История в историях
Страна и правление Московитов (продолжение)
И своим опричникам он дал волю всячески обижать земских. Многие рыскали шайками по стране и разъезжали якобы из опричнины, убивали по большим дорогам всякого, кто им попадался навстречу, грабили многие города и посады, били насмерть людей и жгли дома. Захватили они много денег, которые везли к Москве из других городов, чтобы сдать в казну. За этими делами присмотра тогда не было.
Комендант польского короля Сизигмунда в одном из городов Лифляндии, Александр Полубенский, отправился вместе с 800 поляками, переодевшись опричниками. При нем было трое русских служилых людей, отъехавших от великого князя: Марк Сарыхозин и его брат Анисим; имя третьего было Тимофей Тетерин; в Русской земле у великого князя он был стрелецким головой; боясь опалы великого князя, он постригся в монахи и в камилавке явился к королю. Итак, комендант подошел к Изборску и сказал воротнику: "Открывай! Я иду из опричнины". Ворота были тотчас же открыты. Так врасплох захватили поляки Изборск. Однако удерживали его не долее 14 дней и сдали его русским опричникам. После взятия Изборска поляки были пожалованы поместьями и крестьянами; те, кто хотел удержать их и после сдачи города, были убиты.
Русские решили сдать полякам Феллин, Тарваст и Мариенбург в Лифляндии. Об этом узнал великий князь и послал приказ - обезглавить по этим городам и замкам всех главных дьяков и приказных. Головы их были привезены в мешках на Москву как доказательство иих казни.
После того по всем пограничным замкам и городам великий князь разослал указ - не впускать никого, если кто придет как бы из опричины.
Многие отправились из опричнины и, придя на остзейское поморье с подложными наказами, принялись переписывать по посадам всех богатых купцов и девушек - дочерей как богатых купцов, так и крестьян, будто бы великий князь требовал их на Москву. Если какой крестьянин или купец давал денег, дочь его выключалась ииз списка, будто бы она некрасива. А та, что и в самом деле была дурнушкой, должна была идти за красивую. Так заполучали они деньги.
Если опричникам там, где их именья и села граничили с земскими, полюбится какое-нибудь поле или лес, луга или пруд, то они выкапывали рядом два рва: один - в 2 сажени длины и ширины, и это были владения опричины; другой - в 1 сажень длины и ширины, и это отходило к земским.
Все крестьяне страны имеют в Юрьев день осенний(11) свободный выход. Они принадлежат тому, кому захотят. Кто не хотел добром переходить от земских под опричных, тех эти последние вывозили насильством и не по сроку. Вместе с тем увозились или сжигались и крестьянские дворы.
Много, много богатых торговых людей, много бояр и богатых гостей из земских, те, что не служили на войне, закладывались - вместе с вотчинами, женами и детьми и всем, что у них было, - за тех опричников, которых они знали; продавали им свои вотчины, думая, что этим они будут ограждены от других опричников. Но опричники, пограбив их, говорили им: "Мы не можем держать вас дольше; вы же знаете, что мы не можем общаться с земскими, что это противно нашей присяге. Уходите, откуда пришли!". И земские должны были еще Бога благодарить, что ушли непобитые!
Опричники обшарили всю старну, все города и деревни в земщине, на что великий князь не давал им своего согласия. Они сами составляли себе наказы; говорили, будто бы великий князь указал убить того или другого ииз знати или купца, если только они думали, что у него есть деньги, - убить вместе с женой и детьми, а деньги и добро забрать в казну великого князя.
Тут начались многочисленные душегубства и убийства в земщине. И описать того невозможно! Кто не хотел убивать, те ночью приходили туда, где можно было предполагать деньги, хватали людей и мучили их долго и жестоко, пока не получали всей их наличности и всего, что приходилось им по вкусу. Из-за денег земских оговваривали все: и их слуги, работники и служанки, и простолюдин из опричины - посадский или крестьянин. Я умалчиваю о том, что позволяли себе слуги, служанки и малые опричных князей и дворян! В силу указа все считалось правильным.
По своей прихоти и воле опричники так истязали всю русскую земщину, что сам великий князь обьявил: "Довольно!".
