Глава 21

Гапон и его организация. – «Тайная пятерка». – Связь с масонским «Союзом освобождения». – 9 января как провокация революционеров. – Ликвидация Гапона революционерами как свидетеля.

Штурмовым отрядом антирусских сил стало основанное полковником Зубатовым «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Петербурга», возглавляемое священником Гапоном, находившимся в постоянном контакте с деятелями «Союза освобождения». По совету Зубатова Гапон расширяет сферу своей деятельности. Весной-летом 1904 года он организует ряд отделений своего «Собрания» как по районам города, так и на некоторых заводах, в частности на Путиловском. Более того, он пытается создать подобные организации в ряде провинциальных городов России, хотя это ему не удалось.

Если в ноябре 1903 года в организации Гапона состояло 30 человек, то в конце мая 1904 года – 750 человек, а к осени этого же года – уже 1200 человек.178 С самого начала рабочая организация находилась не столько под контролем полиции, сколько под контролем социалистов, и прежде всего группы супругов Карелиных. Социалисты, естественно, стремились использовать свои методы для намечаемых ими целей движения.

Сложился круг единомышленников («группа пяти»), которые за спиной простых членов рабочей организации вынашивают план борьбы против существующего строя. В «тайную пятерку» вошли сам Гапон, А. Карелин, Д. Кузин, И. Васильев и Н. Варнашов.

Знаменитая петиция 9 января 1905 года разработана «тайной пятеркой» еще в марте 1904 года. Как рассказывает один из членов этой «пятерки» Н. Варнашов:

Сделав распоряжение, что его нет дома, плотно прикрыв дверь и предварительно обязав всех честным словом, что то, что будет обсуждаться, останется тайною, Гапон вынул лист бумаги, исписанный красными чернилами, и, предлагая обсудить содержание, прочел его. Это была петиция 9 января 1905 года, а в тот момент рассматривалась как программа руководящей группы «Собрания».

Состояла она из трех пунктов, из которых каждый заключал несколько параграфов.

Пункт I перечислял меры против невежества и бесправия Русского народа.

Пункт II – меры против нищеты народной.

Пункт III – меры против гнета капитала над трудом.

Предложенная программа ни для кого из собравшихся не была сюрпризом, ибо отчасти ими же Гапон вынужден был выработать ее.179

Программа носила чисто социал-демократический характер и содержала в себе требования полного общественного переустройства России.

I. Меры против «невежества и бесправия Русского народа» были следующие:

· свобода и неприкосновенность личности, свобода слова, свобода печати, собраний, свобода совести;

· общее обязательное народное образование за государственный счет;

· ответственность министров перед народом и гарантия законности управления;

· равенство перед законом всех без исключения;

· немедленное возвращение всех пострадавших за убеждения.

II. Меры против «нищеты» народа:

· отмена косвенных налогов и замена их прогрессивным подоходным налогом;

· отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

III. Меры против «гнета капитала над трудом»:

· охрана труда законом;

· свобода потребительско-производственных и профессиональных рабочих союзов;

· 8-часовой рабочий день и нормирование сверхурочных работ;

· свобода борьбы труда с капиталом;

· участие представителей рабочего класса в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих;

нормальная заработная плата.

Разработав программу своей организации, «пятерка» решила «держать ее в секрете и вести дальнейшую работу под флагом этой программы, не высказывая ее прямо, а постоянно при всяком удобном случае внедрять ее в сознание собиравшихся рабочих» (Н. Варнашов).

К осени 1904 года деятельность гапоновской организации приобрела массовый характер. В Петербурге в Народном доме Паниной с залом на тысячу человек уже с утра толпились рабочие и разный революционный элемент, впрочем еще не проявляющий себя открыто. Днем в «Собрании» проходили деловые встречи и обсуждения. К вечеру народа становилось больше, играла музыка, работали буфеты, выступали артисты и литераторы.

В ноябре Гапон проводит встречу с ведущими представителями либерально-масонского «Союза освобождения» Кусковой, Прокоповичем, Богучарским. На этой встрече согласовывается план общих действий. «Освободители» были очень обрадованы далеко идущими планами Гапона.

