Кто поджег Рим?
Шесть дней Рим полыхал, как факел, в самый жаркий месяц июль 64 года от Рождества Христова. Шесть дней кроваво-красное зарево поднималось над долиной Тибра, и воды его окрасились в цвет пурпура. И все эти дни стоял несмолкаемый человеческий крик. Хроники того давнего времени не сохранили сведений о числе жителей, погибших во время пожара. Но это были многие сотни, а может быть и тысячи людей.
За шесть дней дотла сгорела столица Римской империи, в пламени исчезли дворцы, храмы, библиотеки, бани, конюшни, статуи императоров и богов. Шесть дней метались люди, пытавшиеся спасти свое добро от огня, шесть дней пламя свободно разгуливало по улицам.
«Пожары в Риме случались довольно часто, и столь же часто их сопровождали бесчинства и грабежи, особенно в кварталах, населенных бедным людом и варварами», – так описывал пожар Рима в своем знаменитом романе «Камо грядеши?» польский писатель Генрик Сенкевич.
…Праправнук божественного императора Августа, Нерон был сыном Агриппины – пятой жены императора Клавдия. По преданию, Агриппина отравила слабовольного Клавдия и на его место предложила своего сына Нерона. И преторианцы, элитная охрана дворца, провозгласили его своим предводителем, а потом заставили сенат утвердить его императором всего Рима.
В романе немецкого писателя Лиона Фейхтвангера «ЛжеНерон» рассказывается о том, как у этого императора зародилась мысль поджечь город. Он ненавидел бедноту, его раздражали узкие, тесные улицы. Когда, сидя в паланкине, он вынужден был останавливаться, до его чутких ноздрей доносился запах гниющих овощей и тухлого мяса, крики уличных торговцев и отвратительный крик ослов. В голове императора зарождались жестокие и злые мысли: бросить на арену живых людей, которых он обвинил в нарушении римской веры (христиан), а с другой стороны хотелось прославить себя… Но чем?
Это была, однако, художественная версия. Но древнеримский писатель, автор знаменитой книги «Жизнь двенадцати цезарей» Гай Светоний, на которого очень часто ссылаются современные ученые, тоже утверждал, что Рим поджег Нерон – человек, не ведавший жалости ни к своему народу, ни к своему отечеству. Именно Нерон, услышав от кого-то фразу, высказанную в сердцах: «Когда умру, пусть земля огнем горит!» – поправил собеседника, сказав: «Нет, пусть горит, пока живу!». Вот как отвечает на вопрос о поджоге Рима Гай Светоний.
«Словно ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, он поджег Рим настолько открыто, что многие консуляры ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать; а житницы, стоявшие поблизости от Золотого дворца и, по мнению Нерона, отнимавшие у него слишком много места, были как будто сначала разрушены военными машинами, а потом подожжены, потому что стены их были из камня. Шесть дней и семь ночей свирепствовало бедствие, а народ искал убежища в каменных памятниках и склепах. Кроме бесчисленных жилых построек, горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей, горели храмы богов, возведенные и освященные в годы царей, а потом – пунических и галльских войн, горело все достойное и памятное, что сохранилось от древних времен. На этот пожар он смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел "Крушение Трои". Но и здесь не упустил он случая для добычи и поживы: объявив, что обломки и трупы будут сожжены на государственный счет, он не подпускал людей к остаткам их имуществ; а приношения от провинций и частных лиц он не только принимал, но и требовал, вконец исчерпывая их средства».
Спор этот ведется вот уже на протяжении почти двадцати столетий, в разное время выдвигались различные версии о пожаре в Риме. Одни историки обвиняли во всем Нерона и говорили, что в один прекрасный момент обстоятельства сложились так, что император нашел случай избавиться от несносной матери, бесполезной жены и ревнивого мужа любовницы. Вот так будто бы и зародилась в его голове мысль, ужаснувшая бы и самого величайшего злодея. Он решился поджечь свой дворец, который был соединен с домом его возлюбленной Епихарисы, чтобы погубить тех особ, которые (как он мыслил) мешали его благополучию. Ни прекрасное украшение и великолепие дворца, ни сокровища и собранные в нем древности и редкости – ничто не могло отвратить Нерона от его ужасного намерения. Так это обширное здание, украшение Рима, в одну минуту сделалось добычей пламени.
