История в историях
Исследователь проданной земли..
…Как говорили в дни Батыя,
Да и в иные времена –
«Да возвеличиться Россия,
Да сгинут наши имена!»
Да и в иные времена –
«Да возвеличиться Россия,
Да сгинут наши имена!»
С первой частью озвученного предложения трудно не согласиться, со второй – трудно согласиться. Россия не возвыситься, если будет забывать имена своих детей; человек, честно служивший своей Родине, заслуживает памяти и уважения. И не суть важно, где он или она несли эту службу: в больнице или на фабрике, в лаборатории или за письменным столом, на поле боя или в школьном классе.
Или на корабле.
Или на байдарке.
ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ
Российско-Американская компания не только приносила прибыль своим акционерам (и России в целом), но и сыграла огромную роль в открытии и изучении Земли – причём не только той её части, которая непосредственно находилась в ведении РАК. Причин этого было две: во-первых, естественное купеческое желание узнать «а что вокруг находится и какую выгоду из этого можно извлечь», а во-вторых – удалённость Аляски от центральной России.
Карта владений Российско-Американской Компании. 1860 г. (фрагмент)
Для просмотра в оригинальном размере - кликните на изображение (338 Кб).
Причина номер два стимулировала проведение русских кругосветных плаваний, во время которых моряки и учёные активно исследовали планету. Как первое кругосветное путешествие «Надежды» и «Невы», так и дальнейшие русские кругосветные путешествия в значительной степени вызваны интересами РАК и финансировались ею и; из совершённых в период с 1803 по 1868 год 56 русских кругосветок 33 были совершены на кораблях компании. А исследования, проведённые служащими РАК в северной части Тихого океана, на Аляске, в Приморье, на Сахалине и в Калифорнии представляют собой целую эпоху в истории географических открытий.
Исследования эти тем более поразительны, что совершались они в значительной степени маленькими группами людей, с использованием самых простых и дешёвых средств передвижения и при минимальном бюджете. Достаточно сказать, что агенты компании нередко пускались в путь по Охотскому морю на байдарках или купленных где попало старых судах, поражая этим даже не слишком избалованных комфортом русских военных моряков. Но, что хуже всего, для проводимых РАК исследований не хватало квалифицированных кадров.
Разумеется, подобная ситуация вызывала беспокойство не только у руководства РАК, но и у правительства России. Последнее, желая поспособствовать решению проблемы, предприняло военизацию компанейского флота: офицеры компанейских кораблей получали половину жалования от государства, а половину - от РАК; они считались, выражаясь современным языком, «госслужащими», но обязаны были подчиняться руководителям Российско-Американской компании. Но вот как раз с этим возникли проблемы – офицеры-дворяне считали ниже своего достоинства слушаться «купчишек» из РАК.
Наиболее одиозным случаем был поступок М. П. Лазарева, будущего знаменитого адмирала, а тогда ещё лейтенанта и командира компанейского корабля «Суворов». Он получил от А. А. Баранова распоряжение идти на Гавайи, но посчитал этот приказ неразумным и увёл «Суворов» в Кронштадт, да вдобавок ещё написал на правителя кляузу. (Впрочем, Баранов тоже на Лазарева накляузничал).
В наше время, когда слово «дворянин» воспринимается как синоним словосочетания «бесконечно благородный ангел с крылышками», даже странно читать, например, такое: «… хотя же и есть правитель (А. А. Баранов – прим. авт.) в чиновных степенях, которые истинными приобрёл заслугами, но что прежде был купцом, того из памяти истребить не можно. И повиноваться ему кажется для них подлостью; уважать пользы, отечеству приносимые, они не могут». Пишет это не какой-то презренный разночинец, а Н. П. Резанов, камергер, представитель высшего столичного общества, умевший, однако, подняться выше сословных предрассудков и неустанно трудившийся на благо России.
Мало того, и на бытовом уровне «господа благородное сословие» вели себя не слишком благородно: нередки были случаи, когда после прихода из России кораблей с товарами для всех русских аляскинцев офицеры силой забирали себе лучшее, оставляя «черни» что похуже – или ничего не оставляя, да и к службе далеко не всегда относились усердно. Самоуправство и скандалы «полувоенных» моряков привели к тому, что РАК стала стремиться к созданию собственных морских и научных кадров из числа своих русских служащих и метисов, которых на Аляске называли «креолами».