Опричники не могли насытиться добром и деньгами земских. Раньше если опричники искали на ком-нибудь из земских 1000 рублей, будто бы данные им в долг, тогда как земские получили от них только сотню, а то и того меньше, но записывали-то они, опричные, всю сумму в 1000 рублей, все жалобы потерпевших вместе с расписками и судными списками клались под сукно: ведь опричные присягали, что они не будут дружить с земскими, что с ними они не будут иметь никаких дел.
Теперь великий князь сыграл обратную игру: он приказал подобрать все жалобы. И если опричные говорили: "на 1000" и на эту сумму была дана расписка, а земские получали на самом деле не все полностью, то опричники должны были выплатить земским дополнительно. Это решение пришлось не по вкусу опричникам, и великий князь принялся расправляться с начальными людьми из опричнины.
Князь Афанасий Вяземский умер в посаде Городецком в железных оковах. Алексей Басманов и его сын Федор, с которым великий князь предавался разврату, были убиты. Малюта Скуратов был убит в Лифляндии под Вейссенштейном: этот был первым в курятнике! По указу великого князя его поминают в церквах и до днесь.
Князь Михаил, сын Темрюка из Черкасской земли, шурин великого князя, стрельцами был насмерть зарублен топорами и алебардами. Князь Василий Темкин был утоплен. Иван Зобатый был убит. Петр Suisse(12) - повешен на собственных воротах перед спальней. Князь Андрей Овцын - повешен в опричнине на Арбатской улице, вместе с ним была повешена живая овца. Маршал Булат хотел сосватать свою сестру за великого князя и был убит, а сестра его изнасилована 500 стрельцами. Стрелецкий голова Курака Уновский был убит и спущен под лед. Григорий Грязной был убит, а его сын Микита сожжен. Его брат Василий был взят в плен татарами. Писец и дьяк Посник Суворов был убит в поместном приказе. Осип Ильин был позорно казнен во дворовом приказе.
Всех опричников и земских, всех тех, кого должны были казнить, били сначала публично на торгу батогами до тех пор, пока те, у кого было добро или деньги, не передавали их в казну великого князя. А у кого не было ни денег, ни добра, тех сразу убивали где ни попадя - и у церквей, и на улицах, и в домах - во время сна или бодрствования, а потом выбрасывали на улицу. При этом писалась цидула, в ней указывалась причина казни. Записка эта пришпиливалась к одежде мертвеца, и труп должен был лежать в острастку народа - все равно, был ли казненный прав или виноват.
Если бы Москва не выгорела со всем, что в ней было, земские получили бы много денег и добра по неправильным распискам, которые они должны были получить обратно от опричников. Но так как Москва сгорела, а с ней вместе и все челобитья, судные списки и расписки, земские остались в убытке.
Были обижены также торговые люди - как русские, так и из других государств, постоянно торгующие в его стране.
В своей стране великий князь не терпел рядом со своими торговыми людьми никаких других, кроме тех, кто торговал у Нарвы с немцами, французами, англичанами и со всеми заморскими и кого он указывал оболгать - одного больше, другого меньше, по своей воле.
Что касается до тогровых людей чужих стран, то турчанин купец Чилибей был отослан из Москвы; за товары, которые взял от него великий князь, ему ничего не было уплачено; он должен был удалиться в опале без снисхождения, хотя люди его страны пользуются правом покупки всех пленных, которых русские привозили из Литвы или Польши, а также и из Швеции, равно как из Лифляндии и других окрестных стран; турки вольны разводить их по своим и чужим странам.
Некоторые торговые люди из Сибири были убиты, а их соболи удержаны в казне великого князя.
Из Персии шли англичане, которые приезжают к Холмогорам. Как только подошли они к Волге, явился русский станичный голова со своими стрелками, якобы в качестве провожатых и охраны от черкасских татар и нагаев, от луговой и нагорной черемисы. Это предложение пришлось англичанам по душе. И голова со стрельцами вступили на английский корабль, нагруженный пряностями и дорогими шелковыми тканями, ранили нескольких англичан, но оставили шкипера и корабельщиков и повернули с кораблем и товарами обратно.
От английской компании великий князь отобрал в свою казну много денег и добра. Королева послала спросить у великого князя - почему он так поступил. А великий князь отвечал послу так: "Опальные деньги не отдадут".
