История в историях
Штурман Челюскин
Круто изменилось колесо фортуны при Петре I. После подавления бунта московских стрельцов фамилия Челюскиных попала в список Тайной канцелярии. Оказавшись в опале, Иван Родионович был вынужден продавать и закладывать имения и земли, влезать в неоплатные долги и обрек свою семью на скудную жизнь в глухой деревушке.
До сих пор неизвестна точная дата рождения Семена Ивановича Челюскина. На этот счет есть разные мнения. Например, историк и литературовед Н.М.Чернов (Москва) утверждает, что на основе имеющихся у него свидетельств будущий первопроходец родился приблизительно в 1704 г.
В Архиве древних актов мне удалось обнаружить документ, из которого косвенно можно установить, что Семен Челюскин родился около 1707 г. [1]. Эту архивную находку подтверждает и исследователь Борис Рихтер, который еще в 1938 г. в биографическом очерке писал: “По возвращении в Петербург (март 1743 г.) 36-летний штурман в награду за свои подвиги был произведен в мичманы”. К сожалению, автор не ссылался на архивный источник.
Не установлено и место рождения Челюскина. Одни исследователи утверждают, что он родился в Москве, другие - в с.Борищево, что в Калужской губернии, но скорее всего - в одной из родовых усадеб Белевского уезда, что на Оке. Там семья поселилась в начале XVII в. [2].
Впервые Челюскин прибыл в Москву на смотр дворянских недорослей летом 1714 г., а осенью его уже зачислили в Школу математических и навигацких наук [3]. Поначалу его определили в класс русской грамоты. Здесь выявляли тех учеников, кто “прилежность и охоту имеют к наукам”. Через три года Челюскин перешел в “навигацкий класс”, где изучал алгебру, геометрию, географию. Преподаватель Леонтий Магницкий обучал воспитанников и началам астрономии: умению вычислять затмения Солнца, “подлинное время новолуния и полнолуния” [4].
В 1721 г. Семен Челюскин “получил аттестации в науке и в практике”, зарекомендовав себя, “как честному человеку надлежит, пробу дав в достоинстве штурманской должности и хорошем обхождении”.
В 1720-е годы Челюскин нес службу на кораблях Балтийского флота в должности “навигатора”, ученика штурмана и подштурмана. Вместе с тем он практиковался и в описании прибрежных участков Финского залива. По некоторым свидетельствам, он зарекомендовал себя знающим моряком: в 1727 г. подштурман Челюскин обучал гардемарин на Балтике [5]. Тогда же он обзавелся семьей. Несмотря на то, что Семен постоянно нес нелегкую службу и находился в отрыве от дома, перспектив роста у него было мало: руководящие и доходные должности на кораблях занимали иностранцы, а в адмиралтейских кругах он не имел влиятельной поддержки.
17 апреля 1732 г. был подписан указ о снаряжении Великой Северной экспедиции под руководством В.Беринга. В конце января 1733 г. в Адмиралтейство был подан “список морских и адмиралтейских служителей, отправляющихся в Камчацкую экспедицию”. Одним из первых в нем числился подштурман Семен Челюскин. Вскоре его произвели в штурманы и направили в Екатеринбург – для “немедленного приготовления к судам припасов, вещей и артиллерии”. Столкнувшись с самоуправством местных должностных лиц, волокитой и бюрократизмом, будучи вынужден задержаться в городе, он, хотя и с большим трудом, но раздобыл все необходимое.
Среди офицеров флота в экспедицию отправлялся земляк и приятель Челюскина лейтенант Василий Прончищев [6]. Ему предстояло возглавить отряд по исследованию северных берегов от Лены до Енисея. Лейтенант взял в свою команду энергичного штурмана.
В конце июня 1735 г. они уходили в неведомое и опасное плавание за Полярный круг, а спустя год Челюскин похоронил чету Прончищевых в вечной мерзлоте.
“Начатое свершиться должно”
Во время второй зимовки в Усть-Оленёке Челюскин хорошо обдумал обстоятельства предыдущих неудачных плаваний. Вместе с геодезистом Никифором Чекиным и двумя солдатами он выехал в Якутск, но Беринга там не застал. Отправляясь на Камчатку, командор оставил ему предписание: переслать в Адмиралтейство рапорт и оставшиеся материалы, а самому ждать дальнейших указаний из Петербурга.
