ВОССТАНИЕ «ИХЭТУАНЕЙ». РУССКИЕ В ПЕКИНЕ. ПОГРОМ КВЖД
Иностранное вторжение, в том числе российское и японское, вызвало в Китае в мае 1900 года мощное крестьянское восстание. Первоначально вспыхнули восстания в ряде провинций, которые были подавлены императорскими войсками с огромным трудом. Новое народное возмущение началось в Шаньдуне, откуда перекинулось в столичную провинцию Джили (Чжили), Шанси и в Маньчжурию.
Инициатором восстания явилось тайное религиозное общество «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия»). Вступавшие в общество давали клятву «не быть жадными, не развратничать, не нарушать приказаний родителей, не нарушать существующих законов, уничтожать иностранцев, убивать чиновников-взяточников». Позже повстанческие отряды «Ихэцюань» были переименованы в «Ихэтуань» («Отряды справедливости и согласия»). В связи с тем, что в название общества входило слово «цюань» (кулак), иностранцы назвали повстанцев «боксерами», а само восстание – «боксерским».
Историк С.С. Ольденбург писал: «Китай, так долго молчавший и покорявшийся, перестал быть «мертвым телом»… он восстал на иностранцев, и правительство (маньчжурской династии Цин, которая вела родословную от чжурчжэнских кочевых племен, обитавших начале XVII века на юге Маньчжурии, пришедшей к власти в Китае в 1644 году. – А.Ш.)… поддалось народному движению… Сотни белых, в том числе немало женщин и детей… погибли при этом внезапном пробуждении китайского национализма».
«Ихэтуани» стремились уничтожить все и всех, кто нарушал покой добрых духов китайской земли. По стране распространялись рукописные листовки. В одной из них, например, говорилось следующее:
«Железные дороги и огненные телеги (то есть паровозы. – А.Ш.) беспокоят дракона земли и сводят на нет его хорошее влияние на землю. Красные капли, которые капают с железной змеи (то есть ржавчина, отлетающая с телеграфных проводов. – А.Ш.) являются кровью оскорбленных духов, летающих в воздухе. Эти духи не в силах помочь нам, когда эти красные капли падают возле нас».
Однако не одни «ихэтуани» пытались уничтожить на китайской земле «иностранных дьяволов». В нападениях на европейцев и христиан в Северном Китае и в самом Пекине приняли участие регулярные армейские войска под командованием императорского военачальника Дун Фусяна (в этом оказался замешанным и наследный принц Дуаньчу).
Правившая страной вдовствующая императрица Цыси (Цы Си) после многочисленных донесений о «братании» «ихуэтуаней» и солдат императорской армии была вынуждена «определиться» в политической ситуации. Она, известная своим умением держаться за власть, откровенно боялась навлечь на себя народный гнев. В мае 1900 года она подписала высочайший указ, обращенный к повстанцам:
«Пришло время следовать старому и испытанному пути наших предков. Помоги нам, божество Юй Хуан! Повинуйтесь и следуйте его наставлениям! Смерть иностранцам!»
В июне «боксеры» дошли до Пекина, по пути подвергая истреблению всех иностранных граждан и христиан-китайцев. Осаде подвергся европейский квартал, где находились дипломатические миссии. На одной из пекинских улиц были убиты германский посланник Кеттелер и японский советник Сугияма. Любимой песней ихэтуаней была такая:
Изорвем электрические провода,
Вырвем телеграфные столбы,
Разломаем паровозы,
Разрушим пароходы.
Убитые дьяволы уйдут в землю,
Убитые дьяволы отправятся на тот свет.
Правительства государств, имевших виды на китайские прибрежные территории, не могли равнодушно взирать на происходившее. Особенно когда началась литься кровь европейцев. В близлежащем к столичному Пекину городе Тяньцзине (порту Таку) из моряков стоявших там иностранных военных судов (канонерок) – японских, английских, американских, русских, германских, французских австрийских и итальянских – был сформирован 2-тысячный сводный отряд под командованием английского адмирала Сеймура.
