Русское православное просвещение
Встал остро вопрос о спасении православия средствами своего просвещения — школы, науки, книжности. И надо признать, что в этом отношении вначале духовенство не сделало ничего. Патронат настолько понизил его интеллектуально и морально, что оно не проявляло даже простого непросвещенного фанатизма. Дело начали и провели миряне: аристократия и горожане. B их среде в 1570-х годах мы наблюдаем явный подъем религиозно-национальных интересов и ревности о православном просвещении.
Школы элементарной грамотности не исчезали у русских при церквах. Члены причта учили в них только чтению и молитвам. Часослов и Псалтырь — вся наука. Дворянство училось у иноверцев. Даже появление протестантства, которое не прозелитствовало среди православных, не толкнуло еще русских подумать о повышении типа своих школ. Только приход иезуитов, да еще волна польской моды после Люблинской Унии 1569 г., заставили более чутких русских националистов испугаться своей беззащитности.
Откуда было православным взять науку, чтобы не отравиться заразительной латинской или протестантской пищей? Стихия греческая, равно как и московская, были родственными по православию. И потому, несмотря на скудость и скромность их технических средств, теперь их охотно использовали. Судьба послала юго-западной Руси в это время просвещенных беженцев со стороны Москвы. Осужденный на соборе 1554 г. по делу ереси Башкина и Косого, бывший Троицкий игумен Артемий обосновался здесь в городе Слуцке в Троицком монастыре у Слуцких князей Олельковичей. Он и устно, и через письма ко многим вопрошавшим его, воевал с ересями. По свидетельству почти его современника, Артемий «в Литве от ереси арианской и лютеранской многих отвратил, а через него Бог соделал то, что и весь народ русский в Литве не испортился от этих ересей». Артемий хлопотал пред князьями Четвертинскими, Зарецкими и др., чтобы устроены были православные школы для настоящего научного просвещения.
И другой светский беженец из Москвы, кн. Андрей Курбский, в дружбе и согласии с Артемием, героически заработал здесь на поприще создания православной русской науки. Курбский и Артемий путем личной переписки вернули многих панов русских из сетей протестантства и латинства. Курбский с особой настойчивостью агитировал за создание православной школы и литературы. Он поставил себе задачей — дать русскому православию а) науку греческих отцов церкви, б) добыть их с Востока и в) перевести на церковно-славянский и русский язык. A без этого вооружения не попадаться под воздействие искусной латинской пропаганды. Один из членов городского управления Вильны, бурмистр Кузьма Мамонич, был содержателем славянской типографии. Ему пишет Курбский: «Советуйте нашим, чтобы они без ученых с нашей стороны не сражались с иезуитами и не ходили к ним на их поучения», и еще раз повторяет: «снова прошу, чтобы наши не ходили к ним часто на их поучения без наших знатоков». Курбский усиленно собирал средства и хлопотал о добыче и привозе с Востока как древнегреческих отцов церкви, так и полемических сочинений против латинства поздних греческих писателей. Удалось достать в оригинальном тексте, в западных же изданиях того времени, но частично и в рукописях, творения: Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого, Кирилла Александрийского, Иоанна Дамаскина. Для истории церкви добыта История Никифора Каллиста с приложениями в латинском переводе основных древних историков— Сократа, Созомена и Феодорита под заглавием Нistоria Tripartitе. Сам Курбский на старости лет сел за латинскую грамматику, изучил ее и дальнейшее ее продолжение — риторику и диалектику. И родственника своего, кн. Михаила Оболенского, уже женатого, уговорил пройти систематическую высшую школу. Тот три года провел в Краковском Университете и два года в Италии. По возвращении он нашел себе сотрудника в лице другого православного любителя просвещения, молодого Амвросия, которого он характеризует как «в писании искусного и верха философии внешней достигшего». Немедленно Оболенский с Амвросием начали переводить греческих отцов с латинского текста, подбирали полезные выдержки и цитаты и рассылали их по знакомым. Целиком переведены были только две книги: Иоанна Дамаскина, его Богословие и Диалектика. Кн. К. К. Острожский добыл с Афона уже в славянском переводе два полемических сочинения против латинства: Григория митрополита Солунского и Нила, тоже митрополита Солунского. Когда эти трактаты дошли до Курбского, он пришел в восторг и писал виленскому Козьме Мамоничу: «Не ужасайтесь софизматов иезуитских, но стойте твердо в православной вере и будьте бодры и трезвлены. Пусть они выдали книжки против нашей церкви, прикрашенные языческими силлогизмами и превращающие апостольскую теологию. Вот, по милости Божией, нам подана в помощь книга от св. горы и принесена как бы рукою Божиею. B этой книге не только нынешние иезуитские дудки, но все силлогизмы, измышленные их папою, кардиналами и выше небес превознесенным их богословом Фомою и ядовито изрыгнутые на Восточную церковь, опровергнуты ясно и полно. Советую вам прочитать это мое письмо всему собору Виленскому, мужам в правоверных догматах стоящим, да возревнуют ревностью Божиею о праотеческом родном своем правоверии. Наймите доброго писаря, возьмите ту книгу у пана Грабурды или у меня и, списав ее, читайте прилежно».
