Измена

Из Копенгагена Алексей получает от отца повеление: или прибыть для участия в морской экспедиции против шведов, или назвать монастырь и время пострижения в нем, добавляет:

«И буде первое возьмешь, то более недели не мешкай поезжай сюда, что можешь еще к действиям поспеть».

И Алексей едет за рубеж. Двадцать шестого сентября 1716 года, сопровождаемый добрыми напутствиями сенаторов, он выезжает из столицы. Сопровождают его Евфросинья с братом Иваном, три человека из прислуги. Но направляется он не к отцу, а… в Вену, где надеется, по внушениям советников, найти приют и помощь у австрийского императора.

Беглец прибывает 10 ноября в Вену и на ночь глядя жалует в дом вице-канцлера Шенборна. На аудиенции Алексей жалуется на царя-отца, лишающего его законных прав на престол:

— Мой отец говорит, что я не гожусь ни для войны, ни для правления. У меня, однако же, достаточно ума, чтоб царствовать. Бог дает царства и назначает наследников престола, но меня хотят постричь и заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня.

Венский двор уже наслышан о царевиче и намерениях Петра. Конечно, осложнять отношения с русским царем не хотелось, тем более что дело может вылиться в вооруженный конфликт. Но и упускать такой благоприятный шанс в международной политической игре — тоже не резон. Людовик XIV, например, пригрел в Версале Якова II Стюарта с сыном, и лучшего козыря для давления на английского короля (и ганноверского курфюрста) Георга не придумать; ведь якобиты в самой Англии не дают покоя ганноверцу и его присным. Все-таки для осторожности Алексея со спутниками переводят в тирольскую крепость Эренберг, изолируют от мира.

Через русского резидента А. Веселовского, который пошел, по существу, на измену своему суверену и государству, венские политики поддерживают связь с царевичем. В их планах — использовать его претензии на русский трон для ослабления позиций Петра и его страны в предвидении окончания Северной войны и выработки условий мира. Алексею Петровичу дают самые заманчивые обещания. О том впоследствии поведал в донесении в Дрезден саксонский посол:

«Император обещал ему войска для действий против его отца и позволил ему надеяться на помощь со стороны короля Англии".

Вероятно, так и было. Но император и его советники и захотели все же открыто принимать русского царевича при дворе. Сами же, придерживаясь тактики выжидания и не отваживаясь бросать открытый вызов Петру, зондируют почву в Лондоне, сообщают королю о прибытии русского претендента на трон — сына и противника царя.

Петр начинает беспокоиться по поводу долгого отсутствия сына. Приказывает генералу Вейде, потом А. Веселовскому искать его. Пишет письмо Карлу VI. В конце концов к весне 1717 года, местонахождение беглеца узнают. Веселовский на аудиенции у императора передает послание царя. Тот отрицает, что он что-либо знает о царевиче. Но месяц спустя в письмах Петру признает, что сын находится у него что он, император, «со всяким попечением" будет беречь его, чтобы тот «не впал в неприятные руки".

В то время международное положение России резко ухудшилось — осложнились отношения с членами Северного союза и ведущими державами Западной Европы. Император тянул время, не выдавал беглеца. Более того, царевича услали еще дальше — в Неаполь, отвоеванный Австрией у Испании в пору борьбы за испанское наследство.

Но за царевичем всюду следовал капитан А.И. Румянцев, посланный Петром. Вскоре в Вену прибыл опытный дипломат П.А. Толстой. Он передает императору новое послание царя, который прямо указывает на то, что ему известно о замках Эренберга и Неаполя, где его сына держат «под крепким караулом». Для Вены обстановка осложняется — становится ясно, что Австрии грозит вооруженное вторжение. По настоянию Толстого его допускают для свидания с царевичем. Состоялось оно 26 сентября 1717 года.

«Мой сын! — читает Алексей Петрович письмо отца. — Понеже всем известно, какое ты непослушание и презрение воли моей делал, и ни от слов, ни от наказания последовал наставлению моему; но, наконец, обольстя и заклинаясь Богом при прощании со мною, потом что учинил? Ушел и отдался, яко изменник, под чужую протекцию, что не слыхано не точию междо наших детей, но ниже междо нарочитых подданных, чем какую обиду и досаду отцу своему и стыд Отечеству своему учинил».

Конец письма показывает степень гнева отца и надежду, все-таки не угасшую до конца, на возвращение блудного сына. «Того ради посылаю ныне сие последнее к тебе, дабы ты по воле моей учинил, о чем тебе господин Толстой и Румянцев будут говорить и предлагать. Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаю Богом и судом его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, яко отец, данною мне от Бога властию проклинаю тебя вечно, и яко государь твой за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику ругателю отца, учинить, в чем Бог мне поможет в моей истине».

После чтения письма и увещеваний Толстого царевич попросил отсрочки. Потом он упрямо отказывается исполнить волю царя.