23 февраля 1738 г. в Адмиралтействе “слушали доклад по полученному из Камчацкой экспедиции от штурмана Челюскина рапорту”. В частности, там говорилось, что если и далее “в определенной вояж следовать, то надлежит сделать малый ялбот”. Еще он убедительно просил доставить из Петербурга новые канаты и тросы, паруса и компасы, “в чем ныне недостаток есть”.
Вопреки распространившемуся среди морских офицеров мнению о тщетности продолжения плаваний в полярных широтах Челюскин высказался определенно: “Начатое свершиться должно”. Таков был девиз русских моряков.
Без малого два года провел Семен Иванович в Якутске. Исполняя обязанности командира отряда, Челюскин заботился о матросах и солдатах, входивших в экипаж корабля (их было более 40 человек). Характерно, что в предыдущем плавании команда отнеслась к штурману настороженно - уж больно горяч и суров. Но в Якутске многие поняли: за строгостью стоят доброта и требовательность по отношению к людям. Семен Иванович хорошо понимал, что возобновив экспедицию, они отправятся в плавание тем же составом. И успех предприятия во многом будет зависеть от них самих.
Пришла весна 1740 г. Челюскин начал кропотливую подготовку к плаванию: осматривал снасти, организовывал починку парусов. 13 июля вышли в очередной поход. В последний раз штурман управлял своим кораблем. Спустя месяц дубель-шлюп затерло дрейфующими льдами вблизи бухты Прончищевой. Было решено оставить “Якуцк” - “токмо бы людей спасти”. На лед сгрузили снаряжение и припасы. Сделали санки и пошли к берегу, преодолевая торосы. Построили две “юрты земляные”. Жили там до тех пор, пока не установился зимний путь.
Маршрут дубель-шлюпа “Якуцк”. 1739 – 1740 гг.
Недоставало провианта. Помог енисейский промышленник Василий Сазоновский, доставивший 70 пудов муки. Через месяц, пройдя около 700 верст, пострадавшие от кораблекрушения “претерпевали великую трудность и едва не все одержимы были цынготною болезнию, от которой несколько служителей померло”, но достигли зимовья.
За 1741 г. партии штурмана С.Челюскина и лейтенанта Х.Лаптева описали берег между устьями рек Пясины и Нижней Таймыры. Группа геодезиста Чекина обследовала часть восточного побережья полуострова. Оставался неисследованным, как тогда называли, Северный Таймурский мыс. Конец лета и осень провели в Туруханске. Шла кропотливая подготовка к съемке северной части Таймырского побережья. Выполнить эту трудную и опасную работу, судя по обнаруженным документам, мог только Челюскин.
24 сентября 1741 г. “штурману Семену Челюскину на произвождение команды ево служителям” было выдано из казны 695 руб. 40 коп. - огромная по тому времени сумма. По предложению Семена Ивановича большая часть этих средств пошла на выплату енисейским и туруханским служилым людям, которые бедствовали на севере полуострова и годами не получали ни хлебного, ни денежного жалованья.
“Сей мыс каменной, приярой…”
5 декабря штурман Челюскин выехал с тремя солдатами из Туруханска к р.Хатанге. Для “походу” было собрано 40 собак и “пять нарт благонадежных к дальнему и неизвестному пути”. Через девять дней туруханские казаки Федор Копылов и Дементий Судаков отправили вниз по Енисею несколько собачьих нарт и оленьих упряжек с продовольствием. А 15 декабря по указу городничего Туруханска в помощь Челюскину выехали пять собачьих нарт и конная санная подвода.
Лаптев и Челюскин договорились так: штурман, достигнув северо-восточной части полуострова, повернет на запад, описывая побережье; лейтенант последует из Туруханска до устья Нижней Таймыры и далее на восток, ему навстречу.
Стояли суровые морозы - до –50°С, в стылом воздухе далеко разносился скрип полозьев. Совершали переходы по 30-40 верст в день. Челюскина сопровождали подвозчики на оленьих упряжках, через десять дней пути “олени пристали, некоторые на дороге остались”. Ориентируясь по звездам и компасу, пересекали Таймыр с юго-запада на северо-восток. 15 февраля 1742 г. по рекам Хете и Хатанге прибыли в обжитое Попигайское зимовье.
