Казацкие волнения

Замирив Дон и Волгу, власти могли быть довольными таким успехом. Но в центре страны оставалось много казаков, именуемых в правительственных документах «ворами». Их движение носило весьма сложный характер. С одной стороны, среди его участников имелись настоящие казаки, выходцы с Дона и из других областей; с другой — многие крестьяне, холопы и прочие, вступавшие в отряды недовольных и становившиеся как бы автоматически казаками. Ситуация осложнялась и тем, что немало атаманов и казаков, участвовавших в обоих ополчениях, освобождении Москвы и избрании царя Михаила, получили поместья в Замосковском крае, то есть в самом центре страны. Появление по воле правительства новых помещиков, естественно, вызвало взрыв недовольства местных крестьян, которые не хотели попасть в крепостную неволю, кабалу к новым господам. На них точили зубы и «настоящие» помещики, оставшиеся в живых после перипетий Смуты и возвращавшиеся к родным пенатам.

В 1614— 1615 годах движение казаков, состав которого отличался крайней пестротой, приняло угрожающие для властей размеры. Как тогда часто водилось, вопрос разбирали на очередном Земском соборе. Первого января 1614 года царь Михаил говорил его депутатам: пишут-де из замосковских и поморских городов, что «воры казаки" пришли в их уезды, побивают и грабят многих людей, не дают собирать подати. Наконец спрашивал:

— Так на этих воров посылки ли послать или писать к ним обращение, чтоб от воровства отстали?

В Ярославль 1 сентября 1614 года отправилась делегация из лиц духовных и светских. Оттуда они должны были призвать казаков отстать от «воровства», идти на государеву службу. Против тех, которые «государю служить не станут, станут вперед государю изменять», всех и вся грабить, разбивать, жечь, государевым людям «промышлять, потому что они пуще и грубнее литвы и немцев; и казаками этих воров не называть, чтоб прямым атаманам, которые служат (царю Михаилу. — В.Б.), бесчестья не было». Боярин Б.М. Лыков, фактически возглавлявший делегацию, должен был вести в Ярославле переговоры с атаманами и казаками, которые туда для этого приедут, поить их и кормить. Тем из казаков, которые от воровства отстанут, давать кормы, собирая их с посадов и уездов, — «как можно сытым быть». А против тех, кто от воровства не отстанут, Лыкову собирать дворян, охочих и даточных людей «над ворами промышлять всякими обычаи».

Уговоры Лыкова ничего не дали — казаки «стали воровать пуще прежнего», «воры умножились». Царь после такого сообщения боярина указал ему выступать против «воров», побивать их. Тогда казаки передумали — сообщили боярину, что идут к Тихвину против шведов; просили дать им воевод. К ним прислали двух — князя Н.А. Волконского и С.В. Чемесова. Но вскоре после приезда в Тихвин те послали весть царю неутешительную: казаки разоряют и этот уезд, воруют пуще прежнего; «приходят и на них, воевод, с великим шумом, с угрозами, хотят грабить и побить». Нашлись среди казаков такие, которые хотели прямить, служить государю, но «воры казаки» их перехватили и переграбили, как и самих воевод; многих «добрых» атаманов и казаков убили, теперь «идут по городам войною».

Стало известно, что казаки идут к Москве. Лыков по-прежнему стоял в Ярославле. «Воровские» отряды подошли по Троицкой дороге к селу Ростокину. Казаки заявляли, что воровать перестанут, готовы идти на государеву службу. Царь велел их перевести из Ростокина к Донскому монастырю.

Ситуация выглядела достаточно сложной. Многих казаков — новоприходцев (из крестьян и холопов) возмущала перспектива возвращения под гнет прежних господ. Ю. Видекинд, шведский историк XVII века, говорит об этом: царь Михаил Федорович «подтвердил старые боярские привилегии и дал боярам право возвращать к себе прежних слуг, которых они считали своими рабами, куда бы те ни ушли во время войны; между тем большинство из них пошли в казаки. Требование о возвращении вызвало новые мятежи». Казаки не верили обещаниям Земского собора о «воле» для тех казаков — выходцев из крестьян и холопов, которые отстанут от «воровства». Да и фигура боярина Лыкова, который им заверения властей передавал на переговорах, тоже вызывала у них недоверие: воевода царя В. И. Шуйского, член «семибоярского» правительства, сторонник интервентов-поляков в 1611 -1612 годах, яростный враг казачества.