Среди приезжавших в Америку русских промышленников подавляющее большинство составляли молодые здоровые мужчины, а белых женщин было в десятки раз меньше. Нехватку женской ласки русские промышленники восполняли, соблазняя, похищая и покупая у родственников эскимосок, алеуток и индеанок. Как следствие, в Русской Америке возник и стал быстро увеличиваться слой креолов. Руководство РАК относилось к этому весьма положительно (и даже подавало личный пример – на индеанках были женаты А. А. Баранов и основатель Форта Росс И. А. Кусков), считая креолов естественным связующим звеном между русскими и «дикими американцами». В 1810 году оно послало в Петербург специальный запрос, желая знать, к какому сословию следует относить полукровок – в условиях Российской империи с её достаточно жесткой иерархической структурой это был весьма немаловажный вопрос. Из Петербурга ответили: «пишите в мещане».
Креолы, своим рождением обязанные РАК, в большинстве случаев были обязаны ей и своим образованием; дети служащих компании, белые и полукровки, воспитывались в компанейских школах, а наиболее одарённые направлялись затем в высшие учебные заведения России. По окончании обучения они обязаны были 10 – 15 лет работать на РАК. Из числа креолов – воспитанников компании – вышли многие замечательные люди Русской Америки: исследователи А. Климовский, Ф. Л. и П. Ф. Колмаковы, Р. Серебряников, картограф К. Устюгов, моряк Антипатр Баранов – сын правителя. Но наибольшая (и притом вполне заслуженная) известность выпала на долю А. Ф. Кашеварова.
В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ
Александр Филиппович Кашеваров родился 28 января 1809 года (по старому стилю) на острове Кадьяк в семье учителя местной школы. Его отец, Ф. А. Кашеваров, был по национальности русским, мать – алеуткой (по другим данным – креолкой). Спустя некоторое время семья переехала в столицу Русской Америки г. Ново-Архангельск (ныне Ситка).
Ново-Архангельск. 1858 г.
Для просмотра в оригинальном размере - кликните на изображение (257 Кб).
Очевидно, мальчик обнаружил незаурядные способности, и в возрасте 12 лет компания направила его на учёбу в Кронштадское штурманское училище.
В этот период жизни Кашеварову покровительствовал один из руководителей компании – И. В. Прокофьев, человек передовых взглядов, сочувствовавший декабристам. После окончания училища, с 1828 по 1830 гг., А. Ф. Кашеваров принял участие в кругосветном плавании на корабле «Елена» в должности старшего штурмана. И уже в первом плавании сумел отличиться: открыл и нанёс на карту несколько неизвестных маленьких островов из группы Маршалловых. В 1831 году был зачислен в Корпус флотских штурманов и на военном корабле «Америка» вернулся в Ново-Архангельск - на службу в «родную» Российско-Американскую компанию. В 1833 году он женился на Серафиме Соколовой, дочери местного священника.
В этот период своей жизни Александр Филиппович совершил множество трудных походов, по большей части морских, но иногда и сухопутных – например, летом 1834 года он предпринял поход из Михайловского редута к реке Квихпак (так русские называли Юкон) и истокам её притока – р. Пастоль. Михайловский редут, удалённый от основных мест поселений русских на Аляске, считался чем-то вроде «края Ойкумены», а окружающие его территории были к тому времени ещё совершенно не исследованы. Однако звёздный час Кашеварова наступил летом 1838 года.
В течение долгого времени русские поселения на Аляске и английские в Канаде развивались, не мешая друг другу. Однако продвижение русских на восток и англичан – на запад привело к столкновению Русско-Американской и Гудзонбайской кампаний и возникновению соперничества между ними. Самым известным английским исследователем северной части Америки был, несомненно, Джон Франклин.