Первоначально он имел успех: был захвачен Северный арсенал. Там хранились предназначенные для императорский армии 261 орудие, в том числе 95 новейших крупповских, 50 тысяч ружей систем Маузера и Манлихера, боеприпасы, сотни пудов риса и многое другое.
Военные корабли союзников-европейцев подвергли бомбардировке форты города Таку (его комендант не ответил на посланный ультиматум) и после артиллерийской дуэли высадили десант. Устье реки Бэйхэ защищало пять глинобитных фортов, имевших вооружение до двухсот артиллерийских ору дий. Однак о их расчеты бежали после того, как союзники начали стрельбу из пулеметов и высадили десант.
В этой операции, которая проходила под общим командованием капитана 1-го ранга Добровольского, участвовало три русских канонерских лодки – «Кореец», «Гиляк» и «Бобр». Вместе с ним в бою находились еще три канонерки: английская «Алчжерин», французская «Лион» и германская «Илтис».
Во время боев в районе Тяньцзиня с 30-тысячной китайской армией, которая защищала укрепленный город с арсеналами, китайцы потеряли 3 тысячи человек, союзники – 600, русские – 168 человек. За взятие Тяньцзиня вице-адмирал Е.И. Алексеев был награжден золотым оружием (саблей), украшенной бриллиантами.
В целях освобождения осажденных в Пекине дипломатических миссий заинтересованные страны стали спешно готовить вооруженную интервенцию. Подобное решение созрело в европейских столицах быстро по двум причинам. Во-первых, ситуация не ждала промедления. Во-вторых, восставшие «боксеры» не делали различия между европейцами: они безжалостно уничтожали всех «белых чертей».
В российской столице, в ее официальных кругах, к народному восстанию в Китае отнеслись по-разному. По свидетельству графа С.Ю. Витте, военный министр генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин был чрезвычайно доволен начавшимся Ихэтуаньским восстанием, «потому что это… даст повод захватить Маньчжурию» и сделать из нее «нечто вроде Бухары».
Военному вторжению в Китай предшествовала ожесточенная борьба между его участниками. Было ясно, что тот, кто освободит пекинский квартал с посольствами, станет хозяином китайской столицы. Английская дипломатия предлагала поручить подавление «боксеров» японцам: она рассчитывала образовать из них в Пекине заслон против России. Токио, в свою очередь, было очень желательно утвердиться в Пекине с санкции других держав. Россия относилась к чисто японской интервенции резко отрицательно, и в конце июня с помощью Германии ей удалось сорвать предложение британцев.
Было принято решение об отправке великими державами в Пекин союзных воинских контингентов. На пост главнокомандующего международной карательной экспедицией германский император Вильгельм II предложил 68-летнего генерал-фельдмаршала Альфреда фон Вальдерзее. Россия приняла это предложение – она предпочитала германское главное командование японскому или английскому. На русское же главнокомандование никогда не согласились бы ни в Лондоне, ни в Токио. Российскую позицию поддержала Франция.
Германский кайзер был весьма польщен, что международным экспедиционным корпусом будет командовать немец. В своем обращении к отправляющимся в Китай войскам он публично призывал их учинить в Китае такую расправу с «бунтовщиками», чтобы китайцы запомнили германское имя, как в свое время народы Европы сохранили в памяти имя народа гуннов и их вождя Аттилы.
Впрочем, когда германский генерал-фельдмаршал прибыл на театр военных действий, борьба с «боксерами» была в основном уже завершена. Из порта Тяньцзинь на столицу Цинской империи Пекин выступил международный 20-тысячный экспедиционный корпус под командованием русского генерала Н.П. Линевича (9000 японцев, 4000 русских, 6000 англичан, американцев, французов и других). Союзники штурмом овладели китайской столицей и освободили дипломатический квартал, защитники которого мужественно выдержали 54-дневную осаду.
