться и преклониться перед «силою» (первобытные религии); не жадною и властною земною волею, которая в лучшем случае догматически принимает моральное правило, повинуется закону и сама требует повиновения от других (иудаизм и католицизм); не мыслью, которая ищет понимания и толкования и затем склонна отвергать то, что ей кажется непонятным (протестантство). Русское Православие воспринимает Бога любовью, воссылает Ему молитву любви и обращается с любовью к миру и к людям. Этот дух определил собою акт православной веры, православное богослужение, наши церковные песнопения и церковную архитектуру. Русский народ принял христианство не от меча, не по расчету, не страхом и не умственностью, а чувством, добротою, совестью и сердечным созерцанием. Когда русский человек верует, то он верует не волею и не умом, а огнем сердца. Когда его вера созерцает, то она не предается соблазнительным галлюцинациям, а стремится увидеть подлинное совершенство. Когда его вера желает, то она желает не власти над вселенною (под предлогом своего правоверия), а совершенного качества. В этом корень русской идеи. В этом ее творческая сила на века.
И все это не идеализация и не миф, а живая сила русской души и русской истории. О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также и о свободолюбии русских славян свидетельствуют единогласно древние источники — и византийские, и арабские. Русская народная сказка вся проникнута певучим добродушием. Русская песня есть прямое излияние сердечного чувства во всех его видоизменениях. Русский танец есть импровизация, проистекающая из переполненного чувства. Первые исторические русские князья суть герои сердца и совести (Владимир, Ярослав, Мономах). Первый русский святой (Феодосий) — есть явление сущей доброты. Духом сердечного и совестного созерцания проникнуты русские летописи и наставительные сочинения. Этот дух живет в русской поэзии и литературе, в русской живописи и в русской музыке. История русского правосознания свидетельствует о постепенном проникновении его этим духом, духом братского сочувствия и индивидуализирующей справедливости. А русская медицинская школа есть его прямое порождение (диагностические интуиции живой страдающей личности).
Итак, любовь есть основная духовно-творческая сила русской души. Без любви русский человек есть неудавшееся существо. Цивилизующие суррогаты любви (долг, дисциплина, формальная лояльность, гипноз внешней законопослушности) сами по себе ему мало свойственны. Без любви — он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. Ни во что не веруя, русский человек становится пустым существом без идеала и без цели. Ум и воля русского человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою.
И при всем том первое проявление русской любви и русской веры есть живое созерцание.
Созерцанию нас учило прежде всего наше равнинное пространство, наша природа с ее далями и облаками, с ее реками, лесами, грозами и метелями. Отсюда наше неутолимое взирание, наша мечтательность, наша «созерцающая лень» (Пушкин), за которой скрывается сила творческого воображения. Русскому созерцанию давалась красота, пленявшая сердце, и эта красота вносилась во все — от ткани и кружева до жилищных и крепостных строений. От этого души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю культуру — в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию. Русскому человеку присуща потребность увидеть любимое вживе и въяве и потом выразить увиденное — поступком, песней, рисунком или словом. Вот почему в основе всей русской культуры лежит живая очевидность сердца, а русское искусство всегда было чувственным изображением нечувственно узренных обстояний. Именно эта живая очевидность сердца лежит в основе русского исторического монархизма. Россия росла и выросла в форме монархии не потому, что русский человек тяготел к зависимости или к политическому рабству, как думают многие на Западе, но потому, что государство в его понимании должно быть художественно и религиозно воплощено в едином лице, — живом, созерцаемом, беззаветно любимом и всенародно «созидаемом» и укрепляемом этой всеобщей любовью.
Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы, и творчество их без нее угасает. Сердцу нельзя приказывать любить, его можно только зажечь любовью. Созерцанию нельзя предписать, что ему надо видеть и что оно должно творить. Дух человека есть бытие личное, органическое и самодеятельное: он любит и творит сам, согласно своим внутренним необходимостям. Этому соответствовало исконное славянское свободолюбие и русско-славянская приверженность к национально-религиозному своеобразию. Этому соответствовала и православная концепция христианства: не формальная, не законническая, не морализирующая, но освобождающая человека к живой любви и к живому совестному созерцанию. Этому соответствовала и древняя русская (и церковная, и государственная) терпимость ко всякому иноверию и ко всякой иноплеменности, открывшая России пути к имперскому (не «империалистическому») пониманию своих задач.
Русскому человеку свобода присуща как бы от природы. Она выражается в той органической естественности и простоте, в той импровизаторской легкости и непринужденности, которая отличает восточного славянина от западных народов вообще и даже от некоторых западных славян. Эта внутренняя свобода чувствуется у нас во всем: в медлительной плавности и певучести русской речи, в русской походке и жестикуляции, в русской одежде и пляске, в русской пище и в русском быту. Русский мир жил и рос в пространственных просторах и сам тяготел к просторной нестесненности. Природная темпераментность души влекла русского человека к прямодушию и открытости (Святославово «иду на вы»), превращала его страстность в искренность и возводила эту искренность к исповедничеству и мученичеству.
Еще при первом вторжении татар русский человек предпочитал смерть рабству и умел бороться до последнего. Таким он оставался и на протяжении всей своей истории. И не случайно, что за войну 1914–17 из 1400000 русских пленных в Германии 260000 человек (18,5%) пытались бежать из плена. «Такого процента попыток не дала ни одна нация» (Н. Н. Головин). И если мы, учитывая это органическое свободолюбие русского народа, окинем мысленным взором его историю с ее бесконечными войнами и длительным закрепощением, то мы должны будем не возмутиться сравнительно редкими (хотя и жестокими) русскими бунтами, а преклониться перед той силою государственного инстинкта, духовной лояльности и христианского терпения, которую русский народ обнаруживал на протяжении всей своей истории.
Итак, русская идея есть идея свободно созерцающего сердца. Однако это созерцание призвано быть не только свободным, но и предметным. Ибо свобода, принципиально говоря, дается человеку не для саморазнуздания, а для органически-творческого самооформления, не для беспредметного блуждания и произволения, а для самостоятельного нахождения предмета и пребывания в нем. Только так возникает и зреет духовная культура. Именно в этом она и состоит.
Вся жизнь русского народа могла бы быть выражена и изображена так: свободно созерцающее сердце искало и находило свой верный и достойный Предмет. По-своему находило его сердце юродивого, по-своему — сердце странника и паломника; по-своему предавалось религиозному предмето-видению русское отшельничество и старчество; по-своему держалось за священные традиции Православия русское старообрядчество; по-своему, совершенно по-особому вынашивала свои славные традиции русская армия; по-своему же несло тягловое служение русское крестьянство и по-своему же вынашивало русское боярство традиции русской православной государственности; по-своему утверждали свое предметное видение те русские праведники, которыми держалась Русская земля и облики коих художественно показал Н. С. Лесков. Вся история русских войн есть история самоотверженного предметного служения Богу, Царю и Отечеству; а, напр., русское казачество сначала искало свободы, а потом уже научилось предметному государственному патриотизму. Россия всегда строилась духом свободы и предметности и всегда шаталась и распадалась, как только этот дух ослабевал, — как только свобода извращалась в произвол и посягание, в самодурство и насилие, как только созерцающее сердце русского человека прилеплялось к беспредметным или противопредметным содержаниям.