28 ноября собирается совещание гапоновских «штабных» («тайной пятерки»), на котором в общих чертах принимается план «заговора на выступление». Ближайшим соратником и советником Г. Гапона был Пинхус Моисеевич Рутенберг, известный всем как Мартын Иванович, – один из видных деятелей сионистского и масонского движения. Собственно говоря, эта темная личность все время стояла за спиной Гапона. Рутенберг стал прототипом героя повести Горького «Все те же» Зейделя, который, по мнению Горького, «является могучим агентом модернизации и европизации русского общества в противоположность консерватизму азиатского черносотенства». Зейдель высказывает мысль о «бесполезности жизни среди пассивного Русского народа».

В конце декабря 1904 года по ничтожному поводу (увольнение четырех рабочих) вспыхнула многотысячная забастовка на Путиловском заводе (начальником мастерской здесь работал Рутенберг), которая потом перекинулась на другие предприятия. Организация забастовки велась опытными «революционерами». К 4 января бастовало 15 тыс. рабочих, к 6 января – 26 тыс., к 7-му – 105 тыс., к 8-му – 111 тыс. Была парализована работа значительной части оборонных предприятий, что с радостью отмечалось японской разведкой. Сколачивается стачечный комитет, создается большой денежный фонд помощи бастующим (большей частью – из тех же иностранных денежных средств; рабочие, конечно, об этом не знали), из которого им платили пособия не меньше заработной платы. Все нити забастовок тянулись к организации, которую формально возглавлял агент полиции Гапон, фактически она находилась в руках опытных «революционеров», подобных Рутенбергу. Они поставляли для этой организации специалистов и инструкторов. Гапон, хотя и стремился играть большую роль, на самом деле служил только ширмой, удобной и выгодной для настоящих хозяев положения.

Незадолго до событий 9 января знакомый Рутенберга по Путиловскому заводу инженер М.К. Парадовский неоднократно беседовал с ним. «В это время, – пишет Парадовский, – я два или три раза виделся с Рутенбергом, и так как я знал, что он близок к Гапону, я, естественно, заговорил с ним об этом, и он поразил меня своим непониманием происходящего и только твердил, что, чем хуже Царю, тем лучше всем его верноподданным. (В другом месте Рутенберг злорадствовал над Царем и выражал надежду, что война подорвет его авторитет в народе. – О.П.). Когда я сказал ему, что верноподданные Царя – это Русский народ и не Гапону быть представителем народа, Рутенберг рассмеялся и сказал: „Гапон – это пешка, и весь вопрос, кто эту пешку двигает“.180

К началу 1905 гида гапоновская организация стала серьезной силой. В нее входило 20 тыс. членов, среди которых много поляков, финнов, евреев. Общество имело свои читальни, клубы, чайные. Рабочим читали лекции: по истории культуры и экономическим вопросам – юрист М.А. Финкель; по истории литературы – редактор «Тюремного вестника» Ф.Н. Малинин; по вопросам текущего момента – Н. Строев (С.Я. Стечкин).

Особая работа велась среди женщин. Организатором этой работы была старая социал-демократка Вера Марковна Карелина. И вообще, несмотря на утверждение о том, что гапоновское движение было представлено только рабочими, в нем участвовало большое количество социал-демократов – интеллигентов.

«К 7 и 8 января, – пишет исследователь деятельности гапоновской организации А. Шилов, – социал-демократы настолько овладели… массою, что уже стали говорить, что при гапоновском отделе состоят особые должностные лица, называемые социал-демократами, и Гапон предложил устроить совещание с ними, которое состоялось 7 января».

Именно этими должностными «социал-демократами» составлена прокламация, которая 4 января была широко распространена по всему Петербургу. В прокламации выставлены требования:

1) образование комиссии из представителей рабочих и администрации, в которой решались бы вопросы об увольнении рабочих и о наложении штрафов;

2) повышение заработной платы;

3) 8-часовой рабочий день;

4) отмена сверхурочных работ;

5) ограничение детского труда;

6) вежливое обращение со стороны администрации;

7) политические свободы и Учредительное собрание.

Как видим, петиция состояла из экономических требований, а в конце, как бы незаметно да и непонятно для рабочих, протаскивались и политические. Рабочие понимали свои требования чисто экономически и вплоть до 8-9 января были знакомы именно с ними, да другие они вряд ли бы и поддержали.