К началу 1838 года единственной неизученной европейцами областью северо-американского побережья была область между мысом Барроу (159О12’ зап. долготы) и устьем реки Маккензи (149О зап. долготы). Из-за очень тяжелой ледовой обстановки и сложных погодных условий эта область была практически недоступна для больших судов, и поэтому И. Ф. Крузенштерн и Ф. П. Врангель предложили провести байдарочную экспедицию. Руководителем экспедиции был назначен Александр Кашеваров.
ПУТЬ ВО ЛЬДАХ
23 июня 1838 года из Михайловского редута вышел компанейский бриг «Полифем». В начале июля он подошел к мысу Лисбурн. Дальше корабль идти не мог – вдоль берега белой полосой тянулись льды.
5 июля одна двенадцативёсельная байдара, 5 байдарок и 28 человек исследователей – «отважнейших креолов и алеутов», по определению Л. А. Загоскина – покинули борт «Полифема».
Много позже А. Ф. Кашеваров так описывал этот день:
«… Как только командир брига, г. Чернов, узнал о благополучном выходе нашем на берег, то поздравил нас салютом в 7 пушечных выстрелов; в то же время «Полифем» поворотил в море. Не равнодушно мы смотрели на удалявшийся от нас бриг: он разлучал нас с миром образованным, с родными и друзьями. И когда паруса скрылись у нас из виду, мы вполне ощутили своё сиротство; с той минуты мы остались совершенно одни на пустынных просторах Америки».
«Страна суровая и неизвестная» встретила путешественников неласково: весь день 6 июля исследователи вынуждены были провести на месте «по причине весьма крепкого ветра». Но они не унывали и провели день с пользой: познакомились с местными эскимосами и отработали навыки погрузки и разгрузки провизии и снаряжения. «Привычка к этой работе способствует порядку и быстроте, которые всегда облегчают труд сопряжённый с утомлением, в высшей степени физических сил; а это нам, пускавшимся в столь далёкий путь, предстояло испытать не раз … мы заранее готовились на все возможные случайности».
7 июля погода несколько изменилась к лучшему, и путешественники решили тронуться в путь. «На увещание не робеть опасностей команда мне ответила: «мы на то пошли и друг друга не выдадим». Экспедиция двигалась вдоль берега среди воды со льдом, тщательно описывая берег, но ветер внезапно переменил направление на противоположное, стал быстро усиливаться и осыпал путешественников дождём и мокрым снегом. Это было для путешественников полной неожиданностью:
«… Мне случалось прежде, при плавании почти по всем морям света, - свидетельствует Кашеваров, - встречать такой мгновенный переход ветра в противоположное направление и с удвоенной силой, но это бывало в глубокую осень или раннею весною, редко зимой или во время равноденствий, но летом – никогда. Единственное исключение я встретил здесь, в Северном Ледовитом море, без всяких предварительных признаков. Иначе я не пустился бы в путь и не подвергнул бы себя опасности потерять людей и байдару.»
Таким образом, уже на второй день путешествия было открыто интересное метеорологическое явление – к сожалению, весьма опасное для жизни.
В том месте, где застала их перемена погоды, высадится на берег оказалось невозможно; пришлось отступать. Отступление длилось вплоть до мыса Лисбурн; труды целого дня оказались перечёркнуты. Мало того, возле мыса Лисбурн исследователей ждал бурун, делавший приближение к берегу весьма опасным. К счастью, им помогли туземцы: «дикари … знаками показали нам место, куда приставать должно». Но место местом, а надо было ещё подойти к берегу:
«…Как бы не был ветер жесток и постоянен, но в бурунах, происходящих вследствие такого ветра, наблюдается некоторая правильность в изменении силы и величины их. Так, за огромным буруном, вкатывающимся на берег сильнее и дальше предшествовавшего, следующие затем постепенно уменьшаются и потом, увеличиваясь снова, достигают максимума, после чего возобновляется такой же процесс последовательности. Эта перемежающаяся постепенность бурунов является чаще всего на открытом берегу, где разъярённое море не встречает преград. Между двумя огромнейшими бурунами встречается промежуток времени до 20 и более секунд; опытный взгляд Алеута верно предвидит этот промежуток и им-то они всегда стараются воспользоваться. Байдарки – это гениальное изобретение дикарей – всплыли на пенистый бурун и на рассыпающемся его хребте стрелой понеслись к берегу, уходя от следующего буруна. …
Едва моя байдарка носом коснулась берега, как передовой гребец в один момент соскочил в воду; в одной руке держа весло, другою схватил он байдарку за люк, а задний гребец уперся своим веслом в грунт, сохраняя положение байдарки в разрез буруна. Скоро догнал нас следующий бурун, окатил кормового гребца, поднял байдарку и тем помог носовому гребцу вытащить её, при содействии одного дикаря, ещё выше на берег. Тут я и задний гребец, расшнуровавшись, соскочили в воду и, подгоняемые большим буруном, совершенно вытащили свою байдарку на берег. Так пристали три байдарки; а остальные две, держась на ветре в ожидании очереди, попали на крутой бурун, и по необыкновенному счастию (!– прим. авт.) были переброшены им через песчаную кошку в ручей, текущий вдоль берега неподалёку от моря. Из этих двух байдарок, чудесно упавших в тихий поток, оробевшие гребцы вышли на берег.»