Герцог Август курфюрст послал великому князю с бюргером из Лейпцига, Каспаром Куником, набор хирургических инструментов; все было искусно сделано и позолочено. И Каспар Куник не получил от великого князя ничего. Денежный мастер из Ревеля Пауль Гульден прибыл в Москву с драгоценностями, и от него они были отобраны.
Подклетные села(14), доставляющие содержание великокняжескому дворцу, и вотчины, и поместья князей и бояр, митрополита, епископов и монастырей, и земли крестьян - все разделены на сохи(15).
По уездам измерены все пашни, луга, леса и рыбные ловли и сообразно с качеством также разделены на сохи. И по всей стране по различным ее областям каждая соха имела свое собственное кадастровое наименование(16).
Со всех описанных сох великий князь собирал прежде дань полностью, хотя много, много тысяч сох стояли пустыми; ибо когда находили хотя бы одного человека - безразлично духовного или мирского - в землях митрополичьих, епископских или монастырских, равно как и служилых одного на целую соху, все равно платилось за всю соху. И это несмотря на то, что служилые люди с их земель должны были лично служить военную службу. Если даже на их землях не было ни одного крестьянина, они все же должны были платить за все те сохи, которые были за ними, и тем не менее лично служить военную службу. У того, кто не объявлялся на смотр, отписывались имения, а его самого били публично на торгу или в лагере кнутом или плетьми. Того, кто болел смертельной болезнью, на смотр проносили или провозили на носилках или в повозке.
Где отыскивалась пустая соха,ее причисляли к другим уездным сохам, в которых жили люди. Они-то и платили за пустые и за запустелые сохи. В Русской земле теперь больше пустых, нежели населенных сох.
Целовальники или присяжные, которые сидят на таможне, податей не платят. За них должны уплачивать крестьяне посадских и уездных сох.
Повсюду имеются еще почтовые дворы, где живут охочие люди с очень хорошими лошадьми; на этих лошадях в шесть дней можно доехать из Москвы до какой-нибудь окрестной границы или обратно от границы до Москвы; один ям или почтовый двор отстоит от другого на 20, 30, 40 или 50 верст. Содержание их обходилось очень дорого великому князю. Теперь же их должны содержать сохи.
Точно так же и с варкой селитры для заготовки пороха: все, что для этого было нужно, шло из казны, теперь же все это полностью должны справлять сохи.
На них же был возложен еще наем одного, двух, трех крестьян с сохи, которые должны были постоянно быть при пушках, тащить их и от них не отлучаться. Посошный - буть то гулящий или крестьянин, - которого наняли посошные люди, должен поставить за себя поруку сошным людям, когда он получает от них деньги. И обратно, сошные люди должны дать поруку начальному человеку, который управляет посошными при орудиях, в том, что нанятые ими работники неотступно будут при наряде и останутся при нем - живые или мертвые. Это порука расписывалась на обе стороны у площадного подьячего и подписывалась послухами.
Монастыри должны теперь ставить в поход воинских людей для великого князя со своих имений.
Все окрестные границы были закрыты, и во время голода и чумы никто не мог убежать из опричнины в другую старну; а кого хватали на польской границе, тех сажали на кол, некоторых вешали.
У великого князя ни в чем не может быть недостатка: ведь у русских обычна поговорка: "Господарское не изгорит, на море не утонет". Говорят они еще и так: "ВедаетБог да господарь", что соответствует "Cor domini in manu dei"(17).
До того как великий князь устроил опричнину, Москва с ее Кремлем и слободами была отстроена так. На восток город(Китай-город(18)) имел двойные ворота; на север он широко раскинулся по реке; на юге лежал Кремль; на запад были также двойные ворота. В Кремле были трое ворот: одни ворота Кремля были на запад и двое ворот на север. От восточных ворот города до западных город - весь насквозь - представлял собою площадь (Красная площадь) и рынок - и только!
На этой площади под Кремлем стояла круглая церковь (Собор Покрова на Рву, или храм Василия Блаженного) с переходами; постройка была красива изнутри и над первым переходом расписана многичисленными священными изображениями, изукрашенными золотом, драгоценными камнями, жемчугом и серебром. Митрополичий выезд со всеми епископами на Вербную субботу происходил ежегодно именно к этому храму. Под переходом похоронено несколько человек; на их могилах горели день и ночь восковые свечи; (они, т.е. мертвые) не тлеют, как говорят русские, а посему они считают их святыми и молятся им днем и ночью. У этого храма висело много колоколов.