Изучая документы этого последнего похода, восхищаешься организаторскими способностями Челюскина, творческим отношением к делу. Пока енисейские служилые Дорофеев и Кылтасов подвозили провиант и корм для собак, штурман тщательно продумал все детали успешного продвижения на север.
В конце марта группа солдата Антона Фофанова повезла к морю провиант на трех нартах. Сам Челюскин отправился на север. Следом двинулись подвозчики-тавгийцы (так до начала XX в. называли нганасан) на 11 нартах, груженных кормом для собак. Еще одну группу - якута Никифора Фомина с девятью нартами и грузом собачьего корма он отправил в устье Нижней Таймыры, чтобы оттуда двинуться западным берегом на встречу с ним.
Челюскин отослал назад сопровождавших его каюров и на трех собачьих упряжках отправился вдоль побережья на северо-запад. На высоком берегу, у мыса св.Фаддея, штурман соорудил маяк. Дальше на север еще никто не проникал.
Челюскин продолжал вести наблюдения с особой тщательностью. Его путевой журнал, единственная копия которого хранится в Госархиве Военно-Морского Флота в Санкт-Петербурге, - замечательный документ, свидетельствующий о необычайном упорстве и выносливости штурмана. Лаконичны его указания на неблагоприятные погодные условия. Часты упоминания о крайнем изнурении собак, которым было гораздо тяжелее, чем людям. Ни слова о собственной усталости или проявлении страха, в записях не было места личным чувствам и переживаниям.
День за днем Челюскин вел съемку побережья. Выбирали подходящее место, доставали инструменты. Установив бревно, брали пеленги, измеряли расстояния специальными цепями. Переезжая на новое место, все начинали заново.
6 мая, при “погоде чистой и сиянии солнечном”, штурман вычислил географическую широту места - 77°27’. День был удачным: заметив медвежьи следы, 18 верст гнали собак и настигли четырех белых медведей. Метким выстрелом уложили одного, пополнив запасы провианта. На следующий день стало сумрачно, началась “поземная метель великая, что ничего не видно”. Палатка из оленьих шкур была плохой защитой. Даже под меховыми одеялами стужа становилась невыносимой.
Прошли сутки, пурга поутихла. Тронулись в путь, и через пять верст достигли мыса. Челюскин записал в путевом журнале обычные, но навсегда вошедшие в историю географических открытий слова: “Погода пасмурная, снег и туман. В пятом часу пополудни поехал в путь свой . Приехали к мысу. Сей мыс каменной, приярой, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: Восточный Северный. Поставил маяк - одно бревно, которое вез с собою” [7].
Мыс не произвел на штурмана впечатления: он отметил, что берег здесь очень низкий и песчаный, с “небольшим выгибом”. Отсюда Челюскин повернул на юго-запад. Лишь в 1919 г., спустя 177 лет после открытия, норвежский геофизик и океанограф Харальд Свердруп, научный руководитель экспедиции Р.Амундсена на шхуне “Мод”, установил, что именно этот невзрачный мыс и есть северная оконечность Евразии [8].
Только один час провел Челюскин в районе крайней северной точки материка. Небо было закрыто серыми низкими тучами. Изредка появлялось тусклое холодное солнце. Штурман указал в журнале, что, по его мнению, Северо-Восточный мыс окончился, и земля лежит от запада к югу. По западному берегу полуострова он направился на юго-запад, к устью Нижней Таймыры.
Санный маршрут отряда Х.Лаптева на Таймыре.
Лаптев еще в феврале 1742 г. ушел к устью Нижней Таймыры, чтобы оттуда следовать навстречу Челюскину. Но лейтенанту снова не хватило провизии. В начале мая Лаптев послал навстречу штурману солдата Тобольского гарнизона Константина Хорошева с грузом провианта, а сам вернулся обратно в Туруханск.
15 мая Челюскин съехался с Хорошевым, и они устремились на юг через тундру. В зимовье якута Никифора Фомина партию Челюскина ждал другой посланец Лаптева. 20 июля 1742 г. Семен Иванович Челюскин сделал последнюю запись: “Погода пасмурная, великий дождь. Сего числа пополудни в третьем часу прибыл я в город Мангазейск и явился в команду лейтенанта Харитона Лаптева” [9]. Северный вояж, обессмертивший имя штурмана Челюскина, закончился.