Посольский квартал в Пекине оказался нетронутым, он был только блокирован китайскими мятежниками. Столица государства оказалась без верховной власти. Циньский императорский двор во главе с вдовствующей императрицей-регентшей Цыси и принцем (малолетним императором) Дуаньчу бежал в город Сиань под охрану сохранявших верность войск.
Столица Китая была разделена союзным командованием на пять участков с назначением в каждый из них военного губернатора. Союзники и особенно японцы учинили в захваченном Пекине страшный разгром. Один из очевидцев тех событий, Д.Д. Покотилов с возмущением писал:
«Иностранные войска грабят китайцев, это, по-видимому, одобряется военными властями, которые, во всяком случае, ничего не предпринимают против этого. Стремление к легкой наживе обуяло не только военных, но и статских. Многие, вооружившись винтовками, отправляются в город и возвращаются с телегами, нагруженными шелками, мехами, а нередко и слитками серебра.
Разные предметы роскоши… продаются солдатами за смехотворные цены, например, рубль за кусок шелка, стоящий не менее 20 – 25 рублей. Серебро же в первые дни разгрома уступалось за 10 – 15 процентов своей стоимости».
Когда генерал-фельдмаршал фон Вальдерзее после «шапочного разбора» прибыл в Пекин, то он начал проводить карательные экспедиции против близлежащих городов и уездов, которые находились в руках повстанцев. Но в подобных действиях русские войска генерала Линевича при подавлении «восстания большого кулака» не участвовали. Более того, русские войска первыми покинули Пекин и Тяньцзинь.
В Сиани был издан императорский указ, обвинявший «ихэтуаней» во всех бедах страны и призывавший государственных чиновников к беспощадной расправе над ними. Начались массовые казни повстанцев, в которых чиновники императрицы Цыси преуспевали.
Японские войска (в основном силы 5-й дивизии) тоже участвовали во взятии Пекина и успешно действовали при разграблении сокровищ многочисленных императорских дворцов. Они «отличились» в том, что вывезли, помимо прочей военной добычи, серебряную казну Китайской империи (в Китае исторически имела хождение не золотая, а серебряная валюта). Японцы чувствовали себя в Пекине подлинными хозяевами города, повсеместно расставляли (в отличие от европейцев) свои караулы и относились к местному мирному населению с крайней жестокостью.
Правительство России с неохотой согласилось на вооруженную интервенцию в Пекине. Оно опасалось, что появление в китайской столице иностранных войск усилит там влияние политических противников России, прежде всего Японии и ее союзников. К тому же могло измениться и само отношение китайцев к России.
Но в Маньчжурии позиция официального Санкт-Петербурга в отношении мятежников оказалась совсем иной. Стоило только «ихэтуаням» (в их числе оказались местные китайские войска) в июле-месяце 1900 года начать нападение на Восточно-Китайскую железную дорогу, как в Маньчжурию без промедлений были введены русские войска. В ходе боев с отрядами «боксеров» русские войска потеряли 242 человека убитыми и 1283 ранеными. Но «ихэтуани» успели сделать свое дело: из 1300 верст железнодорожного пути было разрушено около 900! Особенно пострадал Западный участок КВЖД. На восстановление повреждений было истрачено более 70 миллионов рублей.
Китайские власти в Южной Маньчжурии, по сути дела, санкционировали разрушение железной дороги на ее южном участке и Яньтайских копей местными регулярными войсками. (В их обязанности, между прочим, входила охрана железной дороги.) Их нападение и появление отрядов «ихэтуаней» застали врасплох прежде всего строителей железной дороги. Многим из них под защитой отрядов Охранной стражи удалось благополучно спастись из районов, охваченных восстанием. В этих спасательных операциях отличились полковник Мищенко, который вывел большую партию строителей из Ляояна в Северную Корею, и штабс-капитан Ржевуцкий – с Телинского участка в спокойный город Харбин.