Там, где стоит храм, площадь сама по себе расположена высоко, как маленькая гора. Неподалеку от храма стоят несколько пушек, из них можно стрелять поверх восточных ворот через стену и Москву-реку.
На этой-то площади умерщвляли и убивали господ из земщины. Тогда вся площадь - от западных ворот и до этого храма - бывала окружена и занята опричными стрелками. Трупы оставались обнаженные на площади и днем и ночью - народу в назидание. Потом их сбрасывали в одну кучу в поле, в яму.
Около храма есть ворота (Фроловские, с 1658 г. назывались Спасские) в Кремль. На восточной его стороне - тоже церковь (св.Константина и Елены), ничем не отличающаяся от других русских церквей. Затем идут знатнейшие приказы, все деревянной постройки, и только один из камня. А именно: Казанский, Разбойный, Разрядный, Поместный, Приказ Большой Казны, Дворцовый приказ, приказ Челобитенный, где вычитывались все челобитья, которые сходили от великого князя и были подписаны.
Дальше стоит церковь (Архангельский собор), где похоронены покойные великие князья. Далее Казенный двор. Перед этой церковью и Казенным двором ставили на правеж всех, кто был должен в казну. Дальше - еще одна двухэтажная церковь (Благовещенский собор) с лестницей вверху, со сводами. Свод и одна стена по левой стороне до дверей и входа в нижнюю церковь расписаны изображениями святых в образе человеческом. Дальше - сводчатым же проходом - можно пройти до четырехугольной площадки перед палатой (Большая набережная палата) великого князя, в которой он обычно обедает. Эта площадка покоится на сводах, она выложена камнями; не перекрыта. Каждое утро великий князь ходил в эту церковь; главы ее были покрыты позолоченной медью. Палата великого князя была деревянной постройки. Против этой палаты на востоке стояла другая палата (Малая набережная палата), которая была пуста.
С площади на юг - вниз к погребам, поварням и хлебням - шла лестница. С площади на запад был переход к Большой палате (Средняя или Большая Золотая палата), которая была перекрыта медью и все время стояла открытой.
Здесь от перехода в середине было четырехугольное крыльцо (Красное крыльцо); через это крыльца в большие праздники проходил обычно великий князь в своем одеянии в сопровождении многочисленных князей и бояр в бриллиантах и золоте. Великий князь держал в руке прекрасный драгоценный посох с тремя огромными драгоценными камнями. Все князья и бояре также держали в руках по посоху; по этим посохам отличали правителей. теперь с великим князем ходят новодельные господа, которые должны бы быть холопами тем - прежним!
К другим кремлевским церквам от этого крыльца вели двустворчатые решетчатые ворота. За ним были ворота, которые переходом вели к площади, где расположены погреба, поварни и хлебни. Дальше была еще церковь (Успенский собор) с пятью главами; четыре из них были перекрыты жестью, а пятая в середине была позолочена. над церковным входом была изображена и расписана с позолотой икона Богородицы. За ней митрополичий двор (позже "Патриарший двор" и еще позже - синоидальный дом) со всеми его приказами. За ними были ворота (Троицкие ворота), которые вели к опричному двору. Здесь можно было переехать через речку Неглинную: через эту речку был каменный мост. Вот и все каменные мосты, которые только видел я в этой стране! Вдоль западных стен с внутренней их стороны до ворот, которые ведут в город (Никольские ворота), было несколько сотен житных дворов: они принадлежали опричному двору.
В Кремле было еще несколько монастырей, где погребались великие князья и иные великие господа.
Посреди Кремля стояла церковь (Иоанна Лествичника, возведенная итальянцем Боном-Фрязиным в 1505 г. На ее месте в 16000 г. отстроен "Иван Великий") с круглой красной башней (Звонница Петрока Малого, выстроенная в 1532 г. для 1000-пудового колокола). На этой башне висели все большие колокола, что великий князь привез из Лифляндии.
Около башни стояла лифляндская артиллерия, которую великий князь добыл в Феллине вместе с магистром Вильгельмом Фюрстенбергом; стояла она неприкрытая, только напоказ.