Страшно даже представить себе это счастье: обезумевший океан (к тому же очень холодный) швыряет через кошку байдарки с беспомощными людьми … Бр-р!
« … Теперь я стал думать, как спасти байдару, всё ещё стоявшую на якоре. На байдаре находилось 15 человек и почти вся наша провизия, огнестрельное снаряжение и другой запас. Можно себе представить чувства людей, остававшихся на байдаре. Но и мне было не легче; мысль потерпеть поражение на первом шагу тяготила меня. В жизнь мою много раз я встречался с морскими опасностями, но никогда не изгладится из памяти моей та минута, когда стоя твёрдо на берегу и смотря на гибельное положение байдары, я обдумывал средство спасти её; в тоже время встречал я и взоры людей, обращённые ко мне с покорностью и упованием – людей, находящихся между жизнью и смертью, и вверенных моему попечению.»
Медлить было нельзя. Руководитель экспедиции приказал судно подводить к берегу; с носа и кормы байдары на берег бросили концы, позволившие подтянуть её боком к берегу.
«Тут ударил в неё бурун и, подняв, бросил на отмель. Некоторые из нас, стоявших на берегу, тотчас бросились в воду, и, быв уже защищены от буруна байдарою, мы схватили её за борт, а байдарные гребцы почти машинально перешли на тот же борт. Такими дружными действиями мы не дали байдаре перевалиться на морскую сторону. …
Началась живая работа. Через четверть часа байдара была выгружена и вытащена на берег. Часть груза, не боявшаяся подмочки, сброшена в воду, остальное перетаскано на берег; буруном весь брошенный на воду груз скоро выкинуло на землю.
Избавление от явной гибели и сохранение при этом не только провизии, но и байдары сопровождалось такими чувствами, которые легче себе представить, чем описать.»
Далее следует красивый, но в то же время психологически достоверный пассаж:
«Под влиянием этих чувств и свойственным человеку противоположностям и эгоизму мы уже иными глазами смотрели на те же яростные буруны, на то же взволнованное море, на котором за час перед тем так неравнодушны думали о жизни; мы вдруг сделались хладнокровными ко всем красотам разрушительной стихии.»
А красоту пейзажа дополнил принесённый ветром лёд. «Форма льдин была разнообразнейшая. Они беспрестанно разрушались от столкновений между собой и от сопротивления волнам, когда становились на мель. … Бурун мчал их на хребте своём и с пеной выбрасывал на берег. Что было бы с нами, если бы этот лёд окружил нас у недоступной ледяной закраины? Сколько раз, думая об этом, я благословлял Бога за его видимую к нам милость!»
На следующий день исследователи починили байдару; «погода стояла довольно ясная и термометр показывал +3О» В пять часов вечера экспедиция отправилась в дальнейшее плавание.
В столь весёлой обстановке экспедиция достигла мыса Барроу. Он был открыт англичанином Бичи и, поскольку Бичи неправильно определил его координаты, в течение долгого времени считался самой северной точкой Американского континента (на самом деле – мыс Мерчисон). Кашеваров исправил ошибку Бичи, правильно определив координаты мыса.