Однако не обошлось и без жертв. Трагически сложилась судьба строителей, уходивших из Мукдена под командованием поручика Валевского и инженера Б.А. Верховского. По пути эта партия строителей и отряд стражников почти полностью погибли в неравных боях с китайцами. Захваченный в плен Верховский был обезглавлен. Много писавший о Маньчжурии Е.Х. Нилус свидетельствует:
«Впоследствии, когда наши войска вновь заняли Ляоян, они нашли там выставленную напоказ в клетке голову этого молодого и способного инженера».
На крайних, приграничных участках КВЖД железнодорожные служащие с семьями и отрядами Охранной стражи отходили на российскую территорию. Так, инженер Н.Н. Бочаров сумел организовать отход служащих 4-го участка со станции Хинган в Старо-Цуркхайтуй. Обоз железнодорожников состоял из 865 подвод, 56 из которых везли серебро. Отряд состоял из трех тысяч человек. Китайцам удалось разграбить лишь хлебный обоз с мукой 4-го участка, перебив почти всех сопровождавших его людей.
В административном отношении Маньчжурия делилась на три провинции: Гиринскую, Хайлунцзянскую и Цицикарскую. Их власти во время восстания «ихэтуаней» по-разному отнеслись к строительству КВЖД и российским гражданам, оказавшимся в Маньчжурии. Местные губернаторы – цзяньцзюни имели под личным командованием многочисленные войска и могли самым решительным образом повлиять на обстановку в своих провинциях.
Гиринский цзяньцзюнь Чан Шунь, пренебрегая опасностью быть обвиненным в сочувствии иностранцам, писал в докладе богдыхану в Пекин: «Способ действия Трех Восточных провинций должен отличаться от действий Южного Китая, особенно по отношению к могущественной России, владеющей землями в двух частях света – Европе и Азии».
Высокопоставленный чиновник считал, что следовало сохранять дружественные отношения и союз с Россией. В таких услоиях Россия, по мнению Чан Шуня, также оказала бы Китаю неотложную помощь, исходя из того, что «русские прекрасно понимают, что нельзя бить мышь (то есть Китайскую империю. – А.Ш.), которая ест с драгоценного блюда» (то есть с КВЖД).
Во время массовых погромов христианских миссий и поселений европейцев в Китае, он во многом действовал на свой страх и риск. 22 июня[3] в Харбине получили извещение гиринского цзянцзюня о выделении для защиты города Харбина, столицы КВЖД, особого китайского полка под командованием генерала Пао Лина. Российская администрация железной дороги, однако, уклонилась от охранных услуг этого полка. По ее пожеланию полк был остановлен в Ашихэ.
22 июня в Гирин пришла правительственная телеграмма о необходимости сохранять порядок на строящейся линии КВЖД. Цзянцзюнь Чан Шунь приказал расклеить в городе и уездных центрах провинции следующие объявления:
«Китай и Россия находятся между собою в дружественных отношениях, как и всегда раньше, поэтому нельзя производить беспорядки, от которых может произойти несчастье для государства».
Все же 22 июня русские служащие железной дороги покинули Гирин. С отрядом «ихэтуаней», прибывшим в Гирин, цзяньцзюнь Чан Шунь расправился решительно и жестоко. Ночью его личная охрана окружила казарму «боксеров» и всех арестовала, разоружила и, казнив 10 вожаков, остальных отпустила на все четыре стороны.
Однако отношение к России другого императорского наместника в Маньчжурии – цицикарского цзяньцзюня Шоу Шаня было совсем иным. В ходе успехов «восстания большого кулака» глава Цицикарской провинции резко изменил свое отношение к железной дороге и ее работникам. Эта враждебность проявилась в нападении 5 июля 1900 года на русские береговые посты у города Айгуня, в откровенно провокационном обстреле через реку Амур в течение двух недель города Благовещенска.
