Боевые действия зимой 1942/43 г. на северном и центральном участках фронта
Чтобы сковать силы немцев на всех фронтах, воспрепятствовать переброске крупных подкреплений на угрожаемые участки и улучшить свои позиции там, где начертание линии фронта благоприятствовало развертыванию будущих операции, русские с началом зимы продолжили или возобновили свои атаки в существовавших уже несколько месяцев очагах боев.
Свои основные усилия они сосредоточили между Ржевом и Великими Луками, где после летних боев немецкие войска имели очень непрочный фронт. Ржевский выступ, глубоко вдававшийся в расположение русских войск, представлял особенно благоприятные возможности для охвата немецких войск и глубокого продвижения на запад.
В середине октября немецкая воздушная разведка обнаружила, что в районе между городами Торопец и Калинин сосредоточиваются крупные силы русских. Интенсивные налеты немецкой авиации значительно замедлили это сосредоточение, однако полностью сорвать его не смогли. В конце ноября русские начали на широком фронте наступление, которое велось из района Торопец в западном и южном направлениях. В районе севернее Белый в результате контрудара немецкие войска локализовали и ликвидировали несколько глубоких вклинении русских. Но фронт по обе стороны Великих Лук был прорван, а сама старая русская крепость, превращенная в мощный узел сопротивления, была окружена. Прорвавшиеся русские войска удалось задержать лишь в 12 км западнее Великих Лук, которые постигла та же участь, что и Сталинград. Гитлер снова запретил своевременный выход из окружения семитысячного гарнизона, сформированного из самых разнородных частей и тыловых подразделений. Эти войска снабжались с воздуха и оказывали ожесточенное сопротивление русским, отбивая все их атаки. Немецкое командование призывало окруженный гарнизон держаться, обещало скорое освобождение. 29 декабря началось наступление с целью деблокировать Великие Луки. С величайшим трудом и ценою огромных потерь две немецкие дивизии сумели вбить клин глубиной 10 км и шириной 3 км в оборону русских прикрывающих сил. 12 января их головные части, совершенно истощенные и обескровленные, остановились, не дойдя всего 3 км до западной окраины города. Между тем русские уже захватили большую часть окруженного района. Лишь небольшая боевая группа еще удерживалась в цитадели на западном берегу реки Ловать, а другая, более крупная боевая группа была очень сильно сжата в восточной части Великих Лук. Снабжение воздушным путем могло осуществляться только сбрасыванием контейнеров. В ночь с 15 на 16 января 100 человек из состава группы, окруженной в цитадели, пробились к своим войскам. 200 человек раненых, неспособных передвигаться, им с тяжелым сердцем пришлось оставить. Из окружения вышли также еще около 80 человек, потерявших свои части. Восточная группа, которая находилась в окружении почти два месяца и держалась до последнего патрона, претерпевая исключительно тяжелые физические и моральные лишения, но преисполненная надежды на освобождение, в конце концов тоже была вынуждена сложить оружие.
Тем временем русские продолжали атаки против северного фланга 9-й армии, а с начала декабря стали оказывать сильное давление и с востока. между Ржевом и Гжатском. К концу февраля они, правда, добились некоторого успеха, но нигде не достигли поставленной цели.
Провалились также и их попытки в течение всей зимы полностью изолировать и уничтожить демянский котел, который был соединен узким коридором с действовавшими южнее Старой Руссы немецкими войсками. Испытанные дивизии 2-го армейского корпуса сумели в упорных боях отстоять свои позиции.
Более успешными были атаки русских под Ленинградом, где немецкие войска все еще находились в районе Шлиссельбурга у Ладожского озера и затрудняли снабжение отрезанного города. Население, составлявшее когда-то 2 млн., после эвакуации сократилось до 700 тыс. человек. Несмотря на невероятные трудности, они с фанатическим рвением обеспечивали работу жизненно важных гражданских и военных предприятий. 12 января русские южнее Ладожского озера на узком фронте нанесли мощный удар, которого немецкие войска не смогли выдержать. Наступая одновременно с запада, через Неву, и с востока, русские войска 18 января заняли Шлиссельбург, создали коридор шириной 10 км и таким образом восстановили связь с Ленинградом по суше. Попытки расширить прорыв дальше на юг успеха не имели, так же как и все атаки южнее Ленинграда и у Волхова.
