Сталинские репрессии

Этим термином определяют репрессии 30-х годов (и их слабый рецидив в 1948 г.), особенно в 1937–1938 гг. — в отличие от "красного террора" и репрессий "досталинского периода". При этом имеются в виду именно репрессии по политическим мотивам.

Во всей послевоенной истории советского государства образ репрессий играл ключевую роль. Используемый политиками через средства массовой информации, он оказывал мощное воздействие на общественное сознание и буквально определял судьбу идеократического советского государства. Оно устояло перед реформами Н.С.Хрущева (десталинизация), было кое-как отремонтировано, но после смены поколений и появления более мощных культурных технологий было уничтожено в ходе перестройки.

Репрессии 30-х годов — важное явление в судьбе России и русского народа. Его объективного анализа еще не было и не могло быть. Боль утрат еще слишком велика, и любая попытка хладнокровного анализа выглядит аморальной. На политической арене большую роль играют сыновья погибших в 30-е годы политиков. Сам образ репрессий — настолько важный инструмент политики, что все средства создания или изменения этого образа охраняются жесткой, хотя и не всегда явной цензурой. В результате общественное сознание пока что не готово к восприятию не только логического анализа, но и просто достоверной информации о явлении.

Поскольку в данном учебном курсе избежать этой темы нельзя, приведем сначала фактические данные, а затем сделаем методологические замечания, которые могут помочь каждому упорядочить свои личные размышления.

Статистика приговоров точна и не вызывает разночтений. Точная статистика исполнения приговоров пока не опубликована. Но число расстрелов заведомо меньше числа смертных приговоров. Причина в том, работники ОГПУ, сами составлявшие очень уязвимую группу, скрупулезно выполняли предписания и документировали свои действия. Никого не расстреливали "без бумажки".

Созданная в 1930 г. система ГУЛАГа (Главное управление лагерей) включала в себя спецпоселения (ссылка), колонии (для осужденных на срок менее 3 лет) и лагеря. К "сталинским репрессиям" относятся приговоры по ст. 58 о контрреволюционных и других особо опасных государственных преступлениях (бандитизм, разбой и др.). Это приговоры к высшей мере или к лишению свободы в лагере. Вот статистика этих приговоров за 30-е годы:

год | Осуждено | К расстрелу

1929 | 56220 | 2109

1930 | 208069 | 20201

1931 | 180696 | 10651

1932 | 141919 | 2728

1933 | 239664 | 2154

1934 | 78999 | 2056

1935 | 267076 | 1229

1936 | 274670 | 1118

1937 | 790665 | 353074

1938 | 554258 | 328618

1939 | 63889 | 2552

1940 | 71806 | 1649

Итак, по статье 58 за 1930–1939 гг. было осуждено 2,8 млн человек, из них 1,35 млн — за два года, 1937 и 1938 (другие два страшных года — раскулачивание). К высшей мере за десятилетие приговорено 724,4 тыс. человек, а за 1937-38 гг. 684,2 тыс. Пребывание в лагере в личном плане было страшным испытанием, но как социальный институт ГУЛАГ "лагерем смерти" не был — смертность в нем не слишком превышала смертность тех же возрастных категорий на воле (около 3 %; лишь в 1937-38 гг. она подскочила до 5,5 и 5,7 %, когда назначенный наркомом внутренних дел Ежов приказал уменьшить рацион питания). Таким образом, непосредственно от "сталинских репрессий" погибло около 700 тысяч человек. Это — огромная величина, и грех ее преувеличивать из политического интереса.

Обратимся к структуре проблемы. Следует различать, идет ли речь о репрессиях как реальном явлении — или об образе репрессий, сформированном в сознании. Это — разные вещи, но обе они существуют в нашем общественном бытии и оказывают на него влияние. С точки зрения исторической реальности рассказ А.И.Солженицына о "43 миллионах расстрелянных" — нелепость, а с точки зрения реальности 70-90-х годов — часть силы, с которой не справилось государство. Обе реальности требуют изучения и осмысления, обе — часть нашей жизни.

Все известные в истории крупномасштабные репрессии, кажущиеся потомкам необъяснимыми вспышками массового психоза, на деле есть лишь кульминация более или менее длительного процесса «вызревания». У этого процесса всегда есть начало, «семя», незаметное на фоне грандиозного результата. Для понимания результата надо видеть всю систему: ее зарождение и все критические точки — перекрестки, на которых процесс толкался в фатальный коридор. После кульминации система «выгорает», и в данном обществе повторения массовых репрессий быть не может.

Крупнейший историк нашего века А.Тойнби, говоря о месте репрессий в истории, отметил, что "меч репрессий, отведав крови, не может усидеть в ножнах". Иными словами, начав однажды кровавые репрессии, трудно пресечь этот процесс, пока он не пройдет кульминацию: на каждом шагу этого процесса порождаются мотивы для следующего, расширенного этапа. В России этот процесс был, видимо, начат "Кровавым воскресеньем" и казнями крестьян в ходе столыпинской реформы. О них писал в непонятом тогда волнении Л.Н.Толстой. Он пророчески видел в тех казнях семя будущих трагедий. Затем были важные вехи: белый и красный террор, гражданская война, жестокое подавление крестьянских волнений в 1921 г., расстрелы священников, раскулачивание и коллективизация, страшный голод 1933 г. Все это накапливало в обществе огромный "потенциал мести".

