Иностранные дипломаты о Екатерине
Иностранные дипломаты, зорко наблюдавшие за переменами при русском дворе, единодушны в своих оценках — после смерти Петра Екатерина стала другим человеком. Следа не осталось от скромной, домовитой хозяйки петровского дома в Летнем саду. Все времяпрепровождение Екатерины заключалось в откровенном прожигании жизни, которую она превратила в постоянный праздник. Балы на открытом воздухе сменялись танцами в залах дворцов, обильные застолья шли на смену веселым пикникам за городом, а путешествия в лодках по Неве сочетались с ездой по улицам Петербурга. Кампредон замечал уже весной 1725 года, что траур по царю соблюдается формально. Екатерина частенько бывала в Петропавловском соборе, у гроба супруга, плакала, но вскоре пускалась в кутежи. «Развлечения эти заключаются в почти ежедневных продолжающихся всю ночь и добрую часть дня попойках в саду с лицами, которые по обязанности службы должны всегда находиться при дворе», — писал французский дипломат.
Вкусы императрицы были не очень высокого свойства. Из петровских уроков она лучше всего усвоила его довольно вульгарные развлечения. Известно, что у Петра был своеобразный клуб пьяниц — «всепьянейший собор», все ритуалы которого строились на воспевании бога пьяниц Бахуса и его верных жрецов, среди которых был и сам император. Меры в частых попойках «всепьянейшего собора» не было никакой. Екатерина полностью восприняла эту традицию. Главной «героиней» попоек при ее дворе стала княгиня Настасья Голицына — старая горькая пьяница и шутиха. В придворном журнале Екатерины мы читаем, что императрица, Меншиков и другие сановники обедали в зале и пили английское пиво, "а княгини Голицыной поднесли другой кубок, в который Ее величество изволила положить 10 червонцев». Это значит, что получить золотые монеты Голицына могла, только выпив огромный кубок целиком. По записям в книге видно, что княгиня была стойким и мужественным борцом с Ивашкой Хмельницким, но бывали и неудачи — Ивашка оказывался сильнее, и под общий смех присутствующих княгиня замертво валилась под стол, где уже дремало немало других неосторожных гостей императрицы. Надолго в Петербурге запомнили и развлечение Екатерины в ночь на 1 апреля 1726 года, когда было приказано по всему Петербургу ударить в набат. Как только перепуганные полуодетые петербуржцы выскочили на ночные улицы, они узнали, что так их поздравляют с днем смеха. Безобразные попойки были тайными для большинства подданных. По праздникам Екатерина представала перед ними во всем блеске и красоте. «Она была, — пишет французский дипломат, видевший императрицу на Праздник Водосвятия, — в амазонке из серебряной ткани, а юбка ее обшита золотым испанским кружевом, на шляпе ее развевалось белое перо». Екатерина ехала в роскошном золотом экипаже в окружении блестящей свиты мимо толп зевак. «Виват!» — кричали стоявшие на площади полки, стреляли пушки, перед ней склонялись до земли знамена и головы… Могущество, слава, восторг подданных — о чем еще можно мечтать? Но нет! Иногда императрица, насладившись славой, спускалась в дворцовую кухню и, как вежливо записано в том же журнале, «стряпала на кухне сама».