ЗАКЛЮЧЕНИЕ: РУСЬ, КОТОРУЮ У НАС УКРАЛИ
Коровы тощие пожирают коров тучных
Давно канула в Лету опричнина, упокоилась мятежная душа Грозного, на Руси воцарился Федор Иоаннович – прекрасный семьянин и богомолец (чем последний Рюрикович и напоминает последнего Романова), а признаков выхода из кризиса мы не видим. Так, в вологодских дворцовых областях в 1583 – 1584 годах пашня составляла 19% от всей ранее культивируемой земли, а в 1589 – 90 годах этот показатель упал до 12, 6%. Соответственно снизилось количество денег и хлеба, поступающих в казну. В 80-е годы XVI века дружно и повсеместно поднимаются цены на рожь.
Чем дальше уходила в прошлое эпоха Грозного, тем яснее становилось, что глубинная причина расползающегося по русской земле запустения кроется не в опричных погромах, последствия которых можно было изжить с течением нескольких благополучных лет, а в системе помещичьего землевладения, насаждаемой с начала 50-х годов XVI столетия. Мелкие помещичьи наделы оказались не в состоянии ни прокормить своего владельца, ни обеспечить условия для крестьянского хозяйствования. Пока общество находилось в состоянии относительной стабильности, эти пороки были особенно заметны. С началом опричных потрясений они вылезли наружу.
Нельзя сказать, что процесс дробления землевладений был новьм явлением, порожденным реформами Грозного. За первую половину XVI века удельный вес мелких поместий (до 150 га пашни) в Новгородской земле увеличился почти вдвое. Вотчины мельчали из-за разделов между наследниками, поскольку Московская Русь не знала практики майората. Однако с середины столетия в результате вмешательства правительства, а затем и опричных потрясений процесс дробления вотчин резко ускорился.
Трагический парадокс заключался в том, что Грозный подрывал вотчины ради распространения помещичьего землевладения, однако подорванной оказалась вся система землевладения и землепользования Московской Руси, что самым пагубным образом отражалось и на экономике дворянских наделов. «Вместе с гибелью крупных хозяйств гонимой знати… гибли хозяйства и… простых малоземельных служилых людей», – отмечал С.Ф. Платонов.
Все эксперименты российской власти оплачены крестьянством, их кровью и благополучием. Именно крестьяне в первую очередь страдали от бурного переворота в области земельных отношений. Как мы уже отмечали раньше, правительство смотрело на поместье как на государственную собственность, находящуюся во временном условном владении помещика. Служилый дворянин изначально был поставлен в положение временщика. Ощущение зыбкости подобного состояния многократно усилилось в период опричнины, когда происходит постоянная ротация владельцев. Итогами опричных мероприятий становится ускорение «мобилизации», т. е. перехода из рук в руки вотчин и поместий и рост монастырского землевладения.
Как всякий временщик, помещик старается выжать как можно больше из имения уже сегодня, не заботясь о завтрашнем дне. И тут уже приходится вмешиваться государству, поскольку, беспощадно эксплуатируя крестьян, помещик вынуждал их к бегству на вольные земли. Чтобы избежать экономического коллапса, правительство обязывало помещика «не пустошити поместья», не разгонять крестьян непомерными поборами. Неудивительно, что эти лицемерно-благодушные призывы не достигали цели.
По расчетам Г. Абрамовича, сделанным на основе изучения новгородских писцовых книг, в 70-е годы XVI века реальная тяжесть податей в три с лишним раза превышала уровень 50-х годов. Аналогичный результат констатировал В.И. Корецкий, который установил, что государственные повинности волостных крестьян в центре России с середины века по начало 80-х годов выросли втрое. По некоторым позициям этот рост особенно заметен. Так, в Новгороде с 1552 – 1556 годов по 1582 – 1586 годы ямской налог вырос почти в шесть раз.
Следовательно, помещики должны были собрать в три раза больше налогов, чем двадцать лет назад, да при этом и себя не забыть. В этих условиях дворянину было трудно заботиться о благосостоянии крестьян, если бы даже он поставил перед собой эту цель. Но чаще всего новоявленные хозяева из опричной среды стремились выжимать из крестьян как можно больше доходов, не особенно задумываясь о дне завтрашнем.
Сложился следующий порочный круг: правительство дробило вотчины, чтобы увеличить число служилых людей, что само по себе порождало рост нагрузки на тягловое население. «Сведения писцовых книг и обысков основную причину запустения деревень и сел называют единодушно, – заключает А.А. Зимин. – Это – рост податей, то есть усиление феодального гнета, осложненное насилием опричников, военными действиями и стихийными бедствиями». В конце XVI века один служилый человек приходился на 300 человек податного сословия и духовного звания. Но мелкие поместья, в силу своей хозяйственной слабости, не могли обеспечить налоговые аппетиты правительства. Оно увеличивало подати, что вкупе с помещичьими поборами делало жизнь крестьян невыносимой. Селяне разбегались, оставляя помещика один на один с зарастающей пашней. Опустевшее поместье не могло выполнять функции ни источника поступления налогов в казну, ни играть роль материальной базы для воинника, готового в любой момент выступить в поход на коне и с оружием. В итоге в проигрыше оказывались все: и помещики, и государство, и тем более крестьянство.
Разоренные земледельцы бежали либо в колонизируемые районы, либо в крупные вотчины, где крестьянам было несравненно легче пережить трудные времена. Их владельцы старались смягчить для крестьян тяжесть растущего налогового бремени и имели для этого возможности. Разумеется, делали они это не из альтруистических побуждений, а поскольку заботились о собственном благосостоянии. На ограничение поборов с целью преодоления кризиса труднее было пойти средним и мелким вотчинникам и помещикам, чьи произвол и самоуправство особенно резко сказывались на положении подвластных крестьян.
Помещики стали жаловаться на конкурентов, переманивающих крестьян. Правительство отреагировало. Важной мерой по умалению прав крупных землевладельцев (в первую очередь монастырей) и по защите интересов дворянства стала отмена налоговых льгот, предусмотренными иммунитетными грамотами (тарханами). По мнению С.М. Каштанова, включение в Судебник 1550 года ст. 43, запрещавшей выдачу тарханов, и пересмотр тарханов в мае 1551 года явились отправной точкой для дальнейшей политики правительства Грозного. Как отмечает Е.И. Колычева, в связи с отменой тарханов крестьяне должны были помимо ренты выплачивать также государственные налоги. Земледельцы оказались не в состоянии выдержать дополнительную нагрузку, что ускоряло процесс разорения крестьянских хозяйств. К сходному выводу приходит С.М. Каштанов: «Ограничение податных привилегий духовных феодалов, проведенное хотя и не вполне последовательно, было одной из причин роста хозяйственного разорения в стране», – указывает исследователь.
Развитие помещичьего землевладения также препятствовало монетаризации экономики. То обстоятельство, что московский служилый класс жил почти исключительно на средства, добываемые эксплуатацией земли, а после – труда крепостных, явилось причиной недостатка в стране наличного капитала. Развитию предбуржуазных отношений препятствовало и такое явление, зафиксированное в конце XVI века, как увеличение удельного веса барщины среди других видов ренты, – процесс, который, по мнению исследователей, специально инспирировался правительством. В частности, когда по приказу Годунова производили описание владений Кирилло-Белозерского монастыря, оброчно-денежная рента заменялась барщиной.
