Преступление против потомков
«Было бы неблагодарностью не назвать лес в числе воспитателей и немногочисленных покровителей нашего народа. Точно так же, как степь воспитала в наших дедах тягу к вольности и богатырским утехам в поединках, лес научил их осторожности, наблюдательности, трудолюбию и той тяжкой, упорной поступи, какою русские всегда шли к поставленной цели. Мы выросли в лесу… лес встречал русского человека при появлении на свет и безотлучно провожал его через все возрастные этапы: зыбка младенца и первая обувка, орех и земляника, кубарь, банный веник и балалайка, лучина на девичьих посиделках и расписная свадебная дуга, даровые пасеки и бобровые гоны, рыбацкая шняка или воинский струг, гриб и ладан, посох странника, долбленая колода мертвеца и, наконец, крест на устланной ельником могиле.
Вот перечень изначальных же русских товаров, изнанка тогдашней цивилизации, лес и тес, брус и желоб, ободье и мочало, уголь и лыко, смола и поташ. Но из того же леса текли и побарышнее дары: пахучие валдайские рогожи, цветастые рязанские санки и холмогорские сундуки на тюленевой подкладке, мед и воск, соболь и черная лисица для византийских щеголей…
Лес кормил, одевал, грел нас, русских!»
Этот отрывок из романа Л. Леонова «Русский лес» стал настоящим гимном благодарного человека в честь своего благодетеля. Он действительно сопровождает нас с самых первых моментов жизни и до последних. Обожествляемый еще с языческих времен, лес стал для людей вместилищем всех богов – и злых, и добрых. Ставшие впоследствии поэтическими образами, они в сознании человека живы и до сих пор, и потому лес для него тоже своего рода земной храм.
Лес дышит, тревожится, убаюкивает, ласкает. В царстве безропотного покоя среди тенистых елей, добродушного гула сосен, заботливого шепота осин и берез приходит успокоение. Мир начинает казаться более светлым и совершенным. И как страшно видеть вырубленную, безликую землю с черными подпалинами от костров!
На протяжении многовековой российской истории лесные и земельные угодья в стране принадлежали государству. В 1802 году император Александр I учредил Лесной департамент, на который и было возложено управление казенными лесами. В 1826 году Сенатом было утверждено «Положение об устройстве лесничеств по губерниям России». По нему на территории всех российских губерний создавались лесничества, которые в свою очередь подразделялись на лесные дачи. Лесные дачи делились на таксационные участки в зависимости от качества древесины и продавались с торгов на вырубку всем желающим. Одна десятина хвойного леса стоила примерно 100—300 рублей. Лицу, купившему лес, выдавался порубочный билет. Кроме того, покупатель должен был провести лесо-культурные работы – выкорчевать пни, убрать ветки и сделать новые посадки.
Все деревья в лесных дачах клеймились для учета. Клеймились даже пни (!) деревьев, срубленных злоумышленниками, так как они представляли собой «вещественные доказательства».
Конечно, были и тогда нарушения Лесного устава, и борьба с этими нарушениями занимала основную часть времени лесничего. Если законные покупатели и не рубили лишнее, то крестьяне окрестных деревень часто посягали на государевы леса – часто незаконно рубили деревья, распахивали луга, пасли скот в лесу, собирали валежник, грибы и ягоды. Случались и такие (ныне почти экзотические нарушения), как теребление мха, сдирание бересты, сбор смолы.
Но лесничества не были кровожадными административными органами, которые стояли только на страже казны и были глухи к народным нуждам. Бедным крестьянам, погорельцам и беженцам лес отпускался на самых льготных условиях, а то и вовсе бесплатно.
С приходом к власти большевиков все лесничества были ликвидированы. Наркомат земледелия принял временное положение о лесном управлении в губерниях, по которому все леса – казенные, частные, удельные и общественные – перешли в ведение отделов губернских земельных комитетов. Так закончилось российское государственное управление лесами, которое гармонично сочетало интересы казны и человека и стояло на страже родной природы.
А теперь опять предоставим слово Леониду Леонову.
«Вряд ли какой другой народ вступая в историю со столь богатой хвойной шубой на плечах; именитым иностранным соглядатаям… Русь представлялась сплошной чащобой с редкими прогалинами людских поселений. Отсюда и повелась наша опасная слава лесной державы, дешевящая в глазах заграничного потребителя наш дешевый товар и создающая вредную миллионерскую психологию у коренного населения. Наступит день, когда Петр будет рвать ноздри и гнать на каторгу за губительство заповедных рощ, а пока леса в России так много, что в награду за расчистку дается освобождение от податей и пошлин на пятнадцать лет, а чуть посеверней – и на все сорок. Лес стоит такой непролазной крепью и такого сказочного сортимента, что былины только богатырям вверяют прокладку лесных дорог… Бреди хоть тысячу дней в любую сторону – и лес неотступно будет следовать за тобой, как верная лохматая собачонка. Здесь и следует искать корни нашего небреженья к лесу».