Миссия Лыкова не принесла успеха. Уже с октября начались вооруженные стычки правительственных и казацких отрядов. Силы повстанцев объединяются, действуют в южных и западных районах Поморья, замосковных уездах (Ярославский, Костромской, Угличский и многие другие). Под Калягиным монастырем воевал отряд атамана М.И. Баловнева (Баловня). Московские власти предписывали своим воеводам: «Где их („воров“, повстанцев. — В. Б.) ни сведают, за их многое воровство и непокорство и за крестьянское кроворозлитие побивать без милости».

Повстанцы разоряли монастырские вотчины, дворянские поместья, убивали их владельцев, бросали в огонь «крепости» — документы на подневольных крестьян и холопов. В конце 1614-го и начале следующего года повстанческие отряды, в том числе и Баловня, действовали во многих уездах. Лыков и Г.Л. Валуев разбили некоторые из них под Вологдой, Балахной и в других местах. Одни из казаков-повстанцев «вину свою государю принесли». Другие продолжали борьбу, объединяя свои силы; вскоре их возглавил Михаил Иванович Баловнев.

Весной 1615 года столкновения повстанцев и царских ратников продолжались — в Белозерском, Угличском, Каргопольском, Осташевском и многих иных уездах. Появлялись «воры» и под Москвой. Планы царя и его советников использовать казаков в войне со шведами осуществить не удалось. Казаки Баловня на общей сходке решили идти к Москве — их беспокоила угроза «разбора» и изгнания из их войска крестьян и холопов. Из-за этого прежде всего они не ладили с царскими воеводами.

Баловень привел под столицу около пяти тысяч человек. К ним власти прислали двух дворян и двух дьяков. Те должны были казаков «разобрать и переписать» («сколько их пришло под Москву»). Но казаки возмутились, переписать себя «одва дали». Вели переговоры с боярами — требовали увеличения жалованья, отдачи им «вины», но безрезультатно.

В Москве служилых людей было мало, их разослали с Лыковым, против шведов, против Лисовского. Но скоро к столице подошло войско Лыкова. Восемнадцатого он явился в Кремль перед царские очи. Царь и правительство воспрянули духом:

— На казаков хотят бояре приходить и их побити.

Именно тогда, около 20 июля, казаки по требованию властей перешли, но очень неохотно, к Донскому монастырю, окруженному с трех сторон Москвой-рекой. Новая стоянка стала для них ловушкой. Двадцать третьего июля, в воскресенье, предводителей повстанцев — Баловня, Е. Терентьева, Р. Корташова — и многих их товарищей вызвали в Москву. Ничего не подозревая, те явились, и их тут же арестовали. Из столицы вышли царские полки. Об этом сообщил в казацком таборе Терентьев, которому как-то удалось бежать. Он же и возглавил повстанческое войско. Приказал готовиться к отступлению. Но подошли царские воеводы, и завязалось сражение. Со стороны Воробьевых гор на повстанцев напало войско Лыкова, чтобы закрыть им дорогу для выхода из «мешка» на юг. Основной части казаков удалось с боем прорваться, но их преследовали, «топтали» до реки Пахры, в тридцати верстах от столицы. Многие казаки погибли, многих схватили, посадили по тюрьмам.

Остатки повстанческих сил Лыков настиг в Малоярославецком уезде и здесь, на реке Луже, окончательно разбил. Привел в Москву три тысячи пятьдесят шесть пленных казаков. Баловня вскоре повесили. Остальных послали на службу.

Правительству царя Михаила, несмотря на то, что оно имело в своем распоряжении немногочисленные военные рати, удалось справиться с этим широким движением.