От Волхова до Поганой Лужи
Иван и его «ласкатели» стали исподволь готовить расправу над князем Владимиром, который в то время находился в почетной ссылке в Нижнем Новгороде, где руководил войсками, собранными на случай нападения турок на Астрахань. Дело было представлено так, что одному из дворцовых поваров, ездившему в Нижний за рыбой для царского стола, Старицкий якобы заплатил за убийство Ивана и даже передал для этих целей яд. Донос повара и лег в основу следствия.
Грозный вернулся в столицу в сентябре 1569-го. В дороге заболела и умерла, не доехав до Москвы, царица Мария Темрюковна, что Иван, естественно, объяснил отравлением. Владимира Андреевича вызвали в Александрову слободу, где он был схвачен и после недолгого разбирательства отравлен вместе с женой, матерью и девятилетней дочерью. Еще раньше были убиты все лица, свидетельствовавшие против князя.
Раскрытие «заговора» Старицкого Грозный, похоже, рассматривал лишь как ступеньку к разоблачению еще более чудовищной измены, которая дала бы повод для решительного удара по Руси. После убийства Старицкого и его родни Грозный «узнал» о том, что новгородский архиепископ Пимен задумал предать Новгород и Псков литовскому королю, уничтожить Ивана, а на его место поставить Владимира Старицкого. Очевиден технологический прием провокаторов: еще не вынесен приговор Старицкому, а доносчики уже уничтожены. Умертвлен Старицкий, и только после этого вскрывается заговор в его пользу. Таким образом, когда дело доходит до следствия, главных свидетелей, которые могли бы опровергнуть или подтвердить обвинения, уже нет в живых. Грозному нужен лишь повод, чтобы вынести приговор и покарать виновных.
Хотя исследователи сходятся на том, что новгородский заговор является вымыслом, до сих пор нет определенного ответа на вопрос – при каких обстоятельствах появился этот навет и кто его распространял. Действительно, почему Грозный избрал конечной целью карательной операции именно Новгород. Мы никак не можем разделить упоминавшееся мнение А. А. Зимина о том, что декоративные остатки новгородских вольностей угрожали «централизации» страны. Тем более эта версия не объясняет, почему Иван по пути в Новгород разорил подмосковный Клин, тверские города, готовил погромы Пскова и самой столицы.
Безусловно, Новгород в глазах Ивана, так же как и для его деда и отца, оставался символом свободолюбия и вольномыслия. Выступление Грозного против Новгорода, таким образом, представлялось как продолжение дела Ивана III, как инсценировка его похода против мятежной республики, будто «приуроченная» к 100-летнему юбилею падения независимости Св. Софии. Иван вообще отличался странным пристрастием к городу на Волхове. Вспомним, что еще в юношеском возрасте он развлекался тем, что грабил новгородские церкви и мучил местных священников. Тогда в его распоряжении была толпа оболтусов, теперь – грозное опричное войско. Возможно, царь посчитал, что настало время «тряхнуть стариной». Город на Волхове оставался лакомым куском для царя-грабителя. Забегая вперед, скажем, что в Новгороде Грозный не только конфисковал церковное и монастырское имущество, но и вытребовал у населения контрибуцию в размере 13 000 рублей. Двадцать с лишним лет назад Иван, по некоторым рассказам, ограбил казну Софийского собора. Теперь из Св. Софии были изъяты иконы, церковная утварь, и даже 500-пудовый колокол, предназначенные для украшения Александровой слободы.
Вспомним и то, что Грозный – великий пересмешник и пародист. Почти столетие назад в ноябре 1470 года возмутившиеся новгородцы напали на двор некоего Пимена, избили его и водворили в узилище. Пимен был архиерейским ключником и являлся основным претендентом на место архиепископа, но за несколько дней до нападения волей жребия новым епархиальным владыкой стал другой иерей. Пимен был одним из вождей «литовской партии» и, недовольный исходом выборов, очевидно, попытался найти поддержку своим притязаниям в Литве, чем и вызвал возмущение промосковски настроенной части горожан. Позже «литовская партия» одержала верх и заключила договор, подчинявший Новгород королю Казимиру.
Ивану, прекрасному знатоку прошлого, могла показаться занятной эта параллель, которой он потом придал очертания заговора современного новгородского священноначальника Пимена в пользу Литвы. Иван прямо ссылался на события вековой давности, обосновывая свои злодеяния в Новгороде. Так, московским послам было велено объявить королю Сигизмунду, что «Бог тое измену государю нашему объявил, и потому над теми изменники так и ссталось… а безлеп было, пане, и затевати: коли князь Семен Лугвень и князь Михайло Олелькович в Новгороде был, ино и тогды Литва Новгорода не умели удержати…» Литовский князь Михаил Олелькович, о котором упоминают послы, правил в Новгороде как раз в то время, когда там зрел пролитовский заговор.
Готовясь к походу, Грозный предпринимал все меры строжайшей секретности, свойственные военным действиям против враждебного государства – о цели похода и его маршруте знал узкий круг лиц, все дороги были перекрыты опричными заставами, и о приближении царского войска новгородцы не знали до последнего момента. Кровавые подробности похода широко известны. В результате разгрому и разорению подвергся весь Северо-Запад России – Клин, Тверь, Торжок, Бежецкая пятина, Орешек, Ивангород, Корела и, наконец, сам Новгород. Пострадал, хотя и в меньшей степени, Псков.