По праву первооткрытия
Во время Великой Северной, или Второй Камчатской, экспедиции было сделано два основных открытия: Россия достигла Северной Америки (Аляски) и северной точки Евразии. И, как ни странно, первопроходец Челюскин не придал своему открытию никакого значения!
“Сколь же мне сведомо, - писал Ломоносов о работе Ленско-Енисейского отряда, - с востока от устья р.Лены поручик Харитон Лаптев мог дойти до 77 градусов, а всего мысу водяным ходом не окружили, однако по краям стоячего льду прошел при оном мысу мичман Челюсткин и везде видел стоячий лед, окружен торосом” [10].
Эти слова М.В.Ломоносова из его труда “Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию” лишь подтверждают роль Челюскина как первопроходца на Таймыре. Но “отправленные потом флота офицеры Чукотского носу не достигли”. Ломоносов и Челюскин полагали, что северная оконечность Евроазиатского материка - так называемый Табинский нос - находится где-то на Чукотке.
К рукописи Михаил Васильевич приложил полярную карту, составленную им около 1763 г. На ней указан мыс, описанный Челюскиным, а на северо-востоке континента пунктирной линией обозначен уходящий к полюсу неисследованный “Чукотский нос”. Следовательно, и Челюскин, и Ломоносов не могли с уверенностью сказать, где находится северная оконечность “матерой земли”.
Итак, Челюскин сделал открытие, которое опередило географическую науку и время. Такова была его судьба: остаться в безвестности при жизни и навечно запечатлеться в памяти людей после смерти.
Столетие спустя, впервые после первопроходцев, по Таймыру путешествовал будущий российский академик А.Ф.Миддендорф. По его предложению северную оконечность Евразии стали именовать мысом Челюскина (с 1878 г. это название внесено в международную литературу и карты). “Как бы то ни было, - писал исследователь, - но если северо-восточный мыс получит имя Челюскина, то он сохранит это имя с честью. Челюскин не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достигнуть этого мыса и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае” [11].
Исследователи Таймыра произвели подробную съемку и нанесли на карту все побережье и внутреннюю часть полуострова. Причем в отдельных местах измеряли даже склонения магнитной стрелки. Участники отряда отмечали полезные ископаемые в открытых горных отложениях. Проводили наблюдения за режимом рек, морскими течениями у берегов.
27 августа 1743 г. Лаптев представил в Адмиралтейство рапорт, журналы и “сочиненные морские карты”. Вскоре он приступил к обработке материалов и составлению генеральной “Морской карты описания берега Северного Ледовитого моря меж реками Лены и Енисея”. Огромный северный полуостров перестал быть таинственной землей.
В сентябре 1743 г. была подготовлена рукопись “Описание, содержащееся от флота лейтенанта Харитона Лаптева в Камчацкой экспедиции меж реками Лены и Енисея, в каком состоянии лежат реки и на них всех живущих промышленников состояние”. В литературе авторство этой работы причисляется только Х.Лаптеву. Но это далеко не так. Известно, что в ее основу легло “Описание берегов морских, рек и заливов Северного моря, начавшихся с реки Лены”, составленное в 1742 г. штурманом Семеном Челюскиным. Лаптев лишь обобщил те разнообразные сведения, которые собрали лейтенант Прончищев, штурман Челюскин, геодезист Чекин и другие участники экспедиции.
Это была работа, содержащая первые научные сведения о большой Таймырской земле. В рукописи приводится характеристика рек, берегов, островов, данные о глубинах, приливах и отливах, о состоянии льда и грунта, другие гидрографические сведения. В работе довольно полно описаны Лена и Оленёк, Анабара и Хатанга, Нижняя Таймыра и Пясина, Балахна и Енисей, тундра около оз.Таймыр; есть указания о границах произрастания лесов и их составе, о хлебопашестве, рыбных и пушных промыслах.