Такова русская идея: свободно и предметно созерцающая любовь и определяющаяся этим жизнь и культура. Там, где русский человек жил и творил из этого акта, — он духовно осуществлял свое национальное своеобразие и производил свои лучшие создания во всем: в праве и в государстве, в одинокой молитве и в общественной организации, в искусстве и в науке, в хозяйстве и в семейном быту, в церковном алтаре и на царском престоле. Божий дары — история и природа — сделали русского человека именно таким. В этом нет его заслуги, но этим определяется его драгоценная самобытность в сонме других народов. Этим определяется и задача русского народа: быть таким со всей возможной полнотой и творческой силой, блюсти свою духовную природу, не соблазняться чужими укладами, не искажать своего духовного лица искусственно пересаживаемыми чертами и творить свою жизнь и культуру именно этим духовным актом.
Исходя из русского уклада души, нам следует помнить одно и заботиться об одном: как бы нам наполнить данное нам свободное и любовное созерцание настоящим предметным содержанием; как бы нам верно воспринять и выразить Божественное по-своему; как бы нам петь Божьи песни и растить на наших полях Божьи цветы. Мы призваны не заимствовать у других народов, а творить свое по-своему; но так, чтобы это наше и по-нашему созданное было на самом деле верно и прекрасно, т. е. предметно. Мы призваны творить свое и по-своему; русское по-русски.
У других народов был издревле другой характер и другой творческий уклад: свой особый — у иудеев, свой особый — у греков, особливый у римлян, иной у германцев, иной у галлов, иной у англичан. У них другая вера, другая «кровь в жилах», другая наследственность, другая природа, другая история. У них свои достоинства и свои недостатки. Кто из нас захочет заимствовать их недостатки? Никто. А достоинства нам даны и заданы наши собственные. И когда мы сумеем преодолеть свои национальные недостатки, — совестью, молитвою, трудом и воспитанием, тогда наши достоинства расцветут так, что о чужих никто из нас не захочет и помышлять.
Так, например, все попытки заимствовать у католиков их волевую и умственную культуру были бы для нас безнадежны. Их культура выросла исторически из преобладания воли над сердцем, анализа над созерцанием, рассудка во всей его практической трезвости над совестью, власти и принуждения над свободою. Как же мы могли бы заимствовать у них эту культуру, если у нас соотношение этих сил является обратным? Ведь нам пришлось бы погасить в себе силы сердца, созерцания, совести и свободы или, во всяком случае, отказаться от их преобладания. И неужели есть наивные люди, воображающие, что мы могли бы достигнуть этого, заглушив в себе славянство, искоренив в себе вековечное воздействие нашей природы и истории, подавив в себе наше органическое свободолюбие, извергнув из себя естественную православность души и непосредственную искренность духа? И для чего? Для того чтобы искусственно привить себе чуждый нам дух иудаизма, пропитывающий католическую культуру, и далее — дух римского права, дух умственного и волевого формализма и, наконец, дух мировой власти, столь характерный для католиков? А в сущности говоря, для того чтобы отказаться от собственной, исторически и религиозно заданной нам культуры духа, воли и ума: ибо нам не предстоит в будущем пребывать исключительно в жизни сердца, созерцания и свободы и обходиться без воли, без мысли, без жизненной формы, без дисциплины и без организации. Напротив, нам предстоит вырастить из свободного сердечного созерцания — свою особую, новую русскую культуру воли, мысли и организации. Россия не есть пустое вместилище, в которое можно механически, по произволу, вложить все, что угодно, не считаясь с законами ее духовного организма. Россия есть живая духовная система со своими историческими дарами и заданиями. Мало того, за нею стоит некий божественный исторический замысел, от которого мы не смеем отказаться и от которого нам и не удалось бы отречься, если бы мы даже того и захотели. И все это выговаривается русской идеей.
Эта русская идея созерцающей любви и свободной предметности сама по себе не судит и не осуждает инородные культуры. Она только не предпочитает их и не вменяет их себе в закон. Каждый народ творит то, что он может, исходя из того, что ему дано. Но плох тот народ, который не видит того, что дано именно ему, и потому ходит побираться под чужими окнами. Россия имеет свои духовно-исторические дары и призвана творить свою особую духовную культуру: культуру сердца, созерцания, свободы и предметности. Нет единой общеобязательной «западной культуры», перед которой все остальное — «темнота» или «варварство». Запад нам не указ и не тюрьма. Его культура не есть идеал совершенства. Строение его духовного акта (или, вернее, его духовных актов), может быть, и соответствует его способностям и его потребностям, но нашим силам, нашим заданиям, нашему историческому призванию и душевному укладу оно не соответствует и не удовлетворяет. И нам незачем гнаться за ним и делать себе из него образец. У Запада свои заблуждения, недуги, слабости и опасности. Нам нет спасения в западничестве. У нас свои пути и свои задачи. И в этом — смысл русской идеи.
Однако это не гордость и не самопревознесение. Ибо, желая идти своими путями, мы отнюдь не утверждаем, будто мы ушли на этих путях очень далеко или будто мы всех опередили. Подобно этому мы совсем не утверждаем, будто все, что в России происходит и создается, совершенно, будто русский характер не имеет своих недостатков, будто наша культура свободна от заблуждений, опасностей, недугов и соблазнов. В действительности мы утверждаем иное: хороши мы в данный момент нашей истории или плохи, мы призваны и обязаны идти своим путем — очищать свое сердце, укреплять свое созерцание, осуществлять свою свободу и воспитывать себя к предметности. Как бы ни были велики наши исторические несчастья и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских содержаний и русской формы, а не ходить «в кусочки», собирая на мнимую бедность. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Бога и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру — из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом — смысл русской идеи.
Эту национальную задачу нашу мы должны верно понять, не искажая ее и не преувеличивая. Мы должны заботиться не об оригинальности нашей, а о предметности нашей души и нашей культуры; оригинальность же «приложится» сама, расцветая непреднамеренно и непосредственно. Дело совсем не в том, чтобы быть ни на кого не похожим; требование «будь как никто» неверно, нелепо и не осуществимо. Чтобы расти и цвести, не надо коситься на других, стараясь ни в чем не подражать им и ничему не учиться у них. Нам надо не отталкиваться от других народов, а уходить в собственную глубину и восходить из нее к Богу; надо не оригинальничать, а добиваться Божьей правды; надо не предаваться восточнославянской мании величия, а искать русскою душою предметного служения. И в этом смысл русской идеи.
Вот почему так важно представить себе наше национальное призвание со всей возможной живостью и конкретностью. Если русская духовная культура исходит из сердца, созерцания, свободы и совести, то это отнюдь не означает, что она «отрицает» волю, мысль, форму и организацию. Самобытность русского народа совсем не в том, чтобы пребывать в безволии и безмыслии, наслаждаться бесформенностью и прозябать в хаосе; но в том, чтобы выращивать вторичные силы русской культуры (волю, мысль, форму и организацию) из ее первичных сил (из сердца, из созерцания, из свободы и совести). Самобытность русской души и русской культуры выражается именно в этом распределении ее сил на первичные и вторичные: первичные силы определяют и ведут, а вторичные вырастают из них и приемлют от них свой закон. Так уже было в истории России. И это было верно и прекрасно. Так должно быть и впредь, но еще лучше, полнее и совершеннее.