Дело дошло даже до того, что войска цицикарского цзяньцзюня переправились через Амур и атаковали город Благовещенск. Но нападавшие были сразу же наголову разбиты, и им пришлось спасаться бегством обратно через реку. Это нападение привело к тому, что «благовещенские власти собрали всех «желтых» на берег Амура и велели им вплавь переправляться на маньчжурский берег».
Войска цзянцзюня Цицикарской провинции Шоу Шаня в большом числе с 13 по 21 июля осаждали столицу КВЖД город Харбин, пытаясь уничтожить находившихся там русских строителей железной дороги. Это были поистине драматические события.
Город, немалую часть населения которого составляли русские, во время тех событий обезлюдел. Этому предшествовали следующие события. От цицикарского цзянцзюня Шоу Шаня было получено письмо, в котором он позволил себе писать, что до него дошел слух, будто в Харбине собралось много русских с женами и детьми и что они «от страха оглашают воздух воплями и плачем». Поэтому, мол, он гарантирует всем им безопасный отъезд в Хабаровск, но только без оружия – иначе он «всех истребит».
В Харбине было решено отправить пароходами и баржами по Сунгари всех женщин и детей, а мужчинам, способным держать оружие в руках, остаться в городе и вместе с Охранной стражей железной дороги защищать город от китайских войск цзяньцзюня Цицикара до подхода помощи из России. Пароходы и баржи с женщинами и детьми подверглись у Сеньсиня и ниже по течению Сунгари артиллерийскому обстрелу и буквально расстреливались с берегов китайскими солдатами. Когда суда прибыли в Хабаровск, то на них оказалось много убитых и раненых.
Оборону русской части Харбина, в районе Нового города, речной пристани и затона, возглавили главный инженер правления КВЖД А.И. Югович и офицеры казачьих охранных сотен, среди которых особенно отличились капитан Г.М. Смольянинов, поручики Апостолов и Пявко-Доценко, сотник Казаркин. Всего набралось около 3300 защитников русской части города, вооруженных преимущественно охотничьими ружьями и винтовками, имевших крайне ограниченный запас патронов и ни одной пушки.
Цицикарский цзянцзюнь Шоу Шань прислал в Харбин свое второе письмо, в котором писал, что послал свои войска «уничтожить Харбин» и что он приказал никого не щадить. Уверенной в полной победе, обусловленной огромным перевесом сил, цзянцзюнь высказал в письме пожелание, чтобы чины Охранной стражи русской железной дороги сражались так же храбро, как будут сражаться его доблестные войска.
Всего вокруг Харбина сосредоточилось порядка 8 – 10 тысяч китайских войск с артиллерией. 13 июля в 4 часа утра по затону был сделан первый орудийный выстрел, и вскоре китайские войска густыми цепями пошли в атаку. Затон до последнего защищала рота Охранной стражи под командованием поручика Апостолова.
К 8 часам утра цицикарским войскам, наступавшим со стороны ханшинного (водочного) завода, удалось захватить кирпичный завод. Установив там пушки, китайцы повели многочисленные атаки на Новый город и пристань. Наступавшим удалось захватить железнодорожное депо, и на этом их успехи ограничились. Стражники и вооруженные железнодорожники мужественно отбили все попытки китайских солдат продвинуться дальше.
В первый день обороны Харбина его защитники, предприняв контратаку, ворвались на ханшинный завод, выбили оттуда китайцев и захватили два орудия и 50 снарядов к ним. Все это было привезено на речную пристань. Из трофейных пушек было сделано несколько выстрелов по затону. Засевшие там войска цицикарского цзянцзюня подожгли сооружения затона и весьма поспешно отступили.
В конце первого дня защиты русской части Харбина были организованы похороны погибших в боях. Но китайцы начали обстрел кладбища Нового города, и убитых похоронили в братской могиле у самой сунгарийской пристани.