Интересны размышления “о мамонтовых рогах”. Их во множестве находили участники сухопутных поездок в тундре и на побережье. Причем и Челюскин, и Лаптев ошибочно думали, что мамонты - это морские животные, которые “есть и ныне в море Северном, на глубоких местах”. Любопытно то, что первопроходцы находили даже вымытых по речным берегам и сохранившихся в вечной мерзлоте “целых зверей мамонтов с обоими рогами; на них кожа толщиною в пять дюймов, а шерсть и тело истлелые”. Несомненно, обнаруженные ими экземпляры представляли большой научный интерес. Однако мы не знаем, привез ли в столицу руководитель отряда хотя бы некоторые фрагменты (например, бивни) давно исчезнувших животных.
В “Описании…” уделяется место быту, нравам, суевериям народностей, населяющих полуостров, что представляет большой интерес для этнографов.
По возвращении в Петербург царский двор и Адмиралтейство не удостоили Челюскина “вознаграждением”. Ему пожаловали чин мичмана (первый офицерский чин на флоте) - только такой ли награды он был достоин? И потянулась морская служба на Балтике со скупым продвижением в чинах. Судьба не баловала Челюскина, как, впрочем, и многих других участников Великой Северной экспедиции. Не вспоминали о нем и бывшие соратники. Харитон Лаптев участвовал в составлении “генеральной карты Сибирским и Камчацким берегам”, командовал кораблями, под конец жизни был назначен главным интендантом по снабжению Балтийского флота.
В указе Адмиралтейств-коллегии от 18 декабря 1756 г. сказано “об отставке морского флота лейтенанта Семена Челюскина с награждением морского капитана 3-го ранга”. Уволенный с флота “за болезнью и старостью”, с “пашпортом об отставке от всех дел”, Семен Иванович поселился с женой в небольшом имении в Алексинском уезде. Скоро он втянулся в нужды и заботы дворянина средней руки: беспокоился о приобретении новых поместий, судился с соседями, собирал подати с крестьян.
С отставкой первопроходца в полном неведении для будущих поколений закончилась его подвижническая жизнь. До сих пор была неизвестна дата его смерти.
В результате кропотливых поисков в фондах Поместного приказа Госархива древних актов мною найдена челобитная жены Челюскина, датированная мартом 1765 г. и обращенная к “Всепресветлейшей державнейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне”. Далее читаем: “…бьет челом вдова Аграфена Павлова дочь капитана-лейтенанта Семенова жена Иванова сына Челюскина да отставной капитан Петр Семенов сын Челюскин. В прошлом, 1764 г., в ноябре месяце, моего Аграфенинова мужа, а тоего Петрова отца вышереченного Семена Ивановича Челюскина волею Божией не стало”.
Итак, первооткрыватель северной точки Старого Света Семен Иванович Челюскин умер в ноябре 1764 г.
Не установлено и место его погребения. Выскажу некоторые предположения. В челобитной вдова Челюскина сообщала, что после смерти мужа за ним остались недвижимые имения в следующих уездах: Лихвинском (ныне Чекалинский р-н Тульской обл.), Алексинском (Тульская обл.), Перемышльском (Калужская обл.) и Белевском. Несколько лет назад я побывал в деревнях и селах, которыми когда-то владел Челюскин. Пришел к выводу: наибольшая вероятность захоронения - с.Босарево, что на Оке, неподалеку от Алексина. Окончательно разрешить эту загадку, видимо, по силам тульским и калужским краеведам.
В.В.Богданов
***
Литература
1.Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.286. Оп.1. Д.230. Л.1, 23-23 об.
2.РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Д.3322. Л.566.
3. Навигацкая школа в Сухаревой башне // Природа. 1998. №9. С.126.
4.Еремеева А.И. “Арифметика” Л.Ф.Магницкого // Природа. 1998. №11. С.124.
5.Голубев г.Н. Колумбы Росские. М., 1989. С.376.
6.Богданов В.В. Первая русская полярница // Природа. 2001. №1. С.92-96.
7.Глушанков И.В. Навстречу неизведанному. Л., 1980. С.111.
8.Магидович И.П., Магидович В.И. Очерки по истории географических открытий. М., 1984. С.122.
9.Белов М.И. По следам полярных экспедиций. Л., 1977. С.17-18.
10.Ломоносов М.В. Собрание сочинений. М.; Л., 1952. Т.6. С.450.
11.Миддендорф А.Ф. Путешествие на север и восток Сибири. СПб., 1860-69. Ч.1. С.78.