Впоследствии вспоминали, что у Нерона была чуть ли не прирожденная страсть к огню, которую он проверял еще в детстве: будущий император охотно играл со сверстниками в «пожар Трои»… А теперь он удалился на Капитолийский холм и оттуда смотрел на ужасное свое деяние. Бесчисленное множество жалобных стонов было обращено к Нерону, но он не растрогался от плача и рыданий, которые доносились к нему со всех сторон. Вместо этого он, облачившись в актерское платье Аполлона, пел стихи на разрушение Илиона. Его придворные видели свои объятые пламенем дома, однако вынуждены были оставаться с императором и рукоплескать ему.
Но это только одна из версий. Другие исследователи столь же яростно приводили исторические доводы, оправдывающие императора. Русский писатель А.В. Амфитеатров посвятил Нерону четырехтомное произведение «Зверь из бездны». В нем он приводит многие исторические свидетельства древних людей как pro, так и contra. Однако все историки сходятся в том, что бедствие это было для древнего Рима катастрофическим. Никогда еще до тех пор пожар не причинял Риму такого страшного и ужасного вреда.
Пожар начался в ночное время в той части цирка, которая была смежной с Палатинским и Целийским холмами. Пламя, перекинувшись на соседние кровли, распространялось даже с какою-то непонятною быстротой. Огонь внезапно распространился по лавкам, наполненным легковоспламеняющимися товарами, и вскоре весь этот квартал полыхал, как огромный костер. Не было там ни дома, огражденного забором, ни храма, окруженного высокими стенами, никакого другого препятствия.
Пораженным римлянам пожар представлялся зрелищем тем более ужасающим, что помощь и тушение его представлялись невозможными. Прежде всего потому, что огонь распространялся очень быстро, а кроме того – искривленные во все стороны улицы древнего Рима и огромные здания препятствовали движению. Пламя добиралось до самых высоких башен, и многие римляне стали считать, что сами боги умножают свирепость огня.
С ужасающей быстротой пламя охватило многие улицы, а лощина между Авентинским и Палатинским холмами дала огню страшную дополнительную тягу. А.В. Амфитеатров пишет, что «отделанная в мрамор и дерево она превратилась в исполинскую трубу, через которую пламя ринулось к Форуму, зданиям Велабра и Карина. Совершенно выгорела Священная улица с храмом Весты, храм Геркулеса на Скотопригонном рынке и многие другие здания. За эти дни были истреблены огнем произведения целых веков – все, что было великолепнейшего в этом пышном городе».
Со всех сторон доносились крики и вопли тех, кто погибал под обломками рушившихся зданий. Женщины, обливаясь слезами, бегали по улицам, по которым еще можно было проходить, и разыскивали своих разбежавшихся от страха детей. Некоторые из растерявшихся и обезумевших римлян пытались еще как-то бороться с пламенем, чтобы спасти хоть малую часть своего имущества. Были среди них и такие, кто ужасался смерти меньше, чем бедности, до какой они были доведены этим бедствием, и сами бросались в пламя. Много людей погибло в огне, потому что при быстром, почти мгновенном распространении пожара и скученности населения в тесных улицах и закоулках столицы иначе и быть не могло. В Риме теснилось и металось в смертельном ужасе миллионное население. «Одни выносили больных, другие стояли неподвижно, третьи суетились. Иной оглядывался назад, а между тем пламя охватывало его спереди и сбоку; некоторые думали, что они уже далеко убежали от пожара, и также попадались. Одни, несмотря на то, что могли бы спастись, погибали из любви к ближним, которых не могли спасти. Никто даже не смел защищаться от пламени, со всех сторон грозные голоса запрещали тушить пожар. Некоторые явно бросали на дома зажженные факелы, крича, что им это приказано; может быть, для того, чтобы им удобнее было грабить, а может быть, и в самом деле по приказанию», – писал историк.
Когда вспыхнул пожар, Нерон находился в Анциуме. Он возвратился в столицу, когда огонь уже приближался к его резиденции. Ужас величественного зрелища привел императора в восторг, потому и сложился впоследствии рассказ, что он любовался пожаром с высокой башни в Меценатовых садах и в театральном костюме, с венком на голове и лирой в руках воспевал такую же огненную смерть священной Трои.
Из четырнадцати частей Рима – три совершенно сровнялись с землей, от семи остались одни почерневшие стены, и только четыре части римской столицы были пощажены огнем. Чем было заменить теперь священную ограду Юпитера Стратора, дворец Нумы Помпилия, пенаты греческого народа, чудеса греческого искусства? Погибли в пламени многие величественные храмы и здания, самые драгоценные римские древности, исторические дома полководцев, украшенные добычами былых побед, трофеи и предметы культа римлян.