В Западной и Восточной Сибири еще в начале XX века сохранялись большие массивы кедровников. В период шишкования кедра сюда уходило почти все окрестное население – от мала до велика – на промысел. Возникновение этого промысла относится к временам далеким. В XVIII веке кедровые орехи добывали почти все проживавшие в Сибири народы. О сборе шишек с кедрового стланца на Камчатке писал еще С.П. Крашенинников и отмечал, что отвар кедровых веток является хорошим средством против цинги. Его, как чай или квас, пили все члены его экспедиции.
В XIX веке кедровые орехи были не только большим подспорьем в пище для местного населения. Орех оптом скупали в сибирских деревнях и на ярмарках и отправляли по всей необъятной России и за границу.
В целях сохранения лесов при заселении Сибири русскими земледельцами Тобольская губернская канцелярия предписывала, чтобы переселенцы не рубили кедры на строительные нужды, «а потребные с тех кедров орешки и шишки обирали, а не подрубали бы не токмо всего дерева, но и сучья берегли». Нарушавшие правила пользования кедровником строго наказывались. Так, в Сургутском районе виновных немилосердно секли и били, а затем, раздев донага, привязывали к дереву и оставляли на расправу таежному гнусу. В Томском уезде были установлены свои наказания: за сломанную ветку кедра – 10 розог, а за поруб дерева (в зависимости от его размеров) – от 25 до 100 розог.
Кедр – дерево уникальное. Продолжительность жизни сибирского кедра – четыреста лет. Первые десять лет он растет очень медленно и достигает полного развития лишь к пятидесяти годам. Он почти не подвержен болезням и регулярно плодоносит. Кедровые массивы необходимы для жизни соболя, белки и многих других зверей и птиц.
Кедр образует большие массивы и растет вместе с пихтой и елью на обширной территории от верховьев реки Вычегды на западе до верхнего течения реки Алдан на востоке. На восток от Забайкалья, Верхоянского и Станового хребтов кедровую сосну заменяет кедровый стланец. Он представляет собой стелющийся кустарник или небольшое деревце 3–4 метров высоты (высота кедра сибирского – 35—40 метров). Кедровый стланик встречается по всей лесной зоне Дальнего Востока – от Камчатки до Приморья.
И этим огромным кедровым массивам серьезная опасность стала угрожать в нашем XX веке. Уже в 1923 году лесовод С.П. Бонишко писал: «Если не будут приняты самые радикальные меры к сохранению кедровников, они будут уничтожены. И это будет не просто катастрофа, а преступление перед будущими поколениями».
Первозданные сибирские леса, не искалеченные еще вмешательством человека, представляли обычно сплошной сомкнувшийся древостой сорока и более аршин высоты, изобиловали ценным зверьем и птицей. Мощные пласты веками накопленного перегноя достигали иногда аршинной толщины.
Около четырех веков назад предприимчивые Строгановы положили начало промышленной культуре в Приуральской Сибири. Для защиты своих промышленных предприятий от неспокойных сибирских соседей они наняли бежавшую с Волги казачью вольницу, которая в скором времени и покорила Сибирь без малейшей правительственной помощи. А затем Ермак Тимофеевич бил челом Московскому государю, принося в дар покоренную страну. С тех пор потомки этих первых смелых и свободолюбивых русских сибиряков и все пришлые после них земледельцы свободно пользовались лесными богатствами края, считая леса своим неотъемлемым достоянием. В 1621 году ясачные тунгусы приходили в Енисейск в собольих шубах, у некоторых и лыжи были подбиты соболиными шкурками.
Лесу было так много, что земледельческой культуре приходилось шаг за шагом отвоевывать у него свое право на существование. Орудиями этой борьбы были топор и огонь. Под их действием рушились вековые леса, а на их месте воздвигались городища, расчищались покосы и пастбища. Однако все это было настолько микроскопически ничтожно среди океана лесов, что и сравнить нельзя, например, с той потерей, которую в прошлые века понесли наши южные губернии, которые лишились множества лесов от варварских азиатских завоевателей и вообще от кочующих монгольских племен. Полчища татар, киргизов и калмыков жгли леса и нарочно образовывали степи для своих табунов или для истребления неприятеля. Как кочующие народы, эти орды не могли жить в лесистых местах: в лесах нельзя было пасти, кормить и охранять бесчисленные стада. В лесах скот расхищают дикие звери, заедают слепни, комары и оводы.