Следующие дни обороны Харбина прошли в ожидании нового штурма его русской части. Цицикарские войска отошли от нее и собирались с новыми силами, получив подкрепления от цзянцзюня Шоу Шаня. Тем временем защищавшиеся укрепили свои позиции у пристани и возвели новые баррикады.
Однако нового штурма не последовало. «В 5 часов дня 21 июля от разъездов 1-й сотни было получено первое донесение, что на р. Сунгари показались дымки идущих к городу Харбину пароходов». Это был Хабаровский отряд под командованием генерала Сахарова, спешивший на выручку осажденному Харбину. По берегу реки подошли две конные охранные сотни под командованием полковника Денисова.
Российское правительство ввело в Маньчжурию, в зону КВЖД, свои войска. В боях на линии железнодорожной магистрали особенно отличился 17-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. Отличился и отряд П.К. фон Ренненкампфа, состоявший из 450 казаков и конной батареи, который сперва разбил китайцев на Малом Хингане, а затем с боями за три недели прошел четыреста километров и с налета взял город Цицикар.
Ренненкампф своими стремительными действиями решил судьбу самовластного и воинственного маньчжурского правителя. Армия и речной флот цицикарского цзянцзюня Шоу Шаня русскими были разгромлены наголову.
После этого отряд Ренненкампфа взял город Гирин, гарнизон которого на сопротивление не отважился. В Гирине были взяты в плен полторы тысячи цзяньцзюньских солдат и офицеров, 81 орудие и огромная казна в 900 пудов серебра. Командир отряда приказа вывезти серебряные «трофеи» в Россию, что и было исполнено.
Сам Шоу Шань, оказавшись в безвыходном положении, покончил с собой, проглотив заостренный золотой самородок. Этот благородный, с точки зрения китайской военной и придворной этики, поступок не прошел мимо внимания Цинского императорского двора. Спустя восемь лет, в 1908 году, семейству покойного цицикарского цзян-цзюня было выдано немалое пособие в 1100 лян серебра, а детям предоставлены высокооплачиваемые чиновничьи должности.
Историк А.А. Керсновский писал: «…восстанию был нанесен решительный удар. Дальнейшая работа свелась к искоренению партизанщины; 6 сентября генерал Штакельберг занял Бейтан; 9-го конный отряд полковника Флуга с налета взял Лутай, а 18 сентября генерал Церпитский овладел Шанхай-Гуаном на границе с Маньчжурией».
После подавления «восстания большого кулака», была усилена Охранная стража КВЖД.
Вся линия КВЖД была поделена на отрядные участки, а те, в свою очередь, делились на ротные участки. Непосредственно вдоль линии железной дороги устанавливались посты пехоты – по 5 – 20 человек в каждом. У постов были вышки для наблюдения и «веха» – высокий столб, обмотанный просмоленной соломой. Во время тревоги или нападения солому поджигали, что служило сигналом для соседних постов. Производилось непрерывное патрулирование от поста к посту.
Нападения хунхузов на посты охраны КВЖД первоначально происходили часто, но каждое из них влекло за собой беспощадное преследование и расправу. Не обошлось и без тяжелых жертв со стороны русских, но уважение к Охранной страже и страх перед ней маньчжурским разбойникам-хунхузам был с годами привит крепко.
Конные сотни Охранной стражи располагались по станциям. Разведке конных стражников вменялось в обязанность наблюдать местность по 25 верст в стороны от железнодорожного пути (это была зона непосредственной охраны КВЖД) и вести дальнюю разведку еще на 75 верст. Стражники охраняли и пароходное сообщение по реке Сунгари.
Пекин, Тяньцзинь и другие важные пункты столичной провинции Чжили оказались оккупированными международным экспедиционным корпусом численностью до 70 тысяч человек. Дальнейшее пребывание его там беспокоило российское правительство. 25 августа 1900 года министр иностранных дел России циркулярно уведомил союзные державы, что русские войска отзываются из Пекина. И что они покинут Маньчжурию, как только там бу дет восстановлен прежний порядок.