Опустошению подверглась территория от верхней Волги до Балтики. Те жители края, которые избежали расправы, погибли от голода и стали легкой добычей морового поветрия, свирепствовавшего в те годы на Руси. Убийства чинились не только над местным населением, но и над всеми, кто попадался на пути: в селе Медном перебиты переселенные сюда псковичи, в Торжке – пленные литовцы, в Твери задушен Малютой Скуратовым опальный митрополит Филипп. Опричная армия, словно бездушная машина смерти, предавала огню и мечу все вокруг. В Спасо-Прилуцком синодике читаем: «По Малютинские ноугоцкие посылки отделано скончавшихмся православных хритсиан тысяща четыреста девятдесять человек да из пищалей пятнадцать человек, им же имена сам ты Господи, веси».
Как «измена» Старицкого позволила Ивану перекинуть мостик к новгородскому «заговору», так последнее, в свою очередь, обернулось «московским делом». Длившееся полгода следствие завершилось неожиданным с точки зрения здравого смысла, но угодным Грозному результатом. Главными обвиняемыми стали люди, на протяжении многих лет выполнявшие самые высокие государственные функции – «канцлер» Иван Висковатый и казначей Никита Фуников. Обвиняли их, разумеется, в намерении возвести на престол Владимира Старицкого. Кроме того, Висковатому как главе внешней политики страны приписывали тайные сношения с литовцами и турецким султаном.
Иван приступил к чистке верхушки опричнины, списывая на свое окружение зверства последних лет. Первыми жертвами среди карателей стали Алексей Басманов и Афанасий Вяземский. Позже были казнены опричные бояре Лев Салтыков и Иван Воронцов. Хотя Висковатый и Никита Фуников не относились к опричной верхушке, то обстоятельство, что они держали в руках важнейшую приказную документацию, позволило Н.М. Рогожину предположить, что они участвовали в подборе компрометирующих сведений о жертвах опричнины.
Со свойственной ему злорадной насмешкой Иван превращал палачей в жертвы. Сначала казнят Старицкого, его родных и соратников, затем злейших врагов старицкого дома – Висковатых и наветчика-повара. В связи с «новгородским заговором» страдают Алексей Басманов и Пимен – главные действующие лица в процессе над митрополитом Филиппом. В августе 1572 года царь потопит в Волхове опричников, которые за полтора года до этого «метали» в реку несчастных новгородцев.
Казни и опалы 1570 года как раз отличаются тем, что Иван губит теперь не врагов своих, пусть даже предполагаемых, а ближайших соратников и недавних любимцев. К таковым относились и Басмановы, и Вяземский, и Висковатый, которого Иван, по свидетельству современников, «любил как самого себя». Спустя 13 лет Грозный прислал в Троице-Сергиев монастырь очень большой вклад на помин души своего «канцлера» – 223 рубля, а в позднейших приписках к официальной хронике, которые составлялись при участии царя, особо подчеркивались заслуги Висковатого. Очевидно, искреннюю привязанность в определенные моменты Иван начинал воспринимать как зависимость, столь ненавистную ему со времен Адашева и Сильвестра. Именно эта ревность вкупе с манией подозрительности подвигала Грозного отправлять своих фаворитов в темницы и на эшафот.
Висковатый, очевидно, старался не вмешиваться во внутренние дела и не имел обычая перечить Грозному, но кровавый новгородский погром подвиг его на спор с государем. «Канцлер» заступался за боярство и просил царя подумать: после таких репрессий ему не с кем будет не то что воевать, но и жить. Теперь Иван попомнил дипломату его слова. Одновременно с арестом Ивана Михайловича в начале июля был схвачен и убит его родной брат Третьяк. Обвиняя чиновников в измене, Грозный перекладывал на них ответственность за бедственное положение страны и военные неудачи.
Иван Висковатый был без сомнения выдающимся правительственньм деятелем своего века. Составитель Ливонской хроники Б. Руссов дает ему такую характеристику «отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве; его уму и искусству… очень удивлялись иностранные послы». Итальянец А. Гваньини писал о нем как о «муже, выдающемся по уму, равного которому уже не будет в Московском государстве». Очень похожие отзывы мы встречаем у иностранцев и соотечественников об Алексее Адашеве и Борисе Годунове. Очевидно, это были политики равного дарования. Висковатый в полной мере ощутил превратности судьбы и страдал за свои ошибки и слабости. В свое время он усердно трудился ради свержения Сильвестра и Адашева, а его собственное падение готовили братья Щелкаловы – глава Разрядного приказа Андрей и управляющий Разбойной избой Василий.
Висковатый всячески поддерживал планы развязывания Ливонской войны, но когда ее губительный исход стал очевиден, он безуспешно пытался отговорить участников Земского собора 1566 года от продолжения военных действий. Висковатый не протестовал против опричнины ни в момент ее учреждения, ни в летний кризис 1566 года, ни во время расправы над митрополитом Филиппом, и только карательный разгул в Новгороде подвиг его на запоздалые возражения.
Кроме Висковатого и Фуникова были приговорены к смерти руководители крупнейших ведомств – Поместного и Разбойного приказов, Большого прихода – главного финансового органа России. Казни, состоявшиеся 25 июля 1570 года на Поганой луже в Китай-городе, продолжались четыре часа. В тот день от рук палачей погибло более ста человек – москвичей и новгородцев. При этом царь поведал собравшимся на площади горожанам, что он намервался погубить всех жителей Москвы, но уже отложил свой гнев. Это дает основание полагать, что Москву ждала участь Новгорода, но разгром столицы совершенно подрывал экономику и безопасность страны, а значит, угрожал будущности самого царствования Ивана. Скорее всего, именно это соображение остановило царя и спасло столицу от опричной вакханалии.