1. Согласно этому — русская религиозность должна по-прежнему утверждаться на сердечном созерцании и свободе и всегда блюсти свой совестный акт. Русское Православие должно чтить и охранять свободу веры — и своей, и чужой. Оно должно созидать на основе сердечного созерцания свое особое православное богословие, свободное от рассудочного, формального, мертвенного, скептически слепого резонерства западных богословов; оно не должно перенимать моральную казуистику и моральный педантизм у Запада, оно должно исходить из живой и творческой христианской совести (
2. Русское искусство — призвано блюсти и развивать тот дух любовной созерцательности и предметной свободы, которым оно руководилось доселе. Мы отнюдь не должны смущаться тем, что Запад совсем не знает русскую народную песню, еле начинает ценить русскую музыку и совсем еще не нашел доступа к нашей дивной русской живописи. Не дело русских художников (всех искусств и всех направлений) заботиться об успехе на международной эстраде и на международном рынке — и приспособляться к их вкусам и потребностям; им не подобает «учиться» у Запада — ни его упадочному модернизму, ни его эстетической бескрылости, ни его художественной беспредметности и снобизму. У русского художества свои заветы и традиции, свой национальный творческий акт; нет русского искусства без горящего сердца; нет русского искусства без сердечного созерцания; нет его без свободного вдохновения; нет и не будет его без ответственного, предметного и совестного служения. А если будет это все, то будет и впредь художественное искусство в России, со своим живым и глубоким содержанием, формою и ритмом.
3. Русская наука — не призвана подражать западной учености ни в области исследования, ни в области мировосприятия. Она призвана вырабатывать свое мировоспитание, свое исследовательство. Это совсем не значит, что для русского человека «необязательна» единая общечеловеческая логика или что у его науки может быть другая цель, кроме предметной истины. Напрасно было бы толковать этот призыв как право русского человека на научную недоказательность, безответственность, на субъективный произвол или иное разрушительное безобразие. Но русский ученый призван вносить в свое исследовательство начала сердца, созерцательности, творческой свободы и живой ответственности совести. Русский ученый призван вдохновенно любить свой предмет так, как его любили Ломоносов, Пирогов, Менделеев, Сергей Соловьев, Забелин, Лебедев, кн. Сергей Трубецкой. Русская наука не может и не должна быть мертвым ремеслом, грузом сведений, безразличным материалом для произвольных комбинаций, технической мастерской, школой бессовестного умения.
Русский ученый призван насыщать свое наблюдение и свою мысль живым созерцанием — и в естествознании, и в высшей математике, и в истории, и в юриспруденции, и в экономике, и в филологии, и в медицине. Рассудочная наука, не ведущая ничего, кроме чувственного наблюдения, эксперимента и анализа, есть наука духовно слепая, она не видит предмета, а наблюдает одни оболочки его; прикосновение ее убивает живое содержание предмета; она застревает в частях и кусочках и бессильна подняться к созерцанию целого. Русский же ученый призван созерцать жизнь природного организма; видеть математический предмет; зреть в каждой детали русской истории дух и судьбу своего народа; растить и укреплять свою правовую интуицию; видеть целостный экономический организм своей страны; созерцать целостную жизнь изучаемого им языка; врачебным зрением постигать страдание своего пациента.
К этому должна присоединиться творческая свобода в исследовании. Научный метод не есть мертвая система приемов, схем и комбинаций. Всякий настоящий, творческий исследователь всегда вырабатывает свой, новый метод. Ибо метод есть живое, ищущее движение к предмету, творческое приспособление к нему, «из-следование», «изобретение», вживание, вчувствование в предмет, нередко импровизация, иногда перевоплощение. Русский ученый по всему складу своему призван быть не ремесленником и не бухгалтером явления, а художником в исследовании; ответственным импровизатором, свободным пионером познания. Отнюдь не впадая в комическую претенциозность или в дилетантскую развязность самоучек, русский ученый должен встать на свои ноги. Его наука должна стать наукой творческого созерцания — не в отмену логики, а в наполнение ее живою предметностью; не в попрание факта и закона, а в узрение целостного предмета, скрытого за ними.
4. Русское право и правоведение должны оберегать себя от западного формализма, от самодовлеющей юридической догматики, от правовой беспринципности, от релятивизма и сервилизма. России необходимо новое правосознание, национальное по своим корням, христиански православное по своему духу и творчески содержательное по своей цели. Для того чтобы создать такое правосознание, русское сердце должно увидеть духовную свободу как предметную цель права и государства и убедиться в том, что в русском человеке надо воспитать свободную личность с достойным характером и предметною волею. России необходим новый государственный строй, в котором свобода раскрыла бы ожесточенные и утомленные сердца, чтобы сердца по-новому прилепились бы к родине и по-новому обратились к национальной власти, с уважением и доверием. Это открыло бы нам путь к исканию и нахождению новой справедливости и настоящего русского братства. Но все это может осуществиться только через сердечное и совестное созерцание, через правовую свободу и предметное правосознание.
Куда бы мы ни взглянули, к какой бы стороне жизни мы ни обратились — к воспитанию или к школе, к семье или к армии, к хозяйству или к нашей многоплеменности, — мы видим всюду одно и то же: Россия может быть обновлена и будет обновлена в своем русском национальном строении именно этим духом — духом сердечного созерцания и предметной свободы. Что такое русское воспитание без сердца и без интуитивного восприятия детской личности? Как возможна в России бессердечная школа, не воспитывающая детей к предметной свободе? Возможна ли русская семья без любви и совестного созерцания? Куда заведет нас новое рассудочное экономическое доктринерство, по-коммунистически слепое и противоестественное? Как разрешим мы проблему нашего многонационального состава, если не сердцем и не свободою? А русская армия никогда не забудет суворовской традиции, утверждавшей, что солдат есть личность, живой очаг веры и патриотизма, духовной свободы и бессмертия...
Таков основной смысл формулированной мною русской идеи. Она не выдумана мною. Ее возраст есть возраст самой России. А если мы обратимся к ее религиозному источнику, то мы увидим, что это есть идея православного христианства. Россия восприняла свое национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия.
И. А. Ильин
РУССКАЯ ПРАВДА, свод древнерусского права XI-XIII вв. Включала отдельные нормы «Закона Русского», Правду Ярослава Мудрого (т. н. Древнейшая Правда), Правду Ярославичей, Устав Владимира Мономаха и др. Посвящена защите жизни и имущества княжеских дружинников, слуг; свободных сельских общинников и горожан; регламентировала положение зависимых людей; излагала нормы обязательственного и наследственного права и др. Сохранилась в трех редакциях: Краткой, Пространной, Сокращенной (списки XIII — XVIII вв.).
Русская Правда, сложившаяся еще на основе законов, существовавших в X в., включила в себя нормы правового регулирования, возникшие из обычного права, то есть народных традиций и обычаев.