У этой башни сидели все подбячие, которые всем и каждому ежедневно писали за деньги челобитные, кабалы или расписки; все они приносили присягу. По всей стране челобитья писались на имя великого князя. около этой башни или церкви ставили на правеж всех должников из простонародья. И повсюду должники стояли на правеже до тех пор, пока священник не вознесет даров и не зазвонят в колокола.
Между башней и церковью висел еще один колокол: самый большой по всей стране. Когда звонили в него по большим праздникам, великий князь в своем одеянии направлялся в церковь в сопровождении священников, несших перед ним крест и иконы, и князей и бояр.
В день Симона Иуды на этой площади великий князь вместе с князьями и боярами, с митрополитом, епископами и священниками, в облачениях, с крестами и хоругвями прощались с летом или провожали его и встречали зиму. У русских это - день нового года (автор имеет ввиду 1 сентября - день Симеона Столпника, "Летопроводца". С 1700 г. новый год считался с 1 января); кто из иноземцев не имел поместья, то должен был требовать себе новую "кормовую память".
Затем идут другие ворота (упоминаемые выше Никольские ворота) из Кремля в город.
Городские (т.е. Китай-города) и кремлевские стены выстроены все из красного обожженного кирпича и по всему кругу снабжены бойницами.
Ворота эти двойные. около них во рву под стенами находились львы: их прислала великому князю английская королева. У этих же ворот стоял слон, прибывший из Аравии.
Дальше шел судный двор, или земский двор, и цейхгауз; за ним друкарня или печатный двор. Далее была башня или цитадель, полная зелья. Затем - северные ворота (Владимирские ворота). Около них - много княжеских и боярских дворов, протянувшихся до доругих ил средних ворот (Ильинских ворот). Здесь была выстроена большая тюрьма, совсем как замок; в ней сидели пленники, взятые в плен на поле битвы в Лифляндии. На день тюремный сторож выпускал их по городу, а на ночь ковал в железо. Здесь же был и застенок. Дальше до третьих северных ворот (Варварских ворот) тянулись различные дома и дворы. На этой улице был выстроен еще большой двор с женской половиной: когда великий князь захватил и добыл Полоцк, здесь были заключены привезенные на Москву Довойна и некоторые другие поляки и их жены.
Далее (на Варварке) был двор англичан, которые приезжают к Холмогорам. Еще дальше - Денежный двор.
За всем этим находились торговые ряды. В каждом ряду торговали одним товаром. Ряды тянулись вдоль площади перед Кремлем.
На площади изо дня в день стояло несколько "малых" с лошадьми: всякий мог их нанять за деньги и быстро доставить из подгородных слобод что-нибудь, как-то: рукописания, грамоты, расписки - и затем опять идти в Кремль по приказам.
Посредине города был заново отстроенный двор, в нем должны были лить пушки.
По всем улицам были устроены "решетки", так что вечером или ночью никто не мог через них ни пройти, ни проехать - развве что по знакомству со сторожем. А если хватали кого-нибудь под хмельком, того держали в караульной избе до утра, а затем приговаривали к телесному наказанию.
Вот как по всей стране устроены все города и посады. В этом городе Москве все епископы страны имеют свои особые дворы - в городе и слободах, равно как и все знатнейшие монастыри, священники и дьячки, воеводы и начальные люди, все приказы и дьяки, все воротники, до 2000 человек из мелкой знати, также имеют здесь свои дворы; изо дня в день они выжидали по приказам какой-нибудь посылки; как только в стране что-либо случалось, им давались наказы и их отсылали в тот же час. Также были дворы у охотников, конюхов, садовников, чашников и поваров. Были посольские дворы и много других дворов иноземцев, которые все служат великому князю. Все эти дворы были свободны от государевой службы.
Но когда была учреждена опричнина, все те, кто жил по западному берегу речки Неглинной, безо всякого снисхождения должны были покинуть свои дворы и бежать в окрестные слободы, еще не взятые в опричнину. Это относилось одинаково и к духовным, и к мирянам. А кто жил в городе или слободах и был взят в опричнину, тот мог легко перейти из земщины в опричнину, а свои дворы в земщине или продать, или, разобрав, увести в опричнину.
Тогда же подоспели великий голод и чума. Многие села и монастыри от того запустели. Многие торговые люди из-за указа, который пришел от великого князя из опричнины в земщину, покидали свои дворы и метались по старне туда и сюда. Так велика была беда, что земский поглядывал только - куда бы убежать!
