История в историях
Тень императрицы
Светлана Бестужева-Лада
Удивительно порой складываются судьбы даже самых знатных и богатых людей. Одна из красивейших женщин своего времени, супруга могущественного императора Александра Первого, женщина необыкновенных душевных качеств тенью мелькнула на страницах российской истории, заслоненная фигурами куда менее значительными и привлекательными.
Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны в парке Царского Села
Благоверная государыня Елизавета Алексеевна, в девичестве – принцесса Баден-Дурлахская была глубоко несчастна в супружеской жизни, обе ее дочери умерли в младенчестве, родственники мужа откровенно третировали «баденскую простушку», придворные фактически игнорировали императрицу.
И все-таки память о ней пережила несколько веков и, наконец, Елизавета Алексеевна смогла занять достойное место в ряду русских императриц. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Луиза-Мария-Августа была одной из пяти дочерей маркграфа Карла-Людвига Баден-Дурлахского и племянницей первой супруги императора Павла – Великой княгини Натальи Алексеевны, урожденной принцессы Гессен-Дармштадской. Она родилась 13 января 1779 года и воспитывалась как все немецкие принцессы того времени, ни больше, ни меньше. Но почему-то именно на нее пал выбор императрицы Екатерины, которая искала супругу любимому внуку Александру.
В начале 1791 года, Екатерина поручает чрезвычайному посланнику при сейме германских княжеств - графу Н. П. Румянцеву нанести визит в столицу Бадена Карлсруэ и познакомиться с юными принцессами. Причем, особое внимание следовало уделить средним сестрам – Луизе и Фредерике:
«Сверх красоты лица и прочих телесных свойств их, нужно, чтобы вы весьма верным образом наведалися о воспитании, нравах и вообще душевных дарованиях сих принцесс, о чем в подробностях мне донести».
2 марта 1791 года Румянцев представил императрице подробный отчет о результатах поездки:
«Madame! Я последовал приказу Вашего царского величества и поехал в Карлсруэ. Там я задержался дольше обычно принятого. Madame, принцесса Луиза крепка и развита лучше, чем другие дети ее возраста. Она очень мила, хотя и не абсолютная красавица. Народ ее любит больше чем сестер. Хвалят характер и расценивают ее фигуру и свежесть как надежную гарантию здоровья.
Я ничего не видывал прелестнее и воздушнее ее талии, ловкости и приятности в обращении».
Почему на первом месте оказалась воздушная талия – непонятно, но именно так сказано в сохранившихся отчетах императорского посланца. Да и Екатерина была очень довольна полученными сведениями, о чем свидетельствует ее письмо графу Румянцеву в январе 1792 года:
«С удовольствием вижу, что вы исполнили данное вам поручение. Старшей из сих принцесс в сем генваре месяце исполнится тринадцать, и будет она, по нашему счету, на четырнадцатом году, следовательно, о поездке матери ее с дочерями сюда прежде генваря будущего 1793 года еще условиться рано, но между тем предложить вам от времени до времени съездить в Карлсруэ, иметь старание и бдение, дабы образ мыслей наследной принцессы не переменился, но паче подкрепился, також старайтесь поприлежнее узнать нрав, склонности и, буде можно, о душевных свойствах и понятиях старшей принцессы, такожде о здоровом ее телесном сложении; все сие, думаю, что, сдружась с окружающими их людьми, не трудно вам будет разведать гораздо подробно. Касательно мыслей маркграфа баденского, не предвидится из оных по вашему описанию великие препятствия...».
Какие могли быть препятствия! Маркграф Баденский был безмерно польщен честью, оказанной его дому самой всемогущей Русской Семирамидой. В 1792 году (на год раньше намеченного срока), Луиза и ее младшая сестра Фредерика-Доротея получили официальное приглашение в Россию. Хотя даже по тогдашним стандартам, обе принцессы – тринадцатилетняя Луиза и одиннадцатилетняя Фредерика – были слишком молоды для брака, Екатерину это ничуть не смутило.