Содержание Русской Правды свидетельствует о высоком уровне развития экономических отношений, богатых хозяйственных связей, регулируемых законом. «Правда, — писал историк В. О. Ключевский, — строго отличает отдачу имущества на хранение — «поклажу» от «займа», простой заем, одолжение по дружбе, от отдачи денег в рост из определенного условленного процента, процентный заем краткосрочный от долгосрочного и, наконец, заем — от торговой комиссии и вклада в торговое компанейское предприятие из неопределенного барыша или дивиденда. Правда дает далее определенный порядок взыскания долгов с несостоятельного должника при ликвидации его дел, умеет различать несостоятельность злостную от несчастной. Что такое торговый кредит и операции в кредит — хорошо известно Русской Правде. Гости, иногородние или иноземные купцы, «запускали товар» за купцов туземных, т. е. продавали им в долг. Купец давал гостю, купцу-земляку, торговавшему с другими городами или землями, «куны в куплю», на комиссию для закупки ему товара на стороне; капиталист вверял купцу «куны и гостьбу», для оборота из барыша».
Вместе с тем, как видно из прочтения экономических статей Русской Правды, нажива, погоня за прибылью не являются целью древнерусского общества. Главная экономическая мысль Русской Правды — стремление к обеспечению справедливой компенсации, вознаграждения за нанесенный ущерб в условиях самоуправляемых коллективов. Сама правда понимается как справедливость, а ее осуществление гарантируется общиной и другими самоуправляемыми коллективами.
Главная функция Русской Правды — обеспечить справедливое, с точки зрения народной традиции, решение проблем, возникавших в жизни, обеспечить баланс между общинами и государством, осуществить регулирование организации и оплаты труда по выполнению общественных функций (сбор виры, строительство укреплений, дорог и мостов).
Русская Правда имела огромное значение в дальнейшем развитии русского права. Она легла в основу многих норм международного договора Новгорода и Смоленска (XII—XIII вв.), Новгородской и Псковской судных грамот, Судебника 1497 и др.
О. П.
«РУССКАЯ ПРАВДА», литературный альманах патриотического направления, вышел в Киеве в 1860. Стоял на твердых позициях: «Православие. Самодержавие. Народность». Призывал правительство к борьбе с либерально-космополитическими и революционными элементами. Выступал за просвещение народа на основах Православия.
«РУССКАЯ СТАРИНА», исторический журнал, выходил в Петербурге в 1870–1918. Основатель журнала — М. И. Семевский. Издатели-редакторы — В. А. Семевский, М. И. Семевский, Н. К. Шильдер, А. С. Лапинский, С. П. Зыков и др. В журнале опубликовано большое количество документов и материалов по русской истории, воспоминания русских людей. Журнал сыграл большую роль в развитии национального самосознания русского народа.
«РУССКИЙ АРХИВ», историко-литературный сборник, выходил в Москве в 1863–1917. Издатель П. И. Бартенев (позднее Ю. Бартенев). В сборнике опубликовано большое количество документов и материалов по русской истории XVIII—XIX вв. В числе главных сотрудников архива Н. П. Барсуков, Я. К. Грот, Д. И. Иловайский, М. Н. Лонгинов, Л. Н. Майков и др. Многочисленные сборники «Архива» сыграли большую роль в развитии русского национального самосознания.
«РУССКИЙ БИОГРАФИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ», самое крупное энциклопедическое издание о жизни выдающихся деятелей России с древнейших времен до 1893 года. Издателем словаря был А. А. Половцов, смотревший на него как на «государственное дело», «осуществление патриотической мысли». Издание стояло на твердых православно-монархических позициях. Всего вышло 25 томов, словарь остался незавершенным, последний том вышел из печати в 1918.
О. П.
«РУССКИЙ ВЕСТНИК», ежемесячный журнал патриотического направления, выходил в 1841–44 в Петербурге. Редактор-издатель — Н. И. Греч, затем Н. А. Полевой, П. П. Каменский. Целью издания было «содействовать своему монарху в его боголюбивых подвигах водворения в России истинного просвещения, любви к правде и добру и наслаждения благородными и высокими науками и изящными искусствами». Среди авторов журнала Ф. Н. Глинка, С. Н. Глинка, Н. В. Кукольник, И. М. Снегирев. Журнал осудил «Ревизор» и «Мертвые души» Н. В. Гоголя за упрощенный и тенденциозный взгляд на русскую жизнь, с чем в конце жизни согласился и сам автор.
«РУССКИЙ ВЕСТНИК», еженедельная газета патриотического направления, выходит в Москве с 1991 года, издатель-редактор — А. А. Сенин. Газета занимает твердую православно-монархическую позицию, выступает против засилья либерально-масонской и иудейской идеологии. В работе газеты принимают участие лучшие русские ученые, писатели и публицисты.
«РУССКИЙ ВЕСТНИК», литературный и политический журнал патриотического направления, выходил в 1856–1906 в Москве и Петербурге. Издатель-редактор М. Н. Катков, с 1887 — К. Н. Церетелев, позже — Ф. Н. Берг и др. В 1856–61 занимал либерально-космополитические позиции, с 1861, отказавшись от них, стал одним из главных патриотических органов печати. Журнал подвергал резкой критике антирусских, космополитических деятелей Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева и т. п. В журнале впервые публикуются «Бесы» Ф. М. Достоевского, «На ножах» Н. С. Лескова, «Взбаламученное море» А. Ф. Писемского.
«РУССКИЙ ВОИН», иллюстрированный журнал патриотического направления для русских солдат, выходил в Одессе в 1906–14. Стоял на твердых православно-монархических позициях. Девиз: «Русский солдат — воин Божий, защитник Отечества, слуга Царю». Редактор П. М. Андрианов.
«РУССКИЙ ЗРИТЕЛЬ», журнал русской истории, археологии, словесности и сравнительных костюмов патриотического направления, выходил в Москве в 1828–30. Издатели-редакторы Д. П. Ознобишин и К. Ф. Калайдович. В числе авторов С. Т. Аксаков, М. А. Дмитриев, И. В. Киреевский, М. А. Максимович, С. П. Шевырев.
«РУССКИЙ КЛУБ», объединение национальной русской интеллигенции. Негласно возникло в 1968 в составе ВООПИК под крышей секции по комплексному изучению русской истории и культуры. В этом клубе впервые за многие годы начинают обсуждаться животрепещущие вопросы формирования и развития русской культуры и духовности. В национальный оборот снова включаются ранее запрещенные даже упоминать имена выдающихся русских деятелей и мыслителей прошлого: Данилевского, Каткова, Розанова, Леонтъева, Победоносцева, Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского. «Русский клуб» возглавляли писатель Д. А. Жуков (председатель), историк С. Н. Семанов и П. В. Палиевский (заместители), а от аппарата ВООПИК клуб курировал И. А. Блоконь. В течение нескольких лет клуб был центром формирования и развития русской патриотической мысли. Лучшие умы России пытаются осмыслить причины трагедии, постигшей Отечество. Клуб собирался в Высокопетровском монастыре в Москве. На его заседаниях, кроме уже перечисленных выше деятелей ВООПИК и участников конференции в Новгороде, активно работали: В. А. Чивилихин, В. А. Чалмаев, В. В. Сорокин, И. И. Кобзев, И. С. Глазунов, Ю. Л. Прокушев, Г. В. Серебряков, С. Г. Котенко, И. А. Кольченко, О. Н. Михайлов, Н. М. Сергованцев, А. И. Байгушев, О. И. Журин, В. А. Виноградов, М. П. Кудрявцев, В. Д. Захарченко, Л. П. Кабальчик, Н. А. Сверчков, З. А. Ткачик, А. П. Ланщиков, Е. И. Осетров, А. В. Никонов, С. Ю. Куняев.