Далее начиналась область неизведанного.
За мысом Барроу берег резко уклонялся на восток. Экспедиция двигалась медленно, тщательно изучая и описывая побережье, которое Кашеваров назвал именем Меньшикова – тогдашнего морского министра. В точке с координатами 71О13’ сев. широты и 155О40’ зап. долготы был открыт узкий и длинный залив, названный в честь И. В. Прокофьева, затем мыс Степового, залив Куприянова и мыс Врангеля. Экспедиция прошла около 1 500 километров вдоль побережья, собрала уникальный географический, метеорологический и этнографический материал, но буквально в нескольких шагах от цели – устья реки Маккензи – была вынуждена остановиться. Подгадили – нарочно или нечаянно - наши заклятые друзья англичане.
Незадолго до описываемых событий в английских владениях началась эпидемия оспы; подобно лесному пожару, страшная болезнь распространялась по Америке. Белые люди и креолы-полукровки практически не пострадали, к тому же правление РАК подсуетилось закупить нужное количество вакцин (часть их удалось добыть у англичан, которые благородно снабдили русских лекарствами от ими же занесённой заразы); русские варвары дошли до того, что не только вакцинировали самих себя, но и предложили провести вакцинацию алеутам и «мирным», лояльным к русским индейцам (и те, и другие ранее не сталкивались с оспой и не имели иммунитета).
Алеуты согласились и были спасены, индейцы отказались и вымирали целыми селениями; столь же страшную жатву пожала болезнь среди «немирных» индейцев и эскимосов. Эскимосы, проживавшие возле устья Маккензи, тоже столкнулись с оспой; они были потрясены смертью своих близких и охвачены ненавистью ко всем без исключения белым. Отряд Кашеварова был встречен камнями и стрелами.
Экспедиция, хоть и немногочисленная, состояла из смелых и сильных людей, вооруженных гораздо лучше, чем эскимосы, и была, по совершенно справедливому замечанию Л. А. Загоскина, «гораздо сильнее всякого скопища северных дикарей». Исследователи могли бы пройти к устью Маккензи по трупам туземцев, но решили не проливать человеческой крови и отправились в обратный путь. 15 сентября они вновь вступили на борт брига «Полифем».
Несмотря досадную неудачу в конце пути, экспедиция выполнила своё предназначение – она практически завершила описание американского побережья и эпоху гидрографических исследований русских в Американской Арктике. (Последующие экспедиции РАК исследовали уже внутренние районы Аляски, и героем этой эпохи стал Л. А. Загоскин). А этнографический материал экспедиции Кашеварова, по авторитетному свидетельству Б. А. Лившица, представляют научный интерес и по сей день.
Поход А. Ф. Кашеварова вызвал живой интерес в обществе, его описание было опубликовано в журнале «Сын Отечества» и затем в газете «Санкт-Петербургские ведомости»; руководитель экспедиции был награждён орденом Св. Станислава. Однако молодая (в год экспедиции ему было только 29 лет) знаменитость не почивала мирно на лаврах; ещё в течение пяти последующих лет Александр Филиппович добросовестно служил РАК, командуя кораблями компании на Тихом океане. А в 1843 году он поступил на службу в Гидрографический департамент Морского министерства, где составил первый русский атлас морей, омывающих Восточную Сибирь и Аляску – так называемый «Атлас Восточного Океана». В него входила в том числе и карта открытого составителем берега Меньшикова.
(Этот берег, его мысы и заливы существуют и по сей день, только названия носят другие – англоязычные.)
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ – АЯН – САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
В 1850 году Кашеваров оставил службу в Гидрографическом департаменте и стал начальником Аяна, в то время - фактории РАК и главного русского порта на Охотском море. В этот период своей жизни он оказал существенную поддержку другому великому путешественнику – Геннадию Ивановичу Невельскому.
История Невельского хорошо известна. Русские люди (и первый из них – Василий Поярков) пришли на Амур ещё в XVII веке, однако в последующие, трудные для России годы, эта часть Сибири была нашими предками оставлена. И в XIX веке учёные на полном серьёзе обсуждали вопрос: теряется ли Амур в песках или всё-таки куда-нибудь впадает – причём сторонников первой теории было больше; Сахалин из-за ошибки Лаперуза считали полуостровом и ещё много каких фантастических слухов ходило тогда о нашем Дальнем Востоке.
