Этноархеология
Теория средней дистанции важна для археологии, независимо от того, считать ли, что она определяет взаимоотношения между действиями человека и материальными остатками или что она должна пояснять детерминанты структурирования и структурных свойств археологического материала.
Как можно использовать настоящее с его значительными сведениями о современном жизнеобеспечении, климате, свойствах почвы и мириадах других явлений для интерпретации прошлого? И еще один аналогичный вопрос: нужно ли нам изучать настоящее для того, чтобы понять прошлое? Внизу, под нами, под нашим миром с его разнообразными ландшафтами, лежит археологический материал: тысячи памятников и артефактов захоронены там, где их оставили их создатели тысячи лет назад. Теоретически, в любом случае у нас есть множество данных, которые можно использовать для интерпретации прошлого, для того, чтобы перебросить мостик между памятниками и людьми прошлого и сохранившимися археологическими сведениями.
Форма «живой археологии», этноархеология, появилась в 1970-х годах (Дэвид и Кремер — David and Kramer, 2001, см. библиографии у Дэвида и других, 1999). Ричард Ли был среди тех антропологов, которые изучали племя канг сэн в Калахари, одно из последних в мире племен охотников-собирателей. Он понимал трудности археологов, и у него в группе работал Джон Йеллен, археолог, изучавший остатки давно оставленных стоянок и сравнивавший их с современными поселениями (Ли — Lee, 1979; Йеллен — Yellen, 1977). Приблизительно в то же самое время Льюис Бинфорд (Lewis Binford) работал с эскимосами-нунамиутами и индейцами навахо, сравнивая живые культуры и археологический материал и стараясь разработать рабочие модели культур как точные критерии для изучения изменчивости (Бинфорд — Binford, 1978). Недавние исследования сконцентрировались на таких группах охотников-собирателей, как хэдза на севере Танзании, на земледельческих сообществах, таких как калинга на Филиппинах (Лонгакр — Longacre, 1991), а также на некоторых племенах в Юго-Восточной Азии.
Этноархеология является изучением живых сообществ, которое служит дополнением для понимания и интерпретации археологического материала. Живя, скажем, в лагере охотников-эскимосов, изучая деятельность его обитателей, археолог рассчитывает зафиксировать археологически наблюдаемые структуры, узнать, какая деятельность привела к их возникновению. Иногда исторические документы можно использовать для развития наблюдений в поле. Археологи действительно жили на стоянках в племени сэн, а затем, позднее, возвращались и фиксировали разброс артефактов и занимались раскопками (Йеллен — Yellen, 1977). Самые первые этноархеологические работы сосредотачивались на специфических скоплениях артефактов и на изучении лагерей охотников-собирателей, что могло бы помочь интерпретировать древнейшие памятники в Олдувае и других местах. Но в последующих работах основное внимание уделялось разработке археологических методов формирования выводов, которые соединяли бы прошлое с будущим (Кэмерон и Томка — Cameron and Tomka, 1993).
Многие археологи рассматривают этноархеологию просто как массу полученных сведений о поведении человека, из которой они могут извлечь подходящие гипотезы для анализа и сравнения с находками из их раскопок (Гулд — Gould, 1980). Такая интерпретация совершенно неверна, так как фактически этноархеологическое исследование имеет дело с динамическими процессами в современном мире (Лейтон — Layton, 1994).