«Организационно, — писал один из членов «Русского клуба» А. И. Байгушев, — мы приняли церковную структуру. Монастырь, Петровка, 28, был у нас чистилищем. Здесь был как бы открытый храм, и сюда свободно в любой день, в любой час могли зайти на постоянную службу, т. е. на любое мероприятие, любой творческий вечер, русские миряне. Здесь мы приглядывались в новым лицам, отбирали, кого какими интересами привлечь, а кого постараться под тем или иным предлогом отшить. Постоянные и проверенные (в общении, в «соблазнах», мы не гнушались и анкетой) попадали под негласный статус оглашенных. Их мы уже сами начинали настойчиво приглашать на русские мероприятия, давали несложные, больше для проверки, просветительные поручения. Из «оглашенных» лучшие попадали в «верные» и уже могли посещать наши «русские вторники», на которых шла основная духовно-строительная работа. Здесь поочередно каждым из наиболее активных членов «Русского клуба» делался доклад на предложенную им самим русскую тему».
«Мы, — сообщает тот же член клуба, — не решались начинать хотя бы закрытые собрания «Русского клуба» с молитвы. Хотя священники появлялись рядом с нами на наших «светских» собраниях впервые не замаскированно, не стыдливо, а гордо в облачении и при регалиях, но нам только еще предстояло вернуть... самим себе собственное русское достоинство, чтобы не дрожать перед иудо-атеистами, а гордо осенять себя на людях нашим православным крестом. Однако «безмолвие» (исихазм) и благородный «византизм» сразу стали духовными знаменами «Русского клуба». Валентин Дмитриевич Иванов, знаменитый исторический писатель, автор «Руси изначальной» и «Руси Великой», с первых же шагов «Великорусского монастыря» стал его иереем. После многих лет преследования и травли он с особенным жаром отдавался клубу, найдя здесь самую благородную, затаив дыхание слушающую его аудиторию. И то же надо сказать об Олеге Васильевиче Волкове, несломленном многолетним ГУЛАГом публицисте, дворянине самых высоких кровей, вдруг радостно увидевшем, что Россия еще жива, что идет молодая здоровая смена, в которой не убит масонским интернационализмом православный русский дух».
Несмотря на возвышенный «византизм» и внешне почти церковные формы организации «Русского клуба», большинство его членов оставались практически неверующими и невоцерковленными людьми, хотя все они осознавали огромную созидательную и жертвенную роль Православной Церкви в русской истории и культуре. Осуждая еврейский большевизм за геноцид русского народа, они вместе с тем не смешивали его с русским государственным направлением, которое придал коммунистической власти И. В. Сталин. Более того, некоторые члены клуба были горячими почитателями этого великого человека. Положительный опыт сталинских национальных реформ 1940–х — н. 1950–х, остановленных космополитическим режимом Хрущева, подталкивал их к абсурдной мысли о возможности соединения большевизма с Православием (С. Н. Семанов) или, как иначе выражались Г. М. Шиманов и М. Ф. Антонов, «соединения Нила Сорского и Ленина», Православия с ленинизмом. Конечно, такие мысли могли возникнуть только в атеистическом сознании. По мере его изживания и воцерковления взгляды «национал-коммунистов» менялись в сторону традиционной русской идеологии.
Деятельность «Русского клуба» внесла большой вклад в возрождение национального сознания и в воспитание сотен, а может быть, даже тысяч русских людей в духе любви к традиционным духовным ценностям Отечества и беззаветном служении им. Однако в своем стремлении обратиться к более широкой русской аудитории члены клуба наталкивались на глухую стену запретов, что вынуждало их искать другие, подпольные формы распространения национальных знаний.
О. Платонов
«РУССКИЙ КОЛОКОЛ», русский патриотический «журнал волевой идеи» в эмиграции. Выходил в Берлине с 1927 по 1930 под редакцией русского философа И. А. Ильина. Отстаивал национальные интересы русского народа.
«РУССКИЙ ЛИСТОК», газета патриотического направления, выходила в Москве в 1875–76. Издатель А. Соколов, редактор А. Федоров.
«РУССКИЙ МИР», ежедневная политическая, экономическая и литературная газета патриотического направления, издавалась в Петербурге в 1871–80. Газета выступала против либерально-космополитического и революционного движения. Проповедовала исторические начала русского народа. Осуждала Запад как источник разрушительных идей. Издатели-редакторы — В. В. Комаров, П. А. Висковатов, М. Г. Черняев, Д. Стахеев и др.
РУССКИЙ МУЗЕЙ в Санкт-Петербурге, крупнейший (наряду с Третьяковской галереей в Москве) музей русского и современного искусства. Учрежден в 1895 как художественный и культурно-исторический музей (официальное название до 1917 — Русский музей императора Александра III). Открыт в 1898 в бывшем Михайловском дворце, выстроенном для вел. кн. Михаила Павловича в 1819–25 по проекту арх. К. И. Росси в стиле ампир. В убранстве интерьеров участвовали известные художники, в т. ч. скульпторы С. С. Пименов, В. И. Демут-Малиновский. В 1896–97 дворец был приспособлен для размещения музея. Основу коллекции составили картины из Эрмитажа, Академии художеств, из дворцов (Зимнего, Гатчинского и Александровского в Царском Селе); в 1898–1917 собрание пополнялось путем приобретений и пожертвований, в т. ч. из крупных коллекций князей Лобановых-Ростовских и кн. М. К. Тенишевой. В 1902 основан этнографический отдел, в 1900–11 для него был построен специальный корпус (арх. Ф. В. Свиньин); в 1913 начал формироваться историко-бытовой отдел. К сер. 1980–х насчитывалось свыше 300 тыс. единиц хранения.
В другом русском отделе представлены выдающиеся памятники иконописи, в т. ч. работы Андрея Рублева, Симона Ушакова, деревянная скульптура, резьба по камню и кости, вышивки, ювелирные изделия. Богатая коллекция искусства XVIII — 1–й пол. XIX в. включает работы Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, В. Л. Боровиковского, Ф. И. Шубина, А. А. Иванова, К. П. Брюллова и др., творчество мастеров 2–й пол. XIX в. представлено работами передвижников (работы И. Е. Репина, В. И. Сурикова, И. И. Левитана, И. И. Шишкина и др.), среди произведений художников к. XIX — н. XX в. — работы В. И. Серова, М. А. Врубеля, М. В. Нестерова, К. А. Коровина, мастеров «Мира искусства», «Бубнового валета», «Голубой розы».