Такой потенциал накапливается в ходе всех крупных, цивилизационного масштаба, общественных преобразованиях, а именно таковыми и были сдвиги, происходившие в СССР. В сравнении с другими аналогичными событиями репрессии 30-х годов в количественном измерении невелики. Становление буржуазного общества на Западе (Реформация) породило несообразные репрессии — сожжение около миллиона «ведьм» только протестантскими правительствами. Широкие (относительно более крупные, чем в СССР) репрессии провела Великая Французская революция. Особенностью России следует считать не кровопролитие, а именно священный трепет перед пролитой кровью.

Потенциал мести в СССР прорвался, как только гражданская война (в смятой форме) переместилась внутрь самой правящей партии. Произошло избиение "ленинской гвардии", в котором пострадало и множество невинных людей. Важнейшая сторона "сталинских репрессий" в том, что действия власти получали массовую поддержку, которую невозможно было ни организовать, ни имитировать. Да и провести такие репрессии было бы невозможно без того, чтобы они воспринимались как правомерные персоналом карательных органов и самими жертвами (хотя каждая жертва в отдельности, возможно, по отношению к себе лично считала приговор ошибкой).

Идеологическая кампания перестройки затруднила осмысление репрессий, представив явление его слишком упрощенной моделью. Так, много говорилось о том, что процессы были «сфабрикованы». Но никто и не понимал буквально ритуальные вещи, важно понять, как они трактовались. Тухачевского обвиняли в "организации заговора и шпионаже", а люди про себя думали: его наказывают за то, что он расстреливал заложников в Тамбовской губернии в 1921 г. и предлагал применить против крестьян химическое оружие. Когда казнили Л.П.Берию как "английского шпиона", никто не возмущался нелепым обвинением — все понимали, что его покарали как кровавого палача, который ввел в обиход пытки и перебил много невинных людей.

В массовых репрессиях надо различать две стороны — целенаправленную и иррациональную (ту, что видится как "массовый психоз", логически необъяснимое поведение в остальном разумных людей и коллективов). На первую сторону процесса политики могут влиять в полной мере, на вторую — в существенной мере, но не вполне. Известно, что репрессии 30-х годов произошли, когда общество в целом находилось в состоянии сильнейшего эмоционального стресса, вызванного перегрузками ХХ века (тому есть много признаков). Прибегая к религиозным понятиям, можно сказать, что во второй половине 30-х годов большая часть тех, кто был прямо вовлечен в индустриализацию, находилась в страстном состоянии. Строительство и работа стали подвижничеством. Частые неудачи, поломки и аварии, вызванные неумелостью, воспринимались как результат действия тайных враждебных сил. Это толкало к поиску врага ("ведьм").

Рациональная сторона репрессий (о ней можно говорить, лишь абстрагируясь от морали) заключается в решении или предотвращении трудных проблем власти. В литературе указывается ряд таких проблем:

— Ликвидация остатков оппозиции и недовольной части номенклатуры, которая в будущей войне могла стать "пятой колонной" противника.

В феврале 1937 г. начальник Управления кадров ЦК ВКП(б) Г.М.Маленков подал на имя И.В.Сталина записку, в которой сообщал, что в результате чисток партии и снятия с должностей образовался слой обиженных представителей номенклатуры численностью около 1,5 млн. человек, которые озлоблены и представляют опасность для государства. В ходе массовых репрессий уничтожалась эта социальная группа, без выяснения личной вины. Это была "превентивная гражданская война", очищающая тыл будущей большой войны.

— Репрессии против виднейших деятелей "красного террора", антицерковной кампании, подавления крестьянских волнений и коллективизации были жертвой на алтарь национального примирения в виду грядущей народной войны. "Революция пожрала своих детей", и в этом смысле был прав Троцкий, называвший сталинизм контрреволюцией и "термидором".

— Репрессии позволили одним махом, не соблюдая обычных административных процедур, сменить целое поколение старой номенклатуры на новое, подготовленное уже в современных условиях, более грамотное и воспитанное вне партийной фракционности. В 1939 г. в руководящем составе номенклатуры четверть работников имела возраст 20–29 лет, 45 % — возраст 30–39 лет, старше 50 лет было всего 6,5 %.

В то же время репрессии разрушили все начавшие складываться через самоорганизацию номенклатурные кланы, ориентированные на групповые цели и ускользающие от контроля. После того, как мы наблюдали действия таких кланов, которые в конце 80-х годов хладнокровно ликвидировали СССР, опасения И.В.Сталина также нельзя считать абсурдными.

Однако все это — лишь попытки реконструировать возможные рациональные объяснения в целом страшного и жестокого дела, которое даже если и решило срочные и чрезвычайные проблемы, заложило под советскую государственность мину замедленного действия.

С января 1938 г. маховик репрессий начали тормозить, был принят ряд «охлаждающих» постановлений, сняты, судимы и расстреляны ведущие работники НКВД во главе с наркомом, прекращена работа «троек» на местах. Нарком юстиции потребовал от судов строго соблюдать процессуальные нормы, и суды стали возвращать НКВД дела на доследование (50 % дел по политическим обвинениям), резко увеличилось число оправдательных приговоров, несмотря на протесты нового наркома внутренних дел Л.П.Берии. В 1939 г. была проведена массовая реабилитация (освобождено 837 тыс. человек, в том числе 13 тыс. офицеров, которых восстановили в армии). Многие события (не только приговоры и казни, но и неожиданное освобождение и быстрое продвижение некоторых групп работников) пока не находят убедительного объяснения, многие сделанные под давлением политических факторов выводы требуют проверки.

В целом сталинские репрессии остаются малоизученным явлением в истории России и нуждаются в ответственном, свободным от идеологических пристрастий кропотливом исследовании.