Вместе с тем российское правительство демонстративно заявило, что не считает себя находящимся в состоянии войны с Китаем. Оно считало, что пекинское правительство вынуждено было выступить против иностранцев только под давлением вооруженных мятежников. Самым важным в циркуляре было предложение ввиду освобождения посольств без промедления вывести все иностранные войска из Пекина. Тогда китайское правительство смогло бы вернуться в столицу и само окончательно восстановить порядок.
Союзные державы, и прежде всего Япония, отвергли российское предложение. Тогда русские войска покинули китайскую столицу одни. Тем самым Российское государство продемонстрировало свое добрососедство с Китайской империей. Правительство императора Николая II надеялось обрести в ней союзника, или по крайней мере сделать ее нейтральной, в ожидавшемся военном столкновении с Японией.
Военнослужащие российских войск, участвовавшие в подавлении восстания «ихэтуаней» и защите КВЖД, были награждены специальной медалью. Она изготавливалась из светлой бронзы и имела надпись: «За поход в Китай: 1900 – 1901 гг.» Среди награжденных оказались и защитники города Харбина.
«Боксерские» события дорого обошлись для Китайско-Восточной железной дороги. Материальный ущерб от причиненных разрушений составил сумму в 70,1 миллиона рублей. Огромные ее участки подлежали восстановлению.
В 1901 году начались переговоры между союзными державами и пекинским правительством, в которых приняла участие и Россия.
7 сентября был подписан заключительный протокол. На Китай была возложена новая контрибуция, составлявшая в пересчете на русские рубли сумму около 1,5 миллиарда рублей. Свои требование к Пекину о возмещении понесенных в Китае военных расходов выдвинули Россия, Германия, Франция, Великобритания, Япония, США, Италия, Бельгия, Австрия, Голландия, Испания, Швеция и Португалия. Но требования последних пяти стран носили скорее символический характер.
Победители обязали циньские власти казнить захваченных в плен повстанцев-«ихэтуаней», захваченных с оружием в руках, в том числе и высших сановников. Среди приговоренных к смерти оказались член императорской фамилии князь Дуань и губернатор провинции Юй Синь. Князя Чжуан Ин Няня, заместителя министра налогов, и руководителя уголовного ведомства Чжао Шуци приговорили к совершению самоубийства.
В укрепленном Посольском квартале в центре столицы запрещалось селиться китайцам, ответственность за его охрану принимало на себя пекинское правительство. Для сооружения Посольского квартала было снесено 1400 китайских домов. Форты Таку подлежали срытию, и их запрещалось восстанавливать. В течение двух лет в страну запрещался ввоз оружия.
Переговоры сопровождались упорной дипломатической борьбой. России удалось отстоять свои интересы в Маньчжурии. Политика «открытых дверей» там не действовала, как в других областях Китая. «Маньчжурские интересы» Санкт-Петербурга получили официальную поддержку Берлина, а Токио с Лондоном пришлось отступить.
Продолжая переговоры с пекинским правительством, российская дипломатия в обмен на вывод русских войск из Маньчжурии стремилась добиться там для России привилегированного положения. Через «главного начальника» Квантунской области адмирала Е.И. Алексеева правительство России заключило 9 ноября 1900 года «местное соглашение» с цзяньцзюнем (генерал-губернатором) обширной Мукденской провинции Цзеном. Это соглашение ставило цзяньцзюня под русский протекторат.
В правящих российских кругах не было единого мнения о том, как следовало после «ихэтуаньских» событий управлять Маньчжурией. Наконец официальное разъяснение было дано в сентябре 1900 года в телеграмме военного министра Куропаткина, посланной на Дальний Восток царскому наместнику Алексееву и приморскому генерал-губернатору Гродекову. В ней особо подчеркивалось следующее:
«Главной задачей России в Маньчжурии ставится в настоящее время продолжение и окончания строящихся нами железных дорог. Усилия Ваши и вверенных Вам чинов должны быть направлены к тому, чтобы облегчать возобновление работ и затем охранять производимые работы. Русское управление в занятой нами местности не должно быть вводимо. В Маньчжурии не должно остаться ни одного боевого орудия, ни одной войсковой части, но при восстановлении китайских властей им необходимо предоставить право иметь вооруженную конную и пешую стражу для полицейской службы».