РУССКИЙ НАРОД, русские, нация, создавшая Российское государство. Состоит из трех родственных ветвей — великороссов, малороссов и белорусов, произошедших от древнерусской народности (IX—XIII вв.), сложившейся из восточнославянских племен. В IX в. в пределах территории нынешней Европейской России жили следующие восточнославянские племена: новгородские славяне — у озера Ильмень и по Волхову; кривичи — по Западной Двине и на верховьях Днепра; дреговичи — между Припятью и Березиной; радимичи — между Днепром и Сожью; северяне — по Днепру до Сулы; поляне — по Днепру от Припяти до Роси; древляне — по Припяти, Горыни, Случи и Тетереву; волыняне (бужане, дулебы) — по Западному Бугу; тиверцы и уличи — по нижнему течению Днепра и Днестра; вятичи — по Оке. По мнению многих исследователей, наименование «русские» восходит к названию одного из славянских племен — родиев, россов, или руссов.
К н. XX в. русский народ насчитывал 88 млн. человек, включая великороссов, малороссов (украинцев, полещуков), русинов, или галичан (покутян, подолаков, бойков, гуцулов, горал), и белорусов. В общей численности населения Российского государства русский народ составлял 67%: в Европейской России (включая 10 губерний Царства Польского) — 80%, в Сибири — 80%, на Кавказе — 34%, в Средней Азии — 9%, в 10 губерниях Царства Польского — ок. 7% населения.
Каждая из ветвей русского народа имеет свои этнографические особенности, в силу которых она разделяется на ряд этнографических групп.
Среди великороссов наиболее крупные, различающиеся по наречиям языка («окающий» и «акающий») и особенностям в постройках, одежде, некоторых обрядах и т. п., — северные и южные великорусы. Связующее звено между ними — средневеликорусская группа, занимающая центральный район — часть Волго-Окского междуречья (с Москвой) и Поволжья; она имеет в языке и культуре как северно-, так и южновеликорусские черты. Более мелкие этнографические группы великороссов — поморы (на берегу Белого моря), мещёра (в северной части Рязанской обл.), различные группы казаков и их потомков (на pp. Дон, Кубань, Урал, Терек, а также в Сибири); старообрядческие группы — «поляки» (на Алтае), «семейские» (в Забайкалье), «каменщики» (на р. Бухтарма в Казахстане); особые группы составляют великороссы на Крайнем Севере (по pp. Анадырь, Индигирка, Колыма), воспринявшие черты окружающих народов.
Ряд этнографических групп существует и среди малороссов: центрально-восточная (юго-восточная), северная (полесы) и западная (юго-западная). Среди белорусов выделяются полешуки (полещуки) — жители полесья; наиболее своеобразны среди них пинчуки — население Пинского Полесья.
Вплоть до 1917 ни один серьезный государственный деятель или ученый не рассматривал великороссов, малороссов и белорусов как отдельные народы. Разделение их в официальной статистике осуществлялось по чисто географическому, а не национальному признаку. Подобно Сибири и Уралу, Малороссия и Белоруссия составляли единую географию русского народа, целостный братский организм. Некоторые языковые и этнографические различия малороссов и белорусов объяснялись особенностями их исторического развития в условиях многовековой польско-литовской оккупации. Провозглашение русского народа малоросским и белорусским — результат подрывной работы австро-германских спецслужб (а позднее и вообще западных спецслужб) с целью расчленения и ослабления единого братского организма России. Взращенные иностранными спецслужбами, «самостийники» являются злейшими врагами Украины и Белоруссии, предателями русского народа.
О. Платонов
РУССКИЙ НАРОДНЫЙ ОРКЕСТР имени Н. П. Осипова, создан в 1919 по инициативе Б. С. Трояновского и П. И. Алексеева (худ. руководитель до 1939) как Первый московский великорусский оркестр; с 1936 — Государственный оркестр народных инструментов СССР, с 1943 — современное название, с 1946 — им. Н. П. Осипова, с 1969 — академический. Оркестр возглавляли также Н. С. Голованов, Н. П. Осипов (1940–45), Д. П. Осипов, В. С. Смирнов, В. П. Дубровский, А. И. Полетаев.
«РУССКИЙ НАРОДНЫЙ СОЮЗ ИМЕНИ МИХАИЛА АРХАНГЕЛА» — См.: «СОЮЗ МИХАИЛА АРХАНГЕЛА».
РУССКИЙ НАРОДНЫЙ ХОР имени М. Е. Пятницкого, основан в 1910 М. Е. Пятницким, с 1927 — его имени, с 1968 — академический. Хор составляли крестьяне из Рязанской и Смоленской губ. 1–й концерт состоялся 2 марта 1911 в Москве, в Малом зале Дворянского собрания. В 1937 хор становится профессиональным коллективом Московской филармонии, с 1938 имеет танцевальную группу и оркестр русских народных инструментов. Худ. руководитель хора — П. М. Казьмин (1927–64), муз. руководитель — В. Г. Захаров (1932–56), с 1962 худ. руководитель — В. С. Левашов. В репертуаре — русские народные песни, произведения современных композиторов, русские народные танцы.
РУССКИЙ ПУТЬ, промыслительные ориентиры духовной, государственной и общественной жизни русского народа, определившие его историческую судьбу.
Само существование русского народа связано с зарождением в нем духовной жизни, с усвоением основ христианского мировоззрения: бессмысленно искать смысл и цель жизни в земной жизни, которая кончается смертью. Надо стремиться усвоить Божественную, благодатную, вечную жизнь, а тогда устроится и эта временная: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его и вся сия приложится вам». Вера, Православная Церковь объединила разрозненные племена в один народ. Самым существенным свойством русских людей была вера в Царство Божие, искание его, искание правды. Ради Царства Божия, ради причастности ему, ради молитвы русские подвижники уходили от мирской суеты, в леса, на необитаемые острова. Они искали только Царствия Божиего, бывшего на тех островах и лесах, вокруг праведников, и так вырастали лавры и обители.
Искание правды — основная нить жизни русского народа, и не случайно, что первый написанный свод законов, который должен был упорядочить жизнь, назван был Русской Правдой. Но о небе, о Царстве Божием, думали не только те, кто уходил от мира и людей, все верующие русские люди понимали смысл жизни. Все, кто подлинно строил Россию как государство, живя в миру и исполняя свои обязанности, также почитали самым главным быть верными Божественному Царству и Божественной Правде.
В России были князья, полководцы, хозяева — люди всех родов и занятий, но их основное понимание и стремление и смысл жизни были также в стяжании Царствия Божия, причастности к нему. Усвоение христианской веры переродило и русских князей. Власть всегда есть выражение сознания и воли. Власть всегда руководствуется той или иной философией, тем или иным пониманием смысла жизни и своей деятельности. До Владимира Святого русские князья были вождями воинствующих племен и вели войны ради военной добычи и славы. Ставшие христианами, они стали начальниками отдельных частей единого народа. С принятием христианства явилось сознание и ощущение единства. Правда была в братстве князей, и междоусобная война стала неправдой. Св. князь Владимир дал русскому народу новый смысл жизни и новую жизненную силу. Бедствия, неуспехи, поражения бессильны перед главной силой жизни, бессильны перед жизнью духовной. Царствие Божие, духовная отрада в причастности ему остаются нетронутыми. Проходит страшная буря, и снова живет человек. Так, мученики улыбались от радостного ощущения благодати Божией во время самых жестоких мучений.
