Геополитическое отчуждение России
К концу 1917 г. союз России с Западом был уже практически невозможен не только в свете социальной революции в России. Запад, Россия, равно как и Центральные державы претерпели внутреннюю поляризацию, делавшую международные союзы зависимыми от нового расклада сил в воюющих странах. Чиновник американского государственного департамента Филипс выделил три лагеря в воюющих странах: Империалистические круги, стоящие за продолжение противоборства между государствами, выступают за возвеличение собственной страны безотносительно к благосостоянию других государств. Они враждебны всем попыткам создать такую международную организацию, как Лига Наций. Фон Тирпиц, Гертлинг, Радиславов, Соннино и Тераучи являются типичными империалистами.
Либералы-националисты настаивают на том, что каждая нация имеет право считаться конечной величиной. Они поэтому надеются установить наднациональную власть над народами. Президент Вильсон, полковник Хауз, Артур Гендерсон, Альбер Тома и Шейдеман являются ведущими либералами мира.
Социальные революционеры являются открытыми интернационалистами. Они не беспокоятся об этой войне — их внимание обращено на классовую войну» которая за ней следует. Их видение будущего содержит мир, в котором национальные линии стираются и где правит международный пролетариат. Типичными социальными революционерами являются Ленин, Троцкий, группа Аванти в Италии, группа Спартак в Германии, Индустриальные рабочие мира в Соединенных Штатах».
Важно отметить, что Запад еще держался за единство России. Нигде: ни в декларациях Вильсона, ни в заявлениях Ллойд Джорджа и Клемансо — не было слов о признании независимости Финляндии, балтийских государств, Украины, закавказских новообразований. Запад долго придерживался принципа, что все эта вопросы являются внутренним делом России. И если кайзеровская Германия не скрывала планов расчленения России, то Запад оставался защитником ее единства. Никогда и нигде Запад не требовал от Временного правительства и от «большевиков в первый год их правления обещания независимости одной из частей России.
В декабре 1917 г. ведущие дипломаты Временного правительства — Б. Бахметьев (посол в Вашингтоне), В. Маклаков (посол в Париже) и старые царские дипломаты — созвали т. н. Конференцию послов, задачей которых стада защита русских интересов на Западе. В январе 1918 г. Б. Бахметьев заверил госсекретаря Лансинга в «единстве взглядов различных русских фракций — от умеренных консерваторов до национальных социалистов — в отношении международного положения России. „Был создан „священный союз“, имеющий прямые связи „со всеми центрами Национального движения в России“. Создатели союза России с Западом — бывшие министры иностранных дел А.И. Извольский, С.Д. Сазонов и М.В. Гире — верили, что со скорым падением большевиков Россия снова встанет на путь союза с Западом. Б.И. Бахметьеву удалось привезти в Париж первого премьера Временного правительства князя Г. Е. Львова. Князь Львов стал председателем русской Конференции, а влиятельный среди кадетов Маклаков преуспел в приглашении в Париж Н. А. Чайковского из «северо-западного“ правительства России (представлявшего лояльных Западу социал-демократов). Конференция приобрела определенную представительность, в ней мирно, руководимые патриотизмом, заседали представители старой — царской России и новой — послефевральской. Бахметьев и его коллеги приложили немало усилий, чтобы убедить Запад в презентабельности парижского собрания.
Послы Временного правительства на конференции в Париже заявили, что являются единственными легальными представителями России за границей. Возможно, их попытка увенчалась бы определенным успехом, но борющиеся против большевиков на северо-западе, на юге к на востоке силы были слишком разобщены, и это лишило парижское совещание необходимого авторитета; никто не мог хотя бы приблизительно указать, какие силы внутри России они представляют.
Оставалось два больших вопроса: хватит ли этим политическим объединениям сил там, в России, на полях сражений свергнуть большевиков (1) и какая политическая сила окончательно воцарится в России после окончания социального эксперимента (2). Русские вожди могли утверждать, что интересы России в любом случае будут защищаться со всем тщанием, но для Запада это звучало уже неубедительно.