«Хотя, конечно, ввиду возраста принцесс, можно было бы еще отложить года на два приезд их в Россию, но я думаю, что, прибыв сюда ныне же, в самом этом возрасте, та или другая скорее привыкнет к стране, в которой ей предназначено провести остальную свою жизнь... Вы скажете, что я охотно принимаю на себя окончание их воспитания и устройство участи обеих. Склонность моего внука Александра будет руководить его выбором; ту, которая за выбором останется, я своевременно пристрою», - писала она в июне того же года графу Румянцеву.
Своему же доверенному корреспонденту барону Гриму Екатерина сообщила помимо всего прочего, что намерена сперва женить Александра, а немедленно вслед за этим – короновать его. При своей жизни и в обход сына и наследника Великого князя Павла, который вряд ли был в восторге от подобной перспективы. Брак Александра стал непреодолимой пропастью в его дальнейших отношениях с отцом, который всю жизнь подозревал в нем опасного соперника в притязаниях на российский престол.
Не напрасно, кстати, подозревал, только супруга Александра к этому не имела ни малейшего отношения.
31 октября 1792 года баденские принцессы прибыли в Петербург и юная Луиза произвела на императрицу самое отрадное впечатление:
«Она показалась всем, видевшим ее, очаровательным ребенком или, скорее, очаровательной молодой девушкой: я знаю, что дорогой она всех пленила... Из этого я вывожу заключение, что наш молодой человек будет очень разборчив, если она не победит его...».
Принцесса очаровала не только императрицу, но и своих будущих свекра и свекровь – Великого князя Павла Петровича и Великую княгиню Марию Федоровну. Оба взахлеб писали своим доверенным корреспондентам:
«Она не только хороша собой, но во всей ее фигуре есть особая привлекательность, которая способна возбудить любовь к ней. Она чарует обходительностью и чистосердечием…»
«Принцесса Луиза, соединяет невыразимую прелесть и грацию со сдержанностью и тактичностью... Ее ум, мягкий и тонкий, с крайней быстротой схватывает все, что может его украсить... В ее разговоре отражается свежесть ее юности, и к этому она присоединяет большую правильность понятий. … У нее восхитительная талия, пепельно-серые волосы, спадающие локонами на шею, молочно-белая кожа, розовые щеки и очень приятно очерченный рот…»
«Черты лица ее очень хороши и соразмерны ее летам… Физиономия пресчастливая, она имеет величественную приятность, рост большой, все ее движения и привычки имеют нечто особо привлекательное… В ней виден разум, скромность и пристойность во всем ее поведении, доброта души ее написана в глазах, равно – и честность. Все ее движения показывают великую осторожность и благонравие: она настолько умна, что нашлась со всеми, ибо всех женщин, которые ей представлялись, умела обласкать или, лучше сказать, всех, обоего пола людей, ее видевших, к себе привлекла…»
Довольно скоро эти дифирамбы сменятся откровенной неприязнью, чтобы не сказать – ненавистью, но пока во дворце царит настоящая идиллия: Александр так же очарован юной золотоволосой принцессой, как и все остальные, и с нетерпением ожидает, когда она станет его законной супругой.
Уже через неделю после знакомства, 9 ноября, Александр написал матери: «принцесса Луиза, безусловно, очаровательна». В свою очередь, Александр Павлович, произвел на предполагаемую невесту сильное впечатление:
«Он наделен природным изяществом в высшей степени. Он высок ростом, строен, широкоплеч, у него легкая походка, благородные, правильные и нежные черты лица, гладко причесанные светло-каштановые волосы, глубоко сидящие голубые глаза и чарующая улыбка. От лица его веет силой и грацией, радушием и таинственностью», - писала Луиза своей матери в те дни.
В письмах помолвленных друг к другу – бесконечные признания в любви и вечной верности. И оба в это верили безусловно и безоговорочно: первая любовь, предвкушение счастливой «взрослой» жизни, неприкрытый восторг окружающих. Жениха и невесту иначе как «Амур и Психея» и не называли, причем лести в этом сравнении почти не было.
Продолжение