Отсюда жизненная сила России. История возвышения Москвы — яркое подтверждение той же мысли. Во главе ее стояли благоверные князья, усвоившие указанное православное понимание правды, и потому святитель митрополит Петр сказал Московскому князю, что Москва будет возвеличена, если князь построит в Москве Дом Пресвятой Богородицы и тем исполнит этот завет. Иначе сказать, если ты до конца будешь верен Православию и прежде всего будешь искать Царствия Божия и правды Его, то вся сия, все мирское, житейское, государственное приложится тебе. Таков замысел Москвы, и она была верна завету св. Петра, и ночная военная сторожевая перекличка на Кремлевских стенах творилась словами: «Пресвятая Богородица, спаси нас».
Это не значит, что и жизнь, и люди были святы! О нет! Люди всегда грешны, но важно, но спасительно, когда есть сознание добра и зла, когда есть стремление к правде, ибо тогда может быть восстание.
Грешная Москва, столица грешной России, в своей исторической жизни падала до дна, но поднималась, потому что не умирало сознание правды. В смутное время Россия так упала, что все враги ее были уверены, что она поражена смертельно. В России не было Царя, власти и войска. В Москве власть была у иностранцев. Люди «измалодушествовались», ослабели и спасения ждали от иностранцев, перед которыми заискивали. Гибель была неизбежна, и Россия неминуемо погибла бы, если бы совсем было утрачено сознание Правды. Но Россию, русский народ спас святитель Гермоген, который в вере и исповедании духовно и нравственно возродил Русский народ, и он снова стал на путь искания Царства Божия и Правды Его. Правды подчинения земной государственной жизни духовному началу. В истории нельзя найти такую глубину падения государства и такое скорое, через год, восстание его. Такова история России, таков ее путь.
После Петра I общественная жизнь уклонилась от русского Пути. Хотя уклонилась и не до конца, но она утратила ясность сознания правды, ясность веры в Евангельскую истину: «Ищите прежде всего Царствия Божия и Правды Его». Тяжкие страдания русского народа есть следствие измены России самой себе, своему пути, своему призванию. Но тяжкие страдания, тоска жизни под властью лютых безбожников говорят, что народ не до конца утратил сознания правды. Россия восстанет так же, как она восставала и раньше. Восстанет, когда разгорится вера, Россия восстанет, когда увидит и полюбит православных праведников и исповедников.
Архиеп. Иоанн Максимович
РУССКИЙ ЯЗЫК, язык русского народа, средство межнационального общения народов России. Относится к восточной группе славянских языков.
Истоки русского языка уходят в глубокую древность. Примерно во 2–1–м тыс. до н. э. из группы родственных диалектов индоевропейской семьи языков выделяется протославянский язык (на поздней стадии — примерно в I —VII вв. — называемый праславянским). Где жили протославяне и их потомки праславяне — вопрос дискуссионный. Вероятно, праславянские племена во 2–й пол. I в. до н. э. и в начале н. э. занимали земли от среднего течения Днепра на востоке до верховьев Вислы на западе, к югу от Припяти на севере и лесостепные районы на юге. В 1–й пол. I в. праславянская территория резко расширилась. В VI—VII вв. славяне занимали земли от Адриатики на юго-западе до верховьев Днепра и озера Ильмень на северо-востоке. Праславянское этноязыковое единство распалось. Образовались три близкородственные группы: восточная (древнерусская народность), западная (на базе которой сложились поляки, чехи, словаки, лужичане, поморские славяне) и южная (ее представители — болгары, сербохорваты, словенцы, македонцы).
Восточнославянский (древнерусский) язык просуществовал с VII по XIV в. Его характерные особенности: полногласие («ворона», «солод», «береза», «железо»); произношение «ж», «ч» на месте праслав. dj, tj, kt («хожю», «свеча», «ночь»); изменение носовых гласных о, е в «у», «я»; окончание «-ть» в глаголах 3–го лица множественного числа настоящего и будущего времени; окончание «-е» в именах с мягкой основой на «-а» в родительном падеже единственного числа («земле»); многие слова, не засвидетельствованные в древних славянских языках («куст», «радуга», «груздь», «кошька», «дешевый», «сапог» и др.), и ряд других русских черт. В X в. на его основе возникает письменность (кирилловский алфавит, кириллица). Уже в Киевской Руси (IX — н. XII в.) древнерусский язык стал средством общения некоторых балтийских, финно-угорских, тюркских, отчасти иранских племен и народностей. В XIV—XVI вв. юго-западная разновидность литературного языка восточных славян была языком государственности и Православной Церкви в Великом княжестве Литовском и в Молдавском княжестве.
В XIII—XIV вв. часть русского народа подпала под оккупацию татаро-монгольских и польско-литовских завоевателей. В результате разрушается единство древнерусского языка. Возникают новые этноязыковые центры. Особенность существования некоторых частей русского народа приводит к возникновению трех главных наречий русского языка, имевших каждое свою особую историю: северное (северновеликорусское), среднее (позже белорусское и южновеликорусское) и южное (малорусское).
В эпоху Московской Руси (XIV—XVII вв.) продолжали развиваться диалектные особенности. Оформились две основные диалектные зоны — северновеликорусское (примерно на севере от линии Псков — Тверь — Москва, южнее Нижнего Новгорода) и южновеликорусское (на юге от указанной линии до белорусских и украинских областей) наречия, перекрывавшиеся другими диалектными делениями. Возникли промежуточные средневеликорусские говоры, среди которых ведущую роль стал играть говор Москвы. Первоначально он был смешанным, затем сложился в стройную систему. Для него стали характерными: аканье; ярко выраженная редукция гласных неударяемых слогов; взрывной согласный «г»; окончание «-ово», «-ево» в родительном падеже единственного числа мужского и среднего рода в местоименном склонении; твердое окончание «-т» в глаголах 3–го лица настоящего и будущего времени; формы местоимений «меня», «тебя», «себя» и ряд других явлений. Московский говор постепенно становится образцовым и ложится в основу русского национального литературного языка. В это время в живой речи происходит окончательная перестройка категорий времени (древние прошедшие времена — аорист, имперфект, перфект и плюсквамперфект полностью заменяются унифицированной формой на «-л»), утрата двойственного числа, прежнее склонение имен существительных по шести основам заменяется современного типами склонения.
В XVIII — 1–й пол. XIX в. происходит создание общероссийского литературного языка. Большую роль здесь сыграла языковая теория и практика М. В. Ломоносова, автора первой обстоятельной грамматики русского языка, предложившего распределить различные речевые средства в зависимости от назначения литературных произведений на высокие, средние и низкие стили.
М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин и другие русские писатели подготовили почву для великой реформы А. С. Пушкина. Творческий гений Пушкина синтезировал в единую систему разнообразные речевые стихии: русскую народную, церковнославянскую и западноевропейскую, причем цементирующей основой стал русский народный язык, особенно его московская разновидность. С Пушкина начинается современный русский литературный язык, складываются богатые и разнообразные языковые стили (художественный публицистичный, научный и др.), тесно связанные между собой, определяются общерусские, обязательные для всех владеющих литературным языком фонетические, грамматические и лексические нормы, развивается и обобщается лексическая система. В развитии и формировании русского литературного языка большую роль играли русские писатели XIX-XX вв. (А. С. Грибоедов, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов и др.).