Об этой игре узнал крымский царь и пошел к Москве с Темрюком из Черкасской земли - свойственником великого князя. А великий князь вместе с воинскими людьми - опричниками - убежал в незащищенный город Ростов.
Поначалу татарский хан приказал подпалить увеселительный двор великого князя - Коломенское - в одной миле от города. Все, кто жил вне города в окрестных слободах, все бежали и укрылись в одном месте: духовные из монастырей и миряне, опричники и земские.
На другой день он поджег земляной город - целиком все предместье; в нем было также много монастырей и церквей. За шесть часов выгорели начисто и город (Китай-город), и Кремль, и опричный двор, и слободы. Была такая великая напасть, что никто не мог ее избегнуть!
В живых не осталось и 300 боеспособных людей. Колокола у храма и колокольня, на которой они висели, упали, и все те, кто вздумал здесь укрыться, были задавлены камнями. Храм вместе с украшениями и иконами был снаружи и изнутри спален огнем, колокольни также. И остались только стены, разбитые и раздробленные. Колокола, висевшие на колокольне посредине Кремля, упали на землю и некоторые разбились. Большой колокол упал и треснул. На опричном дворе колокола упали и врезались в землю. Так же и все другие колокола, которые висели в городе и вне его на деревянных звонницах, церквей и монастырей.
Башни или цитадели, где лежало зелье, взорвались от пожара - с теми, кто был в погребах; в дыму задохнулось много татар, которые грабили монастыри и церкви вне Кремля, в опричнине и земщине. Одним словом, беда, постигшая тогда Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы того себе и представить. Татарский хан приказал поджечь и весь тот хлеб, который еще необмолоченным стоял по селам великого князя. татарский царь Девлет-Гирей повернул обратно в Крым со множеством денег и добра и многим множеством полоняников и опустошил великого князя всю Рязанскую землю.
Строения опричного двора были таковы: великий князь приказал разломать дворы многих князей, бояр и торговых людей на запад от Кремля на самом высоком месте в расстоянии ружейного выстрела; очистить четырехугольную площадь и обвести эту площадь стеной; на одну сажень от земли ввыложить ее из тесаного камня, а еще на две сажени вверх - из обожженных кирпичей; наверху стены были сведены остроконечно, без крыши и бойниц; протянулись они приблизительно на 130 саженей в длину и на столько же в ширину, с тремя воротами: одни выходили на восток, другие - на юг, третьи - на север.
Северные ворота находились против Кремля и были окованы железными полосами, покрытыми оловом. Извнутри - там, где ворота открывались и закрывались - были вбиты в землю два огромных толстых бревна и в них проделаны большие отверстия, чтобы через них мог пройти засов; засов этот, когда ворота были открыты, уходил в стену, а когда ворота закрывались, его протаскивали через отверстия бревен до противоположной стены.
Ворота были обиты жестью. На них было два резных разрисованных льва - вместо глаз у них были пристроены зеркала, и еще - резной из дерева черный двуглавый орел с распростертыми крыльями. Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой такой же смотрел во двор. Между этими двумя львами стоял двуглавый черный орел с распростертыми крыльями и грудью в сторону земщины.
На этом дворе были выстроены три мощных постройки, и над каждой наверху на шпице стоял двуглавый черного цвета орел из дерева, с грудью, обращенной к земщине.
От этих главных построек шел переход через двор до юго-восточного угла. Там, перед избой и палатой, были выстроены низкие хоромы с клетью вровень с землей. На протяжении хотом и клети стена была сделана на полсажени ниже для доступа воздуха и солнца. Здесь великий князь обычно завтракал или обедал. Перед хоромами был погреб, полный больших кругов воску.
Такова была особенная площадь великого князя. Ввиду сырости она была засыпана белым песком на локоть в вышину. Южные ворота были малы: только один и мог в них въехать или выехать.
Здесь были выстроены все приказы и становились на правеж должники, которых били батогами или плетьми, пока священник не вознесет за обедней даров и не прозвонит колокол. Здесь подписывались все челобитья опричников и отсылались в земщину, и что было здесь подписано, то было уж справедливо и в силу указа в земщине тому не перечили.
Снаружи слуги князей и бояр держали их лошадей: когда великий князь отправлялся в земщину, то верхом они могли следовать за ним только вне двора.