Но в самый последний момент вместо принятых и поддерживаемых рабочими экономических требований появляется петиция, составленная якобы тоже от имени рабочих, но содержащая экстремистские требования общегосударственных реформ, созыва Учредительного собрания, политического изменения государственного строя. Все пункты, известные рабочим и реально поддерживаемые ими, переносятся в заключение. Это была в чистом виде политическая провокация революционеров, пытавшихся от имени народа в тяжелых военных условиях предъявить требования неугодному им русскому правительству.

Идея идти с петицией к Царю подана рабочим Гапоном и его окружением 6-7 января. Но рабочих, которых приглашали идти к Царю за помощью, знакомили с чисто экономическими и, можно сказать, разумными, требованиями. Собираясь к Царю, гапоновские провокаторы даже распространяли слух, что Царь сам хочет встретиться со своим народом. Схема провокации такова: революционные агитаторы якобы от имени Царя ходили и передавали рабочим примерно такие «его» слова: «Я, Царь Божией милостью, бессилен справиться с чиновниками и барами, хочу помочь народу, а дворяне не дают. Подымайтесь, православные, помогите мне, Царю, одолеть моих и ваших врагов». Об этом рассказывали многие очевидцы, например большевичка Л. Субботина. Она же передала диалог с одним студентом – революционером:

«Ну, товарищ Лидия, вы вдумайтесь только, какое величие замысла, – говорит один студент, которого мы прозвали Огнедышащий, использовать веру в Царя и Бога для революции…»181

Сотни революционных провокаторов ходили среди народа, приглашая людей 9 января к двум часам на Дворцовую площадь, заявляя, что их там будет ждать Царь. Рабочие готовились к этому дню как к празднику: гладили лучшую одежду, многие собирались взять с собой детей. В общем, для большинства рабочих этот день представлялся большим крестным ходом к Царю, тем более что его обещал возглавить священник, лицо духовное, традиционно почитаемое.

Да и власти вплоть до 8 января еще не знали, что за спиной рабочих заготовлена другая петиция, с экстремистскими требованиями. А когда узнали – пришли в ужас. Отдается приказ арестовать Гапона, но уже поздно, он скрылся. А остановить огромную лавину уже невозможно – революционные провокаторы поработали на славу.

9 января на встречу с Царем готовы выйти сотни тысяч людей. Отменить ее нельзя: газеты не выходили. И вплоть до позднего вечера накануне 9 января сотни агитаторов ходили по рабочим районам, возбуждая людей, приглашая на встречу с Царем, снова и снова заявляя, что этой встрече препятствуют эксплуататоры и чиновники. Засыпали рабочие с мыслью о завтрашней встрече с Батюшкой-Царем.

Петербургские власти, собравшиеся вечером 8 января на совещание, понимая, что остановить рабочих уже невозможно, приняли решение не допустить их в самый центр города. Главная задача состояла даже не в том, чтобы защитить Царя (его не было в городе, он находился в Царском Селе), а в том, чтобы предотвратить беспорядки, неизбежную давку и гибель людей в результате стекания огромных масс с четырех сторон на узком пространстве Невского проспекта и Дворцовой площади, среди набережных и каналов. Царские министры помнили трагедию Ходынки, когда в результате преступной халатности местных московских властей в давке погибло 1389 человек и около 1300 получили ранение. Поэтому в центр стягивались войска, казаки с приказом не пропускать людей, оружие применять при крайней необходимости.

Стремясь предотвратить трагедию, власти выпустили объявление, запрещающее шествие 9 января и предупреждающее об опасности. Но из-за того, что работала только одна типография, тираж объявления был невелик.

8 января Гапон направил письмо министру внутренних дел, из которого видно, что в угоду определенных сил он обманывал как рабочих, так и самого Царя.

Ваше превосходительство! – писал Гапон. – Рабочие и жители Петербурга разных сословий желают и должны видеть Царя 9-го сего января, в воскресенье в 2 часа дня на Дворцовой площади, чтобы ему выразить непосредственно свои нужды и нужды всего Русского народа. Царю нечего бояться. Я, как представитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. СПБ», мои сотрудники товарищи-рабочие, даже все так называемые революционные группы разных направлений гарантируем неприкосновенность его личности. Пусть он выйдет, как истинный Царь, с мужественным сердцем к Своему народу и примет из рук в руки нашу петицию. Это требует благо его, благо обитателей Петербурга, благо нашей родины.