Кочующие племена для прокорма своих табунов всемерно губили леса, нисколько не заботясь об их сохранении для будущих цивилизаций. Но их поведение было все-таки извинительным: их побуждала на эти действия необходимость. И вред, причиненный ими, не столь страшен, потому что лес на юге был лиственных пород и ежегодное опадение листвы образовало толстый слой плодородного чернозема.
Но истребление хвойных лесов в России лишает народ лучших строительных материалов, а гибель таких лесов практически невосполнима. Земля, на которой росли вековые сосны и ели, для земледелия непригодна. Сосновый и еловый лес не могли образовать чернозема, и огромные площади из-под такого леса навеки остаются безобразными пустынями, потому что после вырубки исчезают тень и влага, местность летом высыхает, зимой промерзает, зелень пропадает.
Главный повод к уничтожению лесов вокруг Тюмени дала еще в прошлом веке постройка железной дороги. До ее проведения окрестные крестьяне большей частью занимались извозом. Но с проведением «чугунки» осталось очень много лошадей, которые лишились работы, потому что конкурировать с ней им было невозможно. Крестьянам не хотелось сразу расставаться с лошадьми, поэтому они и занялись извозом дров, которые продавали в городе за бесценок, чтобы хоть как-то прокормить себя и скотину.
Кроме того, окончательно отвыкшие от земледелия крестьяне вскоре поняли, что одним извозом не прокормишься, надо возвращаться к полям и огородам. И вскоре не осталось свободных пахотных земель, чего прежде никогда не было. Крестьяне деревень Малая и Большая Балда, занимавшиеся прежде выделкой деревянной посуды, стали подчищать земли из-под леса, чтобы увеличить количество пахотных полей. И за десять–пятнадцать лет (в конце прошлого века) случилось то, чего раньше и представить было нельзя. Жители Тюменского округа стали покупать дрова и строевой лес у соседей – татар есаульских, чикчинских и муллашевских.
Пострадала в этом округе и ольха. Когда в России появилась одна из первых русских чайных фирм, понадобились ольховые ящики для развески чаев. Чай может быть упакован только в такие ящики, так как ольха не имеет никакого запаха. Для сибирских чаев необходимо было 30000 ящиков в год, для этого достаточно было заготовить 15000 деревьев.
Производство это было очень выгодное, крестьяне же стали рубить по сто тысяч деревьев ежегодно. Излишек леса девать было некуда, и он портился в коре, потому что ольха – дерево очень нежное. Когда же цены на ольховые ящики были снижены, недовольные этим крестьяне тут же сожгли большую часть ольховника в Тюменском округе.
Почти на тысячу километров протянулся с севера на юг остров Сахалин. Большая часть его территории занята лесами, почти все из них естественного происхождения. Тревога за судьбу сахалинского леса высказывалась на протяжении всей истории острова, ведь в сахалинской тайге произрастают лиственница даурская, ель аянская, пихта, береза каменная и белая.
А лесные пожары? Картина разрушительного действия в лесу огненной стихии настолько ужасающа, что перед ней, пожалуй, бледнеет даже вред многолетнего хищнического хозяйничанья, самых опустошительных рубок, массового лесокрадства. Ежегодные убытки от лесных пожаров не поддаются никакому исчислению в деньгах.
Особенно страшны лесные пожары в западной полосе Сибири, где сплошные насаждения – в виде островов – разбросаны среди огромных безлесных болотистых торфяных пространств, покрытых высокой травяной растительностью. Здесь пожары превращаются в настоящие огненные циклоны, которые, двигаясь со страшной быстротой, уничтожают и душат на своем пути все живое. За ночь такие пожары могут проходить до двухсот верст.
Лесные пожары наложили особую печать какой-то даже мертвенности на сибирские леса: они бедны мелкими представителями пернатого царства и даже весной мало оживлены.
Лесные реки сильно засоряются павшими от пожара деревьями. Лес этот намокает, тонет, гниет, заражает воду ядовитыми продуктами разложениями и делает ее совершенно непригодной для обитания рыбы. Лесные речки разносят эту заразу на расстояния, довольно далекие от мест пожаров.
Тому, что сейчас творится с российскими лесами, трудно даже подобрать название. Никогда истребление лесов не достигало таких преступных масштабов. На больших территориях десятки вновь созданных совместных предприятий (или просто иностранных фирм) вырубают на огромных лесных площадях ценнейшие породы деревьев. Вырубают варварски, хищнически, оставляя после себя загаженные лесные участки, поломанные молодые насаждения, неубранные сучья, ветки…