Развеяла эти слухи только предпринятая в 1849 году экспедиция военных моряков под командованием Г. И. Невельского, описавшая этот район для науки и начавшая его освоение – или, вернее, реосвоение - русскими. Действия Невельского были самовольными – ему не только не предписывалось исследовать Сахалин и Приамурье, но прямо запрещалось соваться туда, дабы не обеспокоить российской экспансией «цивилизованные страны» - Англию и Францию.
Самоуправство Невельского вызвало истерику в высших эшелонах власти; кабинет министров во главе с Нессельроде требовал его разжалования в матросы, и лишь помощь нескольких патриотически настроенных сановников – Н. Н. Муравьёва – Амурского, А. С. Меньшикова – позволила спасти карьеру Невельского и интересы России. В заливе Счастья был основан Петровский пост, позже, в устье Амура - Николаевский; император Николай I предписал РАК помочь морякам в освоении новых земель, но высшее руководство компании было не слишком в этом заинтересовано (во-первых, освоение Приамурья отвлекало силы от Аляски; во-вторых, у компании и военно-морского ведомства были сложные отношения).
Александр Кашеваров оказался в сложном положении: как патриот и исследователь он сочувствовал Невельскому, но как служащий Российско-Американской компании был обязан выполнять предписания своего руководства; он старался помогать команде Невельского, но не вредить при этом РАК. Эта осторожность сильно повредила Кашеварову в глазах некоторых последующих историков – и Н. П. Задорнов, и А. И. Алексеев, всячески осуждали начальника Аяна за недостаточное усердие.
Эти сочинители не задумываются над тем, что, во-первых, что Кашеваров не подчинялся Невельскому; во-вторых, что посылая провизию военным морякам, он тем самым обделял своих собственных подчинённых, о которых был обязан заботиться в первую очередь; в-третьих … Невельской, безусловно, был одним из замечательнейших людей своего времени, но при чтении его записок всё же чувствуется: сын своей эпохи, он отнюдь не был свободен от сословного чванства, чванства дворянина и офицера перед «плебеями» и «купчишками» (см. начало статьи). Подведём итоги: помогая Невельскому, Кашеваров отрывал провиант и оборудование от себя и своей фактории, проявлял неповиновение начальству, рискуя карьерой, возможно, получал от него удары по самолюбию – и за всё это его же ещё и ругают!
Впрочем, к чести Невельского надо заметить, что при всём своём снобизме он оказался всё же благороднее своих будущих биографов:
«Суда РАК, плававшие между Ситхой (на о. Ситха находился Ново-Архангельск – прим. авт.) и Аяном, по условию правительства с Компанией не обязаны были заходить в Петровское. Если в продолжение этих трёх лет и являлось одно из этих судов на петровском рейде, то это делалось единственно по милости и сердоболию начальника Аянского порта Кашеварова.»
Приход каждого судна был для обитателей Петровского поста спасением колонисты часто недоедали, порой голодали, а корабли доставляли провизию.
«28 июля корвет «Оливуца» возвратился из Аяна с незначительным количеством запасов и товаров, причём Кашеваров уведомил меня, что вследствие неприбытия в Аян компанейского судна он более прислать не мог.»
«23 сентября пришел из Аяна с товарами и запасами компанейский корабль. А. Ф. Кашеваров уведомлял меня, что посылает компанейский корабль на свой страх только ввиду того, что после корвета «Оливуца» в Аян не приходило ни одно военное судно.»
Подобного рода замечаний в воспоминаниях Невельского множество.
Кстати сказать, в последующие годы РАК продолжала активно способствовать освоению Приамурья, а в 1853 году император дополнительно возложил на компанию колонизацию острова Сахалин. На эти цели компания истратила значительные средства, которые правительство обещало возместить полностью, но возместило (естественно!) лишь в незначительной степени. Правда, для подслащения пилюли Николай I выразил 14 августа 1859 года Российско-Американской компании своё «монаршье благоволенье» «за ревностное участие в исполнении предначертаний правительства в деле возвращения России Приамурского края».