Иначе может произойти конец той нравственной связи, которая до сих пор еще существовала между русским Царем и Русским народом. Бати долг, великий, нравственный долг перед Царем и всем Русским народом, немедленно, сегодня же, довести до сведения Его Императорского Высочества (так в источнике. – О.П.) как все вышесказанное, так и приложенную здесь нашу петицию. Скажите Царю, что я, рабочие и многие тысячи Русского народа мирно, с верою в него, решили бесповоротно идти к Зимнему дворцу.

Пусть же он с доверием отнесется на деле, а не в манифестах только к нам.

Копия с сего как оправдательный документ нравственного характера снята и будет доведена до сведения всего Русского народа.

8 января 1905 г.

свящ. Гапон

Очевидно, что Гапон, обманывая и Царя, и Народ, скрывал от них ту подрывную работу, которая велась его окружением за их спиной. Он обещал Царю неприкосновенность, но сам прекрасно знал, что так называемые революционеры, которых он пригласил для участия в шествии, выйдут с лозунгами «Долой Самодержавие», «Да здравствует революция», а в карманах их будут лежать бомбы и пистолеты. Наконец, письмо Гапона носило недопустимо ультимативный характер – на таком языке разговаривать с Царем коренной русский человек не смел и, конечно, вряд ли одобрил бы это послание.

Гапон и преступные силы, стоявшие за его спиной, готовились убить самого Царя. Позднее, уже после событий 9 января, Гапона спросили в узком кругу:

– Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут, нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событии 9 января и как часто можно было слышать суждение, что прими Государь депутацию честь-честью, выслушай депутатов ласково, все обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о. Георгий, что было бы, если бы Государь вышел к народу?

Совершенно неожиданно, но искренним тоном, Гапон ответил:

– Убили бы в полминут, полсекунд!182

Представители всех антирусских партий распределялись между отдельными колоннами рабочих (их должно быть одиннадцать – по числу отделений гапоновской организации). Эсеровские боевики готовили оружие. Большевики сколачивали отряды, каждый из которых состоял из Знаменосца, агитатора и ядра, их защищавшего (т.е. тех же боевиков). Все члены РСДРП обязаны быть к шести часам утра у пунктов сбора. Готовили знамена и транспаранты: «Долой Самодержавие!», «Да здравствует революция!», «К оружию, товарищи!» Упомянутая мною большевичка Субботина рассказывала о ночи, предшествовавшей 9 января:

«Входит Самуил-шапошник:

– Товарищ Лидия, где вы были? Я бегал, вас искал. Флаги надо шить.

– Кто заказал – партия?

– Да мы на всякий случай сошьем, завтра чтоб были готовы.

– Ну, Самуил, ерунда, я сейчас оттуда, от собрания, прокламации кто-то бросил, так они (рабочие – О.П.) закричали: не надо нам бунтовщиков с их бумажками, с их флагами, пускай завтра не сунутся, мы одни пойдем, чтоб Царь не подумал, что и мы – бунтовщики. Слышите, они нам места в рядах своих не оставляют. Пусть же одни, бараны, идут. Их вера в Царя – не моя вера, мои знамена – не их знамена.

Слушает меня Самуил, ухмыляется».

Диалог Самуила с Лидией кончается тем, что они, каждый по-своему понимая задачу, принимаются за заготовку знамен.

9 января с раннего утра рабочие собирались на сборных пунктах. Перед началом шествия в часовне Путиловского завода отслужен молебен о здравии Царя. Шествие имело все черты крестного хода. В первых рядах несли иконы, хоругви и царские портреты.

Но с самого начала, еще задолго до первых выстрелов, в другом конце города, на Васильевском острове и в некоторых других местах, группы рабочих во главе с революционными провокаторами сооружали баррикады из телеграфных столбов и проволоки, водружали красные флаги.

Поначалу рабочие на баррикады не обращали особого внимания, а замечая, возмущались. Из рабочих колонн, двигавшихся к центру, раздавались восклицания: «Это уже не наши, нам это ни к чему, это студенты балуются».

Общее число участников шествия к Дворцовой площади оценивается примерно в 300 тыс. человек. Отдельные колонны насчитывали несколько десятков тысяч человек. Эта огромная масса фатально двигалась к центру и, чем ближе подходила к нему, тем больше подвергалась агитации революционных провокаторов. Еще не было выстрелов, а какие-то люди распускали самые невероятные слухи о массовых расстрелах. Попытки властей ввести шествие в рамки порядка получали отпор специально организованных групп.