К н. XX в. по словарному запасу, многообразию значений и возможностей передачи самых тонких оттенков человеческих переживаний, описания природы и общественных отношений русский язык принадлежал к числу богатейших литературных языков, что, естественно, вело к полному вытеснению из культурной сферы устаревших наречий и диалектов. Все культурные люди России, где бы они ни жили — в Сибири или в Белоруссии, на Урале или в Малороссии, — использовали русский литературный язык.
Как в VII—XIV вв. древнерусский язык был одним из важнейших факторов национального единства, так в XIX — н. XX в. этим фактором стал общерусский литературный язык Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого. Объединял все ветви и части русского народа русский литературный язык, создавая благоприятные условия для развития общероссийской культуры и взаимопонимания между русскими и другими народами России. Разрушение Российской империи, разделение русского народа приводит к насильственному вытеснению общероссийского языка с территории Малороссии и Белоруссии и ряда национальных районов. Производится эксгумация давно устаревших, архаичных наречий, насаждаются искусственные языки.
РУССКОГО ЯЗЫКА ИНСТИТУТ Российской Академии наук, центральное научное учреждение по изучению русского языка и пропаганде научных знаний о нем. Основан в 1944. Ведущие направления в работе: подготовка академической грамматики, создание комплекса разнообразных словарей, исследование литературного языка и диалектов в их современном состоянии и истории, показ места и роли русского языка как средства международного общения, научное издание письменных памятников и др. Деятельность института связана с именами ученых В. В. Виноградова, С. П. Обнорского, В. И. Борковского, Р. И. Аванесова, С. Г. Бархударова, О. Н. Трубачева, Ф. П. Филина и др.
«РУССКОЕ ДЕЛО», еженедельная газета патриотического направления, издавалась в Москве в 1886–90, 1905–10. Стояла на твердых православно-монархических позициях, отстаивала интересы русского народа, разоблачала происки иудейских и либерально-космополитических деятелей. Издатель-редактор — С. Ф. Шарапов.
«РУССКОЕ ЗНАМЯ», православно-патриотическая газета, орган «Союза русского народа», выходила в Петербурге с ноября 1905 по 1917 ежедневно. Редактор-издатель с 1906 — выдающийся русский общественный деятель доктор А. И. Дубровин. Отстаивала интересы русского народа, боролась с засильем иудейской, либерально-масонской и революционной идеологии.
«РУССКОЕ ОБОЗРЕНИЕ», литературно-политический и научный журнал патриотического направления, выходил в Москве в 1890–98, 1901 и 1903. Издатель — Д. И. Морозов. Редактор — Д. Церетелев. Вдохновитель издания — обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев. Журнал стоял на твердых православно-монархических позициях. В числе сотрудников — лучшие русские писатели и публицисты: Л. А. Тихомиров, В. В. Розанов, проф. Д. В. Цветков, В. А. Грингмут, И. И. Ясинский, А. А. Коринфский, А. А. Фет. И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой.
«РУССКОЕ СОБРАНИЕ», монархическая организация в России, создана в Петербурге в октябре — ноябре 1900 (устав — январь 1901). Объединяла представителей русской интеллигенции, чиновников, духовенства и помещиков столицы. Первоначально «Русское собрание» было литературно-художественным клубом. Управлялось советом из 18 чел. (председатель — кн. Д. Голицын, затем кн. М. Х. Шаховской и др.). Имело отделения в Харькове, Казани, Одессе и др. городах. К активной политической деятельности перешло с осени 1904 (подача царю адресов, делегации к царю, бурная пропаганда в печати и пр.). 1–й съезд «Русского собрания» (1906) утвердил программную платформу: самодержавная и неделимая Россия, господствующее положение Православия, но признание законосовещательности Государственной Думы («Православие. Самодержавие. Народность»). «Русское собрание» принимало участие во всех монархических съездах. Отстаивало интересы русского народа. Выступало против либерально-масонского и революционного движения. Имело ряд периодических изданий: «Известия», с 1905 — «Сельский вестник», «Пахарь», «Русское дело» и др.
РУСЬ (Русская земля), первоначальное название государственного образования IX—X вв. восточных славян на среднем Днепре. О существовании Руси свидетельствуют Константин Багрянородный в сочинении «De administrando imperio» (X в.), договоры Руси с Византией X в., показания русских летописных сводов XI—XII вв. Центрами Руси были Киев, Чернигов и Переяславль (Южный). Более поздние русские летописные своды позволяют точнее наметить границы древней Русской земли. По данным XI—XII вв., в состав Русской земли, кроме названных городов, входили Вышгород, Белгород, Торческ, Треполь, Богуславль, Корсунь, Канев, Шумск, Тихомль, Выгошев, Гнойница, Бужск. Это была большая племенная территория полян, части территории северян и радимичей, возможно, сюда входили некоторые земли уличей и вятичей. Границы Русской земли указывают на то, что Русь была не племенным и не этническим, а политическим государственным образованием. Процесс классообразования в Руси и соседних восточнославянских племенах, рост местной знати привели к образованию Древнерусского государства (см.: Киевская Русь), получившего название по имени своего первоначального ядра — Русь. Уже в н. XII в. под термином «Русская земля» понимались (наряду с древней Русской землей) все славянские племена, населявшие Восточную Европу. Такое историко-географическое значение термина встречается уже в «Повести временных лет»: «Се Повести Времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля...». В н. XIII в. названия «Русь», «Русская земля» стали применяться к северо-восточным землям Древнерусского государства: Ростово-Суздальской и Новгородской. После монголо-татарского завоевания 1237–41 термин «Русь» закрепился за этой территорией, хотя в памятниках XIII—XIV вв. он встречается со значением более широким, обозначая все земли, населенные восточными славянами. В XIII в. и позднее, когда связь между различными территориями будущего Древнерусского государства сильно ослабла, появляются новые названия: Белая Русь, Малая Русь, Черная Русь, имевшие свои территориальные исторические судьбы. Термин «Русь» стал также основой понятия «русский», «русские».
С. И.
«РУСЬ», газета славянофильского направления. Издавалась в Москве в 1880–86. Издатель-редактор — И. С. Аксаков. Имела большое значение в развитии идеологии русского народа. В газете принимали участие Д. Ф. Самарин, Н. Н. Страхов, Н. С. Лесков, И. П. Павлов, С. Ф. Шарапов и др.
«РУСЬ», ежедневная политическая, общественная и литературная газета патриотического направления, выходила в Петербурге в 1894–96. Отстаивала национальные интересы русского народа, боролась с засильем либерально-космополитической и революционной идеологии. Издатель-редактор — кн. В. П. Мещерский.
«РУСЬ», русская монархическая газета в эмиграции. Выходила в Софии в 1922–28. Отстаивала национальные интересы русского народа, выступала против иудейской и масонской идеологии. Редакторы И. Калинников и С. С. Чазов.
«РУСЬ», художественный журнал патриотического направления, издавался в Петербурге в 1878. Стоял на твердых православно-монархических позициях. Заключительная часть материалов была связана с Балканской войной за освобождение славян от турецкого ига. Издатель-редактор — М. О. Микешин.