А затем была Крымская война.
Как не старались российские власти выслужиться перед «цивилизованным миром», безжалостная логика геополитики всё-таки взяла своё – и презренной русской черни пришлось в который раз вытаскивать страну из дыры, в которую загнала её элегантная, говорящая на многих языках русская «элита».
Боевые действия в 1853 – 1855 годах, как известно, происходили не только в Крыму, но и в других местах – на Балтийском и Белом морях, на Кавказе (где, в частности, русскими войсками под командованием Н. Н. Муравьёва была захвачена крепость Карс, гарнизон которой возглавлял «стопроцентный турок» Уильямс-паша); не обошла война стороной и Тихий океан. В августе 1854 года шесть английских и французских кораблей, несших на своих бортах 236 орудий, подошли к Петропавловску-Камчатскому.
Население города составляло в то время всего около тысячи человек, артиллерия – 40 пушек; по счастью, на рейде Петропавловска находились два русских судна – «Аврора» и «Диана». Шесть дней, с 18 по 24 августа, англичане и французы обстреливали город, неоднократно пытались высадить десант; местное население сопротивлялось. Итог операции был таков: англо-французская эскадра потерпела позорное поражение и бежала. Понимая, что враги могут вернуться, а силы петропавловцев на исходе, руководитель обороны адмирал В. С. Завойко принял решение об эвакуации населения и кораблей в устье Амура.
Так самоуправство Невельского (поддержанное самоуправством Кашеварова) спасло жизнь и имущество его соотечественников и его страны.
Ещё в начале Крымской войны русское и английское правительства заключили договор о нейтралитете Русско-Американской и Гудзонбайской кампаний. Однако в сём несовершенном мире договоры нередко стоят не больше, чем бумага, на которой они написаны, поэтому служащие РАК на всякий случай готовились к худшему. Кроме того, в войне участвовали ещё и французы, упомянутый договор не подписывавшие, а потому, обнаружив однажды в нейтральном порту судно РАК, доблестные потомки Д’Артаньяна присвоили его себе как «военный приз». А после петропавловского разгрома благородные англичане купно с не менее благородными французами решили восстановить свою воинскую честь путём разграбления практически беззащитного Аяна.
В конце июня 1855 года вражеская флотилия, предводительствуемая пароходом-фрегатом «Барракуда», нагрянула в Аян и обнаружила возмутительный факт: город был пуст. Жители города во главе со своим начальником Кашеваровым не стали ждать, пока их обстреляют и ограбят, а заблаговременно отступили в глубь страны, прихватив с собой общечеловеческие ценности (деньги, меха, оружие, личное и компанейское имущество) и оставив на берегу только совершенно нетранспортабельные предметы – дома и недостроенный пароход РАК.
Цивилизованные мореплаватели отвели душу, распотрошив несчастный пароход, и убыли. Население Аяна было спасено, экономические потери – незначительны; Кашеваров получил орден Владимира 4-ой степени.
А РАК в целом умудрилась даже превратить «дефекты в эффекты»: война нарушила нормальный товарооборот на Тихом океане и предприимчивые аляскинские купцы сумели распродать залежалые товары со своих складов и компенсировать таким образом вызванные войной потери.
После окончания Крымской войны, в 1856 году, Александр Филиппович вернулся в Петербург и вновь поступил на службу в Гидрографический департамент.
ПОСЛЕДНИЕ ЗАБОТЫ
В шестидесятых годах XIX века стало ясно, что Российско-Американская компания переживает кризис. Тогдашнее правление компании не было склонно развивать хозяйство региона или хотя бы грамотно эксплуатировать его естественные богатства; они бездумно качали деньги, грабя как природу, так и население Аляски, русское и туземное. Активную помощь в хищническом уничтожении животных и рыбных богатств Русской Америки оказывали компанейцам английские и американские браконьеры, а правительство России и правление РАК не могли или не хотели мешать «цивилизованным» иностранным пиратам. Вопрос о дальнейшей судьбе не только РАК, но и всей Русской Америки активно обсуждался в печати, руководство компании яростно отстаивало свои позиции, не дремали и их противники.