Через восточные ворота князья и бояре не могли следовать за великим князем - ни во двор, ни из двора: эти ворота были исключительно для великого князя, его лошадей и саней.
Так далеко простирались постройки на юг. Дальше была калитка, изнутри забитая гвоздями. На западной стороне ворот не было; там находилась большая площадь, ничем не застроенная.
На севере были большие ворота, обитые железными полосами, покрытыми оловом. Здесь находились все поварни, хлебни и мыльни. Над погребами, где хранился разных сортов мед, а в некоторых лежал лед, были сверху надстроены большие сараи с каменными подпорами из досок, прозрачно прорезанных в виде листвы. В них подвешивалась всякая дичь и рыба, которая шла, главным образом, из Каспийского моря, как-то: белуга, осетр, севрюга и стерляди. Здесь была калитка, чтобы с поварень, погребов и хлебень можно было доставлять еду и питье на великокняжеский двор. Хлеб, который великий князь ест сам, - несоленый.
Здесь были две лестницы (крыльца), по ним можно было подняться к большой палате. Одна из них была против восточных ворот. Перед ними находился маленький помост, подобный четырехугольному столу: на него всходит великий князь, чтобы сесть на коня или слезть с него. Эти лестницы поддерживались двумя столбами, на них покоилась крыша и стропила. Столбы и свод были украшены резьбой под листву.
Переход шел кругом всех покоев и до самых стен. Этим переходом великий князь мог пройти сверху от покоев по стенам в церковь, которая стояла вне ограды перед двором на востоке. Церковь эта была выстроена крестообразно, и фундамент ее шел вглубь на восьми дубовых сваях; три года она стояла непокрытой. У этой церкви висели колокола, которые великий князь награбил и отобрал в Великом Новгороде. Другая лестница была по правую руку от восточных ворот.
Под этими двумя лестницами и переходами держали караул из 500 стрелков; они же несли и все ночные караулы в покоях или палате, где великий князь обычно ел. на южной стороне ночью держали караулы князья и бояре.
Все эти постройки были из прекрасного елового леса; вырубался он в так называемом Клинском лесу, около которого лежит посад того же имени и ям - в 18 милях от Москвы по большой дороге в Тверь и Великий Новгород.
Платные мастера или плотники для этих прекрасных построек пользуются только топором, долотом, скобелем и одним инструментом в виде кривого железного ножа, вставленного в ручку.
Когда татарский царь Девлет-Гирей приказал запалить слободы и подгородные монастыри, и один монастырь действительно был подожжен, тогда трижды ударили в колокол, еще и еще раз... пока огонь не подступил к этому крепкому двору и церкви. Отсюда огонь перекинулся на весь город Москву и Кремль. Прекратился звон колоколов. Все колокола этой церкви расплавились и стекли в землю. Никто не мог спастись от этого пожара. Львы, которые были под стенами в яме, были найдены мертвыми на торгу. После пожара ничего не осталось в городе - ни кошки, ни собаки.
Так осуществились пожелания земских и угроза великого князя. Земские желали, чтобы этот двор сгорел, а великий князь грозился земским, что он устроит им такой пожар, что они не сумеют его потушить. Великий князь рассчитывал, что и дальше он будет играть с земскими так же, как начал. Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны, а у тех, кто не служил его предкам верой и правдой, не должно было оставаться в стране ни роду, ни племени. Он хотел устроить так, чтобы новые правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов. Земские господа вздумали этому противиться и препятсятвовать и желали, чтобы двор сгорел, чтобы опричнине пришел конец, а великий князь управлял бы по их воле и пожеланиям. Тогда всемогущий Бог послал эту кару, которая приключилась через посредство крымского царя Девлет-Гирея.
С этим пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: виновного обнажали по пояс и били кнутом на торгу. Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто только оставался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками.
На следующий год, после того как была сожжена Москва, опять пришел крымский царь полонить Русскую землю. Воинские люди великого князя встретили его на Оке, в 70 верстах, или по-русски в "днище" от Москвы.
Ока была укреплена более чем на 50 миль вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотою, один от другого на расстоянии 2 футов, и расстояние это между ними было заполнено землей, выкопанной за задним частоколом. Частоколы эти сооружались людьми князей и бояр с их поместий. Стрелки могли таким образом укрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять из-за них по татарам, когда те переплывали реку.