Последней целью наступления русских был орловский выступ. Кроме глубокого выступа севернее Орла, образовавшегося еще зимой 1941/42 г., русские получили теперь, после разгрома 2-й армии и потери Курска, большой курский выступ. Но и против этого протяженного фронта в районе Орла, выступающего далеко на восток, русские добились лишь местных успехов, которые не были развиты и не оказали существенного влияния на общую обстановку.
Огромная растянутость южного фронта и непрерывные, очень опасные атаки русских против войск групп армий «Центр» и «Север» до предела напрягли силы немецких войск. Прежде всего должен был помочь Западный фронт. Но и там после отправки дивизий в Тунис находилось лишь самое минимальное количество соединений. Уже в начале февраля можно было предвидеть, что главное командование сухопутных сил в течение ближайшего времени израсходует на Востоке свои последние резервы, и, если не будут приняты энергичные меры, оно окажется совершенно беспомощным в случае более или менее серьезного положения на фронте. Поэтому Цейтцлер приложил все старания, чтобы добиться от Гитлера, до сих пор с каким-то болезненным упрямством запрещавшего всякое добровольное оставление захваченной территории, согласия на два крупных сокращения фронта, которые сразу ослабляли напряженную обстановку. Если бы немецкие войска ушли с демянского плацдарма, то это означало бы, что не нужно больше удерживать 200 км фронта. Отвод войск с ржевско-вяземского плацдарма на рубеж Спас-Деменск, Белый также сокращал общую протяженность линии фронта на 200 км. Таким образом высвобождалось около десяти дивизий. Приказ о планомерном очищении обоих плацдармов был дан в начале февраля отчасти под впечатлением событий в Сталинграде и тяжелой обстановки в районе Харькова. Эвакуация была тщательно подготовлена своевременным и планомерным вывозом всех складов и учреждений тыла, а также строительством укреплений на новых оборонительных рубежах.
21 февраля начался отход немецких войск с демянского плацдарма. Это была исключительно тяжелая операция, так как все дивизии находились в непосредственном соприкосновении с противником и должны были под его непрерывным воздействием быстро преодолеть узкий коридор восточнее реки Ловать. Эта операция прошла успешно, и в начале марта 16-я армия уже занимала новый, сильный оборонительный рубеж от Холма до Старой Руссы. Здесь она сумела отбить попытки противника прорваться крупными силами по обе стороны Старой Руссы и нанесла ему большие потери в людях.
Отход в районе между Спас-Деменском и Ржевом был не очень трудным, его также удалось провести планомерно. Половина войск 4-й армии и почти вся 9-я армия должны были отойти назад на новый рубеж Спас-Деменск, Белый, Невель. Они начали отход 26 февраля в районе Ржева и проводили его постепенно по этапам. Отступающие дивизии удерживали промежуточные рубежи по одному-два дня и всюду диктовали русским темп продвижения. Если последние преследовали слишком энергично или пытались прорваться, то их атаки отбивали, при этом они обычно несли большие потери. Перед крупными силами русских войска своевременно отходили на новый рубеж. 16 марта отход на всем фронте был закончен. Когда русские очень поздно разгадали замысел немцев, они спешно стянули несколько танковых соединений с целью воспрепятствовать закреплению немцев на новом рубеже севернее Спас-Деменска. Русское наступление последовало как раз в тот момент, когда отход был завершен и высвобожденные дивизии можно было немедленно использовать для усиления обороны. Поэтому русским удалось добиться лишь кое-где временных вклинении, затем они отступили, понеся тяжелые потери.
Хотя немецкие войска и отошли, они показали, что ни в чем не уступают русским. Выявилось их бесспорное превосходство в тактике, короткая операция по отходу была проведена очень быстро и организованно. Теперь войска могли спокойно ожидать летних боев.