Александр Кашеваров, горячий патриот Аляски, не мог остаться в стороне. В своих выступлениях он последовательно отстаивал идею о том, что Русская Америка должна выйти из-под опёки РАК и развиваться как полноправная часть Российского государства. «Неужели мы, уроженцы Русско-Американских владений, должны вечно думать о пользе Р. А. компании, внушаемой нам с детских лет, и заглушать в самих себе естественное стремление, всякую идею о пользе родины, в смысле гражданственном. … Довод правления, что мы ещё не подготовлены к лучшей и независимой будущности, мы не раз уже слышали от некоторых защитников крепостного права, ныне, на счастье России, упразднённого.»
Примечательно, что свои статьи этого периода он подписывает «креол А. Ф. Кашеваров», подчёркивая тем самым своё происхождение и свою кровную связь с Аляской. Вообще же, говоря о статьях Кашеварова, следует отметить, что их отличает несомненная литературная одарённость автора.
Трагическая тень ложится на страницы этих статей, тень, о которой не знали современники, но знаем мы. Пока Яновский, Тихменев, Кашеваров и прочие спорили, горячились, мучительно искали путь развития для любимой ими земли – сиятельный великий князь Константин Николаевич и его присные без лишнего шума и без лишних советов с презренной чернью подкупали американских сенаторов, желая побыстрее продать Аляску – и вместе с ней труд её исследователей, её население, её золото и нефть… Но это тема для отдельного разговора.
В декабре 1865 года Александр Кашеваров ушел в отставку в чине генерал-майора.
До сих пор различные источники сообщают разные даты смерти исследователя: 1865, 1866 или 1870 годы. Точную дату сумел выяснить Б. А. Лившиц: А. Ф. Кашеваров скончался 25 сентября 1866 года в Санкт-Петербурге. Судьба была милосердна к патриоту Аляски: он не увидел, как продают его родину.
В этой статье очень не хватает одной вещи – портрета героя. Изображений Александра Кашеварова попросту не осталось. А что же осталось?
Его открытия на картах мира.
Карты, составленные им.
И имя в Истории.
Синякова Мария Александровна
***
ЛИТЕРАТУРА:
1. С. Н. Марков. Юконский ворон. Летопись Аляски. М.: «Сантакс», 1994.
2. С. Б. Окунь. Российско-Американская кампания. М. –Л.: ГСЭИ, 1939.
3. История Русской Америки. Т. I –III. М.: Международные отношения, 1997.
4. Б. А. Липшиц. А.Ф. Кашеваров как исследователь Аляски. // Советская этнография, 1952, № 1. С. 175 – 178.
5. «Санкт-Петербургские ведомости». 1845, №№ 190 – 193.
6. «Кронштадтскй вестник». 1866, № 112.
7. «Кронштадтскй вестник». 1867.
8. «Санкт-Петербургские ведомости». 1867.
9. «Голос». 25 марта 1867.
10. Г. И. Невельской. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849 – 1855. Хабаровск: Хаб. кн. изд-во, 1969.
11. Е. В. Чистякова. Русские страницы Америки. М.: Изд-во РУДН, 1993.
12. Л. А. Загоскин. Путешествия и исследования лейтенанта Л. А. Загоскина в Русской Америке в 1842 – 1844 годах. М.: Гос. изд-во иностр. л-ры, 1956.
13. А. Г. Адамов. По неизведанным путям. М.: Госкультпросветиздат, 1950.
14. Русская Америка в неопубликованных записках К. Т. Хлебникова. Сост.: Р. Г. Ляпунова и С. Г. Фёдорова. Л.: Наука, 1979.
15. В. В. Афанасьев. Рылеев. Серия ЖЗЛ. М.: «Молодая гвардия», 1982.
16. Б. Г. Островский. Лазарев. Серия ЖЗЛ. М.: «Молодая гвардия», 1966.
17. Большая Советская Энциклопедия.
18. Е. В. Тарле. Крымская война 1853 – 1856 гг. Т. 1, 2. М, 2003.