На этой реке и за этими укреплениями русские рассчитывали оказать сопротивление крымскому царю. Однако им это не удалось.
Крымский царь держался против нас на другом берегу Оки. Главный же военачальник крымского царя, Дивей-мурза, с большим отрядом переправился далеко от нас через реку, так что все укрепления оказались напрасными. Он подошел к нам с тыла от Серпухова.
Тут пошла потеха. И продолжалась она 14 дней и ночей. Один воевода за другим непрестанно бились с ханскими людьми. Если бы у русских не было гуляй-города(19), то крымский царь побил бы иих, взял бы в плен и связанными увел бы всех в Крым, а Русская земля была бы его землею.
Мы захватили в плен главного военачальника крымского царя Дивея-мурзу и Хазбулата. Но никто не знал их языка. Мы думали, что это был какой-нибудь мелкий мурза. На другой день в плен был взят татарин, бывший слуга Дивей-мурзы. Его спросили: как долго простоит крымский царь? Татарин отвечал: "Что же вы спрашиваете об этом меня! Спросите моего господина Дивей-мурзу, которого вы вчера захватили". Тогда было приказано всем привести своих полоняников.
Татарин указал на Дивей-мурзу и сказал: "Вот он - Дивей-мурза!". Когда спросили Дивей-мурзу: "Ты ли Дивей-мурза?", тот отвечал: "Нет! Я мурза невеликий!". И вскоре Дивей-мурза дерзко и нахально сказал князю Михаилу Воротынскому и всем воеводам: "Эх вы, мужичье! Как вы, жалкие, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским царем!". Они отвечали: "Ты сам в плену, а еще грозишься". На это Дивей-мурза возразил: "Если бы крымский царь был взят в полон вместо меня, я освободил бы его, а вас, мужиков, всех согнал бы полоняниками в Крым!". Воеводы спросили: "Как бы ты это сделал?". Дивей-мурза отвечал: "Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе в 5-6 дней. Ибо он хорошо знал, что русские били и ели своих лошадей, на которых они должны выезжать против врага. Русские пали тогда духом.
Города и уезды Русской земли все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; было опреджелено - какой кто должен держать. При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном по желанию крымского царя. Крымский царь похвалялся перед турецким султаном, что он возьмет всю Русскую землю в течении года, великого князя пленником уведет в Крым и своими мурзами займет Русскую землю.
Нагаи, которые были в войске крымского царя, были недовольны тем, что добыча поделена не поровну, потому что они помогали царю жечь Москву в прошлом году.
Как и в прошлом году, когда спалили Москву, великий князь опять обратился в бегство - на этот раз в Великий Новгород, в 100 милях от Москвы, а свое войско и всю страну бросил на произвол судьбы.
Из Великого Новгорода великий князь отправил нашему воеводе, князю Михаилу Воротынскому, лживую грамоту: пускай-де он держится крепко, великий князь хочет послать ему в помощь короля Магнуса и 40000 конницы. Грамоту эту перехватил крымский царь, испугался и оробел и пошел назад в Крым.
Все тела, у которых были кресты на шее, были погребены у монастыря, что около Серпухова. А остальные были брошены на съедение птицам.
Все русские служилые люди получали придачу к их поместьям(20), если были прострелены, посечены или ранены спереди. А у тех, которые были ранены сзади, убавляли поместий, и на долгое время они попадали в опалу. А те, которые были совершенно искалечены от ран, так что становились калеками, те назначались чиновниками в города и уезды и вычеркивались из воинских смотренных списков. А здоровые приказные из городов и уездов расписывались на места калек. Княжеским или боярским сыновьям, достигшим 12-летнего возраста, также раздавались поместья, и они также записавались в смотренные списки. Если лично они не объявлялись на смотру, их наказывали так же, как и их отцов. Никто по всей стране не свободен от службы, даже и тот, кто ничего не получает от великого князя.
Затем были убиты два военачальника - князь Михаил Воротынский и Микита Одоевский.
Хотя всемогущий Бог и наказал русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний великий князь достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе - одна вера, один вес, одна мера! Только он один и правит! Все, что ни прикажет он - все исполняется, и все, что запретит - действительно остается под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне. И как долго продержится это правление - ведомо Богу Вседержителю!
Окончание