Неясно, пытался ли сам Курбский устроить здесь регулярную школу, но есть косвенные данные. В духовном завещании одного русского пана Загорожского читаем строки, чтобы дети его были отданы в школу кн. Курбского. Значит, по меньшей мере, хотя бы школа полу домашнего типа была уже организована.
Так обрисовывается исторический факт, что сама бедная в это время в школьном деле Москва превзошла все-таки своей духовной энергией юго-западную Русь. Веком позднее мы из киевщины заимствовали организацию школ на Москве. A в XVI в. соотношение Киева и Москвы в школьном деле было еще обратное. Как это ни покажется с первого раза парадоксальным, но и в другом просветительном моменте, — в типографском издательском деле, «отсталая» Москва оказалась передовой по сравнению с русской Литвой. Хотя здесь в Литве книгопечатание славянское и русское уже началось, но по масштабу и значительности печатной продукции опередили Литву деятели московского происхождения. Мы имеем в виду переселение сюда московского первопечатника, диакона Ивана Федорова, и его сотрудника, Петра Тимофеевича Мстиславца. Бунт черни разгромил их типографию в Кремле и побудил бежать из неблагодарной родины в русскую Литву. Здесь они обосновались у литовского гетмана Григория Алексеевича Хоткевича в его имении в Заблудове. Сюда перевез и здесь развернул Иван Федоров ту самую типографию, в которой он на Москве напечатал первопечатные Евангелие и затем Апостол. Прежде первопечатной книгой считался Апостол. Здесь, в Заблудове первой печатной книгой вышло в 1569 г. «Евангелие Учительное» (по рукописи XIV в.). Это собрание святоотеческих слов и поучений на воскресные и праздничные дни. Затем он напечатал здесь Псалтырь и Часослов (1570 г.). По смерти своего мецената, гетмана Хоткевича, Иван Федоров с этой типографией перебрался во Львов и там напечатал в 1574 г. Апостол. Но обеднел и заложил типографию еврею (1579 г.). Типография эта впоследствии была выкуплена у еврея Львовским Братством. Петр Тимофеев из Заблудова перешел в Вильну и там печатал книги в русской типографии Мамоничей. A разорившийся Иван Федоров из Львова вызван был в Острог князем К. К. Острожским, задумавшим напечатать первую русскую (славянскую) Библию во вновь заведенной им типографии. Это — знаменитая Острожская Библия, которая вернулась потом в Москву, ибо и здесь в Литве она печаталась при содействии Москвы путем посылки рукописей. Так юго-западная Русь отблагодарила Москву за своевременную помощь ей в деле церковного просвещения.
Собственно «русское» книгопечатание появилось значительно раньше Москвы, еще в самом начале реформации, руками русского же человека, Григория Скорины. Он был родом из Полоцка. Проходя школу в Праге, он стал латинянином и принял имя Франциска. Однако остался патриотом своего народа и переложил библейские книги Ветхого Завета на разговорное западнорусское наречие и сумел напечатать эту Библию в Праге. Это так называемая «Русская Библия». С переездом в Вильну, Скорина напечатал еще и Апостол и Следованную Псалтырь на деньги православных виленских купцов. Православные виленцы ценили в своем земляке-католике его русский патриотизм. Да Скорина и был «плохим католиком». Этот эпизод коллаборации православных с «особенным» римо-католиком имел место еще до Люблинской унии и до появления иезуитов. Позднее это стало уже немыслимым.
Восточно-греческий источник просвещения для Западной Руси был не обилен, но он, однако, существовал. Сношения с греками были довольно частые. Много греков купцов жило в юго-западной Руси. Греки сами поддерживали свое просвещение уже при помощи школьных образцов западных. Но в основе школьной традиции продолжала лежать общая церковно-античная традиция. От античности продолжала школа иметь две ступени, так называемые trivium и quadrivium. B тривиум, буквально «трехпутие», входили: грамматика, риторика, диалектика. B «квадривиум» — музыка, астрономия, арифметика, геометрия. На этом основании могла быть построена своя национальная средняя школа. Нужны были только средства, чтобы достать греческих учителей. Честь открытия первой такой школы принадлежит кн. К. К. Острожскому. B своей русскости и православности он, можно сказать, был реставрирован кн. Андреем Курбским. Сам K. K. Острожский был под влиянием и протестантизма, и римо-католичества, и подумывал о добросовестной унии. Дети его ушли в латинство. Курбский вдохновил князя на дела религиозного православного просвещения. Из этих предприятий князя самые знаменитые это — 1) печатная Острожская Библия 1581 г. и 2) тогда же открытая Острожская православная школа.
