Царство неправды

Следствие по делу Ивана Федорова набирало обороты. «И присташа ту лихия люди ненавистники добру: сташа вадити великому князю на всех людей, и иные, по грехам словесы своими, погибоша, стали уклонятися князю Володимеру Андреевичу; и потом большая беда зачалася», – сообщает летописец. Выходит, что грех земцев состоял в словах, а не делах, но о крамольных разговорах донесли Ивану, который с энтузиазмом ухватился за наветы ласкателей, чтобы расправиться-таки с ненавистной земщиной. Сам царь, очевидно, слабо верил в реальность «заговора», во всяком случае «глава заговорщиков» боярин Федоров был убит лишь спустя год после его раскрытия. Возможно, сдерживало царя и расположение к Ивану Федорову простых москвичей.

На Ивана, как видно, еще действуют некоторые нравственные ограничения, от пут которых, впрочем, он спешит освободиться. В первую очередь, ему мешает авторитет церкви и ее предстоятеля Филиппа. К митрополиту, как и в июле 1566 года, «неции от первых вельмож и народ» обратились с просьбой о заступничестве. Очевидно, случилось это поздней осенью 1567 года, когда Грозный, внезапно вернувшись в Москву из похода, велел казнить приказных людей, бывших делегатов достопамятного Земского собора. Под впечатлением новых расправ глава церкви возобновил спор с царем, пока в приватных беседах. Составитель «Жития Святителя Филиппа» не мог, конечно, знать об их содержании, но вряд ли он сильно ошибается относительно характера обличений митрополита.

Из «Жития..» можно понять, что Филипп, как и другие его современники, ясно понимал, что учреждение является формой государственного переворота – мятежа. «Слышно ли когда-либо, чтобы благочестивые цари сами возмущали свою державу?» – задает он вопрос Грозному. Митрополит сознавал, что корень беззаконий последнего времени кроется в нравственном повреждении Грозного, в его мании «богоуподобления». Филипп напомнил царю, что скипетр земной есть только подобие небесного. «Если и высок ты саном, но естеством телесным подобен всякому человеку, ибо, хотя и почтен образом Божиим, но и персти причастен». «Соблюдай данный тебе от Бога закон, управляй в мире и законно», – наставляет Ивана митрополит в духе идей Максима Грека, которые переплетаются с образами Иосифа Во-лоцкого. «..Не разделяй свою державу, ибо ты поставлен от Бога судить по правде людей Божиих, а не образ мучителя восприять на себя…»

Увещевания митрополита только возбуждали негодование Грозного. Он отправил в Соловецкий монастырь комиссию под руководством князя Василия Темкина, которая должна была изыскать сведения, компрометирующие деятельность Филиппа в бытность его игуменом. О нравственном облике этого члена опричной думы Темкина можно судить по следующему факту: задолжав деньги дьяку Парфеньеву, он отказался выплатить долг и убил его сына. Известно, что комиссия прибыла в монастырь весной 1568 года, следовательно, она выехала из Москвы до конца марта, так как не могла отправиться в столь долгий путь в весеннюю распутицу. Значит, 22 марта, когда состоялось известное столкновение государя и митрополита, Филипп уже наверняка знал о том, что Иван дал указание собрать на него «компромат». Возможно, таким образом, Грозный хотел предупредить дальнейшие нападки митрополита на опричнину и попытку заступиться за жертв опричного террора.

Не менее вероятно, что реакция главы церкви на отправку комиссии была прямо противоположной: Филипп решив, что терять ему более нечего, пошел на открытое столкновение с царем. Когда в воскресный день Грозный вместе со своими приближенными явился в Успенский собор в черных ризах и высоких «халдейских» шапках, митрополит отказался благословить государя и принялся обличать его злодеяния: «Доколе ты хочешь лить неповинную кровь твоих верных людей и христиан? Доколе неправда будет царить в русском царстве?..»

Сразу за столкновением в Успенском соборе террор обрушился на людей из окружения Федорова и на приближенных митрополита. Теперь уже обе стороны, участвующие в конфликте, не могли остановиться. Филипп спустя несколько дней выступает с новыми публичными обличениями жестокости Ивана, а тот запускает на полную мощь машину террора. Теперь погибают не только знатные люди и их семьи, но и слуги опальных, жители их вотчин и поместий. Грозный объезжал с толпой опричников владения Федорова, уничтожал дворы, запасы зерна, сжигал церкви. Отряды опричников рыскали по городам и весям, имея списки бояр, дьяков, купцов, над которыми надлежало учинить расправу.

Русским людям предстояло узнать, что творимые доселе жестокости были всего лишь прелюдией изуверских расправ. С начала раскрытия «заговора» Федорова до июля 1568 года опричниками было «отделано» 369 человек. Филипп демонстративно покинул свои палаты и удалился в монастырь, но в отличие от своего предшественника Афанасия не сложил с себя сан митрополита. 28 июля в день апостолов Прохора и Никанора Филипп совершал богослужение в Новодевичьем монастыре, куда неожиданно заявился Иван со своими опричниками. Совершая крестный ход по стенам монастыря, митрополит дошел до Святых врат, где должен был читать Евангелие, но увидел, что один из спутников царя не снял шапку-«тафью», на что указал Грозному. «Вот он, один из ополчения твоего, с тобою пришедший, словно от лика сатанинского». Но когда Иван оглянулся, охальник уже снял шапку. Разъяренный Иван принялся поносить Филиппа, называя его лжецом, мятежником и злодеем.