После этого Санкт-Петербург попытался подписать новое межгосударственное соглашение с Пекином. Но в Китае не спешили с его обсуждением. Вокруг новой дальневосточной инициативы российского правительства развернулась дипломатическая борьба. Россия продолжала добиваться от Китая нового соглашения по вопросу о Маньчжурии. Ввиду этого в феврале 1901 года в Пекине последовал совместный протест Японии, Англии и США против договора, который закреплял русское влияние в Маньчжурии.
Япония продолжала готовиться к войне с Россией. Ее целью был захват Кореи и Маньчжурии и сокрушение русских позиций на Дальнем Востоке. Правящие круги Японии считали выгодным начать войну как можно скорее, пока еще не было закончено строительство Сибирской железной дороги. Токио сдерживали лишь собственная финансовая слабость и опасение, как бы Россию не поддержали Германия и Франция, как это случилось в 1895 году.
Чтобы обезопасить себя от вмешательства третьих держав в русско-японской войне, правительство микадо начало в Лондоне переговоры об англо-японском союзе. Но Великобритания не была уверена в силе и действительных возможностях Японии и боялась, как бы договор с неполноценным союзником не втяну л Британскую империю в большую войну при неблагоприятной обстановке, которая начала складываться на Европейском континенте.
Германия же всячески покровительствовала такому проекту, исходя при этом из собственных интересов на Европейском континенте. Это нашло свое выражение в активной личной переписке германского императора Вильгельма II с русским царем. Глава Германии убеждал императора Николая II в исторической миссии Российского государства как заступника Европы от «желтолицых».
Император Николай II сказал германскому императору Вильгельму II в ответ на предостережения в связи с широкими военными приготовлениями Японии следующее: «Войны не будет, потому что я ее не хочу».
Позиция Германии и ее императора была вполне понятна: в Берлине, равно как и в столицах других европейских держав, не хотели видеть на континенте сильную Россию. Не случайно канцлер Бисмарк однажды заметил:
«У России быстро увеличивающееся население, и она полна энергии. Ее можно сравнить с закупоренной бочкой бродящего вина, которая, рано или поздно, должна в каком-нибудь месте разорваться. Если взрыв произойдет в сторону Сибири – тем лучше. Если он будет иметь место в Черном море или на Босфоре – это тоже не опасно для нас. Мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить взрыва бочки у нашей границы».
В германской прессе в то время было опубликовано немало статей, в которых выражалась открытая удовлетворенность тем, что Россия утверждалась в Порт-Артуре. Так, немецкая «Иностранная газета» писала:
«Весь цивилизованный мир должен единодушно радоваться, что Россия так глубоко увязла в делах Дальнего Востока и что европейские и особенно балканские дела теперь надолго избавлены от ее грубого и кичливого влияния».
Поэтому Германия выражала открытую заинтересованность в том, чтобы Россия в своих геополитических устремлениях «увязла» на далеком от Европейского континента Дальнем Востоке. В своих мемуарах немецкий морской министр гросс-адмирал А. фон Тирпиц писал:
«По моем приезде в Петербург… я позволил себе говорить откровенно и между прочим указал, что сосредоточенная в Порт-Артуре эскадра имеет, на мой взгляд, скорее декоративное значение, нежели боевое. Я прямо заявил, что мы кровно заинтересованы в победе русского оружия, так как поражение России на Востоке может неблагоприятно отразиться на нашем положении там… Император (Николай II)… слушал весьма милостиво. В заключение он сказал, что ненавидит японцев, не верит ни одному их слову и отлично сознает всю опасность положения».