Первый удар мотыгою
Как это уже было указано, с тех пор, как принцип договора уже не фигурировал в их отношениях к государю, институт местничества являлся для московских бояр последнею точкою опоры. Они знали это и когда в конце шестнадцатого века настоятельные требования службы побуждали их главу прекратить на время, для кампании или церемонии, применение иерархической арифметики мест, заинтересованные лица не тотчас же замечали, что для них «быть без мест» значило совершенно не существовать. Конечно, этот последний остаток потерянных привилегий делал их лишь призрачной аристократией, но для них это было все, и вне этого им уже ничего не оставалось. Боярство совершенно уничтожилось.
Оно не остановилось перед бездной, оно даже не боролось на краю ее, так как не доставало уже кандидатов для защиты мест. До того, как быть убитым этой последнею немилостью, боярство уже умерло. Пережив его, Боярская дума сохранила в восемнадцатом веке тень существования. Несмотря на весьма явное противоречие между его организацией и социальным составом, оно продолжало функционировать в старом порядке и в старой форме, но с совершенно другим характером; это был теперь правящий институт, сохранявший за собою лишь имя правящего класса, от которого он происходил; собрание послушных правительству чиновников, заменивших в виде простых работников прежних дружинников государя.
Но местничество истощило также свою жизненную энергию, прежде чем умереть. С середины семнадцатого века оно стало разлагаться, выбрасывая в любопытном процессе свои составные элементы, т. е. старые фамилии, снова восстановленные в их прежнем положении, но при этом противопоставляя им новый агрегат, аристократию двора, и применяя к тем и другим специально аристократический принцип, абсолютно противоположный его собственному духу, почестей и прав, принадлежащих такому-то и такому-то по рождению.
Вначале это учреждение отличалось от всех аристократий древности и современного мира уже тем именно фактом, что ни одна фамилия и ни одно лицо там не пользовались никаким личным правом, им индивидуально присвоенным. Заинтересованные могли лишь сделать продуктивным то назначение определенного количества прав и обязанностей, которые составляли коллективную собственность всех «служилых людей», каковы бы они ни были, и распределять их между собою в определенном порядке. Но в таком виде этот организм пережил свою эволюцию, и обстоятельства постарались ввести в него разделение, вначале совершенно отсутствовавшее, на классы и категории, в то время как фамилии снова заняли в нем свое место, образуя уже совершенно отдельные единицы.
Этому способствовал кризис Смутного времени. После этого всеобщего переворота какая-то непреоборимая тенденция установилась, закреплять людей и порядок, в то самое время, как учреждение территориальной собственности в прикрепление крестьян к земле создавали привилегированное положение определенного класса. Мог ли этот класс доставить элементы новой аристократии? Некоторые историки так думали. Если феникс и не родился из этого горячего пепла, который между тем не переставал охлаждаться, то лишь благодаря тому, что он не заключал в себе никакого зародыша жизни. Потеряв единственную оригинальную черту, дающую ему историческую физиономию, местничество потеряло весь свой смысл, и новые классы, являясь продуктом механического распределения функций и привилегий, явились лишь канцелярскими формулами.
В ноябре 1681 года, когда вопрос о реорганизации армии принял характер настоятельной необходимости ввиду унизительного положения и денежной нужды, создавшихся благодаря последнему договору с Портою. Феодор созвал Собор. Это собрание состояло исключительно из одних «служилых людей», как единственно компетентных в таком деле, и оно же, по внушению Василия Голицына, единодушно высказалось за уничтожение местничества. Царь соединил тогда совет, бояр и высшее духовенство, создав нечто вроде верхней палаты, которая в свою очередь высказалась в том же смысле, и в тот же день генеалогическая и иерархическая отчетность этого учреждения, разрядные книги, были сожжены.
Уничтожение местничества повлекло за собою окончательное оставление всякой идеи о дружине, лежавшей еще в основании организации «служилых людей», этих безразлично и заодно чиновников и солдат, занимавших гражданские должности, которые их кормили, и взамен этого обязанных сесть на коня по первому призыву. Необходимость регулярной армии требовала напротив специализации службы, и к тому времени был составлен проект в этом смысле. Еще до вмешательства в это дело Петра Великого, старая Москва вышла и в этом отношении из своей первоначальной формации, Предполагавшееся в проекте разделение всех служилых людей на тридцать четыре класса подготовило одну из главных реформ будущего царствования, которая главным образом и придала России ее современную физиономию. Любопытная черта: проект отдавал предпочтение гражданскому элементу. Он ставил на первое место одного боярина, который вместе с двадцатью коллегами того же ранга, как и он, членами Думы, был уполномочен контролировать юстицию. После него уже следовало военное лицо, являвшееся начальником гвардии и генерального штаба. Таким образом установленное чередование было проведено сверху донизу.
Но уже дни Феодора были сочтены. В июле 1681 года у него родился сын, царевич Илья; его мать умерла от родов, и дитя пережило ее только на несколько недель. Царица Агафия отвечала тем требованиям, которые к ней предъявлял Языков: при дворе польские кунтуши быстро заменили московские ферязи; у самых ворот Кремля увеличилось число польских и латинских школ, хотя они и вызывали собою неприятное воспоминание о Димитрии и Марине и возбуждали против себя недовольство. Но полонофильской партии не осталось времени для того, чтобы торжествовать. Послушный ее влиянию, Феодор в феврале 1682 года снова женился на родственнице покойной Марфе Апраксиной, такого же скромного происхождения, но не прошло и трех месяцев (27 апреля), как он умер двадцати одного года от роду.
Последовавшие за этим события уже выходят за рамки настоящего сочинения.