Начальник Департамента полиции Лопухин, который, кстати говоря, симпатизировал социалистам, писал об этих событиях:

«Наэлектризованные агитацией, толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу, а затем, раздраженные сопротивлением, стали нападать на воинские части. Такое положение вещей привело к необходимости принятия чрезвычайных мер для водворения порядка, и воинским частям пришлось действовать против огромных скопищ рабочих огнестрельным оружием…»

Шествие от Нарвской заставы возглавлялось самим Гапоном, который постоянно выкрикивал: «Если нам будет отказано, то у нас нет больше Царя». Колонна подошла к Обводному каналу, где путь ей преградили ряды солдат. Офицеры предлагали все сильнее напиравшей толпе остановиться, но она не подчинялась. Последовали первые залпы, холостые. Толпа готова была уже вернуться, но Гапон и его помощники шли вперед и увлекали за собой толпу. Раздались боевые выстрелы.

Примерно так же развивались события и в других местах – на Выборгской стороне, на Васильевском острове, на Шлиссельбургском тракте. Появились красные знамена, лозунги «Долой Самодержавие!», «Да здравствует революция!» Толпа, возбужденная подготовленными боевиками, разбивала оружейные магазины, возводила баррикады. На Васильевском острове толпа, возглавляемая большевиком Л.Д. Давыдовым, захватила оружейную мастерскую Шаффа. «В Кирпичном переулке, докладывал Царю Лопухин, – толпа напала на двух городовых, один из них был избит.

На Морской улице нанесены побои генерал-майору Эльриху, на Гороховой улице нанесены побои одному капитану и был задержан фельдъегерь, причем его мотор был изломан. Проезжавшего на извозчике юнкера Николаевского кавалерийского училища толпа стащила с саней, переломила шашку, которой он защищался, и нанесла ему побои и раны…

Всего 9 января оказалось 96 человек убитых (в том числе околоточный надзиратель) и до 333 человек раненых, из коих умерли до 27 января еще 34 человека (в том числе один помощник пристава)». Итак, всего было убито 130 человек и около 300 ранено.183 Так завершилась заранее спланированная акция революционеров. В тот же день стали распускаться самые невероятные слухи о тысячах расстрелянных и о том, что расстрел специально организован садистом-Царем, пожелавшим крови рабочих.

Вечером 9 января Гапон пишет клеветническую подстрекательскую листовку:

«9 января 12 часов ночи. Солдатам и офицерам, убивавшим свою невинных братьев, их жен и детей и всем угнетателям народа мое пастырское проклятие; солдатам, которые будут помогать народу добиваться свободы, мое благословение. Их солдатскую клятву изменнику Царю, приказавшему пролить неповинную кровь народную, разрешаю.

Священник Георгий Гапон»184

Г. Гапон сразу же после трагических событий бежал за границу, где с помощью одного английского журналиста состряпал воспоминания, в которых частично приоткрыл свои связи, чем вызвал беспокойство сил, стоявших за его спиной. Получал деньги от японского правительства, но не напрямую, естественно, а через некоего Сокова, японского агента, выдававшего себя за богача.185 После амнистии вернулся в Россию, поддерживал связи с полицией, хвастал, что обладает важнейшими документами, от опубликования которых может непоздоровиться многим. В марте 1906 года был убит группой боевиков при личном участии Рутенберга, якобы по приказу эсеровского ЦК (в который тогда входил провокатор Азеф) за связь с полицией. Но ЦК эсеров после убийства отказался подтвердить это решение: выходило, что Рутенберг совершил это убийство из каких-то своих соображений. Что же касается связи Гапона с полицией, то она Рутенбергу была хорошо известна еще в 1904 году, а следовательно, эта связь – только повод для более важного шага: ликвидации опасного свидетеля. После убийства священника-провокатора его документы были затребованы в Берлин адвокатом Гапона Марголиным, а после смерти адвоката бесследно исчезли.

Рутенберг утверждал, что Гапона убили рабочие. Но, по данным «охотника за провокаторами» Бурцева, Гапона удавил собственноручно некто Деренталь – профессиональный убийца из окружения террориста Б. Савинкова.186