Грозный более не желал терпеть прямодушного митрополита и его обличений и решил активизировать подготовку к его смещению. По меткому замечанию Костомарова, «мужество Филиппа подействовало на Ивана не менее писем Курбского». В августе он вызвал в Москву новгородского архиепископа Пимена, которому поручил подготовить соборный суд над митрополитом. К тому времени вернулась с Солов-ков комиссия князя Темкина, которая, впрочем, так и не отыскала значительных фактов, способных повредить репутации митрополита.

В сентябре 1568 года казни продолжались – без суда и следствия были убиты самые знатные из бывших казанских переселенцев: князья Андрей Катырев и Федор Троекуров, Михаил Лыков с племянником и родственник Филиппа – Михаил Колычев с тремя сыновьями. Его отрубленную голову Иван послал в кожаном мешке в монастырь, где нашел себе пристанище митрополит. Машина террора заработала на полную мощь, количество жертв стало исчисляться десятками и сотнями. Теперь погибают не только знатные люди и их семьи, но и слуги, жители вотчин и поместий опальных. Так, после убийства Федорова Грозный объезжал с толпой опричников его владения, уничтожал дворы, запасы зерна и даже церкви. Отряды опричников рыскали по городам и весям, имея списки бояр, дьяков, купцов, над которыми надлежало учинить расправу.

А в октябре собрался освященный собор, по замечанию А. В. Карташева, «позорнейший из всех, которые только были на протяжении всей русской церковной истории». Его организаторы нашли лжесвидетелей, рассказывавших о «порочной жизни» митрополита, что стало основанием для упреков. «Как ты царя наставляешь, а сам неистовая творишь», – торжествовал новгородский архирей Пимен. О позиции самих обвинителей и об истинной вине обвиняемого можно судить по изложению их речей в «Житии..»: «Добро было во всем царя слушати и всяко дело благославляти без рассуждения, и волю его творити и не гневати..» К удивлению судей, Филипп не только не раскаивался, но и снова требовал от царя отменить опричнину.

Соборное решение еще не было принято, и 8 ноября 1568 года в праздник архангела Михаила (обязательно отметим это обстоятельство!) митрополит собирался служить литургию в Успенском соборе. Но едва прихожане заполнили храм и началась служба, как ворвались опричники в главе с Алексеем Басмановым и Малютой Скуратовым. Басманов зачитал указ о низложении митрополита, опричники сорвали с него святительские одежды, после чего повезли «с бесчестием» на дровнях в Богоявленский монастырь, где заключили в «злосмрадную хлевину».

Грозный очередной раз проявил себя как вершитель Божьего гнева, как Архангел, наказал недостойного пастыря. Филипп был приговорен к смертной казни, но по заступничеству духовенства ее заменили на заключение в тверском Отрочь монастыре, где в свое время отбывал ссылку Максим Грек. После разгрома Боярской думы и репрессий против участников Земского собора митрополит Филипп оставался последним поборником правды и защитником традиций, которыми держалось русское общество. Смещение его означало, что Иван перешагнул последний рубеж, который отделял его от полного беззакония и безнаказанности, а Русь – от поругания и гибели.

В 1568 году состоялся думный собор, на котором Иван IV решил узаконить юридическое преимущество опричнины перед земщиной, приняв на сей счет особое законодательство. В отличие от предыдущего собора царь тщательно отбирал его участников. Так, по мнению В.И. Корецкого, состав освященного собора, принявшего участие в думном заседании, был предварительно очищен Грозным от сторонников Филиппа. Реализация данных норм вызвала упорное противодействие в земщине. «Та же на сем горшая бысть православной вере от того опришньства – возмущение вели от во всем мире и кровопролите и суд не по правде – и от тоя обдержащие скорби друг друга не сведаху». Реакция на указ, как полагает В.И. Корецкий, стала одной из причин вызревания массового противоопричного движения в стране. Его пытались использовать в своих интересах Филипп и боярская оппозиция во главе с Федоровьм. «Это стихийное народное движение нашло свое наиболее сильное выражение в противоопричном выступлении, по сути восстании, московского посада летом 1568 года, когда Иван был вынужден бежать в Александрову слободу и сделать ее местом своего постоянного жительства, переведя туда из Москвы и органы политического опричного сыска».

Но и в Александровой слободе царь не чувствовал себя в полной безопасности. Все лето следующего 1569 года Грозный провел в Вологде, где спешно строилась укрепленная опричная столица. Он снова жалует значительные суммы Кирилло-Белозерскому монастырю на устройство своих покоев. Возобновляются переговоры с англичанами о предоставлении убежища во владениях королевы Елизаветы, которые, однако, заканчиваются неудачно для Ивана.

К тому времени перед глазами московского царя был печальный пример шведского короля Эрика XIV, которого осенью 1568 года свергли с престола и бросили в темницу его братья Юхан и Карл. Эрик, возбудивший не меньшее, чем Иван, негодование вельмож своими жестокими расправами, просил русских послов о содействии в борьбе с мятежниками. Сначала ему ответили отказом, но, когда он вторично попросил убежища, москвичи согласились взять Эрика с собой. Мятежные братья схватили короля, когда он собирался переправить на корабль государственную казну.

Эта история, о которой он подробно узнал от послов, прибывших к нему в Вологду из Стокгольма, не могла не вызвать у него воспоминание об обстоятельствах, в которых он сам находился. Правда, слабовольный и недалекий Владимир Старицкий не имел ничего общего с честолюбивым Юханом, но богатое воображение Грозного, порождаемые им химеры и азарт мучительства не желали считаться с реальными обстоятельствами.