Когда наступила весенняя распутица, группы армий «Центр» и «Север» стояли на хорошо укрепленном, сплошном и сокращенном фронте. Командование опять располагало резервами. Для дальнейшего ведения войны важнее всего было то, чтобы они разумно использовались и чтобы примененная, наконец, под давлением обстоятельств всеми тремя группами армий эластичная оборона, которая экономила собственные силы и вынуждала противника предпринимать кровопролитные атаки, применялась и в будущем.
Ценой неслыханных, большей частью ненужных жертв и спешного стягивания последних резервов, казалось, был ликвидирован тяжелый кризис, возникший на востоке вследствие постановки слишком широких оперативных целей. Но за вновь созданным с таким трудом фронтом возник кризис доверия, который уже невозможно было устранить. Массы народа и воюющие войска он затронул меньше. И тех и других глубоко потрясли ужасные события в Сталинграде, но искусной пропаганде удалось представить поражение как величайший подвиг и использовать его для воодушевления людей. В этом стремлении ей помогла конференция в Касабланке, где в начале января 1943 г. встретились Рузвельт и Черчилль. Там Рузвельт произнес роковые слова о «безоговорочной капитуляции», встреченные Черчиллем без особого энтузиазма, хотя и без возражений. Для немецкой пропаганды это было своего рода лозунгом для того, чтобы призвать немцев к железной стойкости – ведь только так они могли избежать уготованной им печальной участи. Противники Германии вскоре поняли, каким обоюдоострым является оружие, которым они пользовались. Все попытки как-то иначе истолковать или сделать менее резкой выраженную формулировку разбивались о непреклонную волю Рузвельта. Беспокойство, возникшее в руководящих кругах германской сухопутной армии вследствие быстрого ухудшения обстановки на фронте за последние полгода, было еще больше усилено жестоким стремлением к уничтожению со стороны союзников и немецкой контрпропагандой. Если противник не был склонен видеть разницу между Гитлером и немецким народом, то не помогло бы и освобождение от Гитлера. Оставалось только одно: вместе с ним победить или погибнуть. Всякий протест против диктатора грозил привести к осложнениям, которые неизбежно должны были повредить общему делу Но, с другой стороны, военное руководство Гитлера осенью и зимой 1942/43 г. внушало справедливые опасения относительно исхода будущих операций.
Если и в дальнейшем продолжать так же расходовать силы сухопутной армии, как и до сих пор, то в будущем году она не сможет противостоять русским даже в обороне. Это серьезно беспокоило не только высшее командование действовавших на востоке войск. Беспокойство охватило также многих из тех, кто по роду своей деятельности знал общий ход событий и мог оценить потери в живой силе и технике, понесенные в результате катастроф на фронте. Именно в это время среди молодых офицеров центрального аппарата и высших штабов появились ростки того отчаяния, которое 20 июля 1944 г. привело к взрыву. В той части войск, которую катастрофа непосредственно не коснулась, в основном таких настроений не было; зато широкие круги высшего командного состава переживали сильнейший кризис доверия. Соображений о том, как его устранить, было много, и теоретическая сторона дела не вызывала сомнений. Гитлер должен был отказаться от своей «полководческой» роли и передать руководство военными действиями, по крайней мере на Восточном фронте, в руки военного человека; в противном случае, какой бы чудовищной эта мысль ни казалась привыкшим к повиновению военным, его следовало заставить сделать это. О добровольном отказе Гитлера от руководства не приходилось и думать: он изменил бы этим самому себе. Насильственное разрешение хотя и было довольно трудным, могло быть осуществимо только в том случае, если бы во главе сухопутной армии стоял незаурядный человек, который из чувства долга перед народом и историей потребовал бы отхода Гитлера от руководства операциями, а если нужно, веря в надежную опору в армии, осуществил бы его насильственно. Надо до конца понять проблему, которая почти бесспорно выходила за чисто военные рамки и выливалась в государственный кризис, чтобы осознать все трудности ее осуществления, если вообще не прийти к мысли о ее неразрешимости. Ведь уже первая предпосылка для претворения в жизнь такого плана – военный руководитель, стоящий во главе сухопутной армии, – отсутствовала: Гитлер сам был главнокомандующим со времени ухода Браухича в декабре 1941 г. Поэтому потребовался бы заговор видных военных деятелей, фельдмаршалов, чтобы заменить недостающего руководителя сухопутной армии и совместными действиями осуществить то, что, несмотря на воинскую дисциплину, подобало бы сделать в случае крайней необходимости ему одному. Он стал бы тогда или удачливым революционером, или провалившимся государственным преступником. Несмотря на это осложнение, попытка побудить к заговору видных руководителей сухопутной армии была сделана. Она провалилась, так как некоторые из них не могли преодолеть в себе нерешительность против того, что – пусть это объясняют, как хотят, – с точки зрения буквы закона было мятежом и государственной изменой. Другие считали, что все это тяжело отразится на и без того серьезном положении на фронте, и очень низко оценивали шансы на удачу. Если учесть, что войска тогда в подавляющем большинстве слепо верили в Гитлера, что многочисленные эсэсовские соединения были его верными слугами, что следовало рассчитывать на положительное отношение к Гитлеру со стороны авиации и военно-морского флота, то станет понятно, как приходилось опасаться непредвиденных внутренних раздоров в обстановке войны. Может быть, непосредственно после катастрофы под Сталинградом и под ее свежим впечатлением зажигающий подвиг захватил бы колеблющихся, сделал бессильными протестующих, и немедленно начавшееся разъяснение убедило бы большинство людей в необходимости акта насилия. Все же следует представить себе все мучительные колебания против такого акта и отнестись к ним с уважением. Во всяком случае, оглядываясь назад, вряд ли можно закрыть глаза на тот факт, что военным руководителям тогда предоставлялась последняя возможность в сложившемся тяжелом положении добиться такого политического разрешения, к которому так или иначе неизбежно привел бы общий ход событий. В будущем вследствие подорванного доверия к высшему командованию должны были постоянно возникать конфликты морального и военного порядка. Вне всякого сомнения, каждый считал своим долгом оказать вверенным войскам в их тяжелой борьбе всяческую помощь и поддержку и оградить их от всяких сомнений, которые он тщательно скрывал и выражал только в самом узком кругу. Многие упорно стремились в случае необходимости под собственную ответственность спасать от бессмысленных жертв свои соединения и требовать от них самопожертвования только тогда и там, где этого требовала общая обстановка. В результате целый ряд видных военных деятелей был смещен со своих постов. Гитлер, возможно, чувствовал скрытое недоверие со стороны широких кругов высшего военного командования. Он стремился устранить его тем, что оставлял на высоких постах только таких людей, от выдающихся военных способностей которых, по его мнению, нельзя было отказаться; впрочем, невзирая на общий срок службы и на нормальное продвижение, он все чаще назначал на руководящие посты тех, кому оказывал личное доверие, полагая, что они сохранили в него веру.
На подборе кадров также отрицательно сказалось отсутствие подходящего энергичного главнокомандующего сухопутной армией, который бы заботился об однородности офицерского корпуса и тщательно изучал характер и возможности лиц, назначаемых на крупные командные посты. Начальник управления личного состава не мог этого сделать, так как он целиком и полностью зависел от Гитлера.
Многие высшие командиры оставались на своих постах, хотя уже потеряли всякую веру в Гитлера. Они постоянно подавляли свои сомнения, потому что не могли стоять в стороне от войны, в которой решалась судьба народа; кроме того, они не хотели бросать на произвол судьбы своих подчиненных и войска, которые, как они знали, им верили. Сохранением командования они надеялись спасти войска от бессмысленных жертв и этим самым содействовать военному успеху. Наконец, принимая во внимание многочисленность высшего командования и взгляды Гитлера относительно подбора кадров, было бы даже удивительно, если бы соглашательские соображения и честолюбие не удерживали многих на их постах.
Тем не менее ряды старых военных деятелей редели, а постоянная смена лиц на высших военных постах стала принимать какие-то совершенно странные и чудовищные формы.
