Христианское откровение в современной истории

И вот перед лицом этого поражения светских идеологий, которые еще недавно кичились своими преимуществами перед религиозным сознанием, открывается правота христианского откровения и его чудодейственная проницательность.

Сегодня строчки Иоаннова "Откровения" звучат так, будто написаны только что - перед лицом наступающего глобализма. Предвосхищены и его наднациональность, и его моральная революция, направленная на дискредитацию всех святынь и норм, и его властные амбиции однополярности.

"И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно... И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем" (Откр. XII, 5, 7).

Сатана глобалист - не фанатик зла, он вообще не фанатик. Он, скорее, глумливый ироник, отравляющий своим духом сомнения все ценности, все источники веры и нравственного воодушевления. Он знает логику истории, лишенную подпорок христианского духа: эта логика ведет к торжеству худших, не стесняющихся, над лучшими, и в конечном счете к бестиализации человека, утрачивающего образ Божий.

История как закономерность (марксизм), история как отбор (социал-дарвинизм), история как искушение - вот три парадигмы, соревнующиеся сегодня. Последняя ближе всего к интуициям христианского сознания, убежденного, что без благодати Божьей здесь, на земле, сатана сильнее всех и именно ему дано "приватизировать" историю. Сегодняшняя массовая деморализация и дезориентация сознания как раз и связаны с тем, что светские идеологии уже потерпели фиаско и в своих претензиях объяснить мир и в попытках представить воодушевляющую систему ценностей, а новая христианизация культуры еще не произошла.

"Всякую человеческую способность умеет обратить себе на пользу отец лжи, кроме кротости и смирения..."4

Нетерпение и гордыня, овладевающие не только привыкшими к привилегиям верхами общества, но и народными низами - вот истинный источник неожиданных срывов и трагедий современной истории.

Около 70 лет назад национал-социалисты попытались преодолеть классовый раскол и консолидировать Германию на базе расизма, превращенного в общенациональную идеологию немцев как расы господ мира. И вот перед каждым немцем встала альтернатива: поставить себя в положение гонимого, делящего со всеми гонимыми мира сего их скорбную участь, или освоить позицию горделивого самоутверждения в противовес тем, кто беззащитнее. То большинство, которое проголосовало за Гитлера в 1933 году предпочло последнюю позицию.

Атлантисты, победившие Гитлера благодаря союзу с СССР, поспешили размежеваться с фашизмом, объявив его реставраторско-традиционалистской, контр-просвещенческой идеологией. Но это не совсем так: в мифе фашизма, в его идеологии сверхчеловека, было слишком много прометеевой гордыни, максималистского самоутверждения, морали успеха любой ценой, чтобы занести его в рубрику допросвещенческой архаики.

Идейный переворот, происходящий на Западе после холодной войны, побуждает сделать нелицеприятный для Запада вывод. Судя по всему дилемма, которую он периодически решает в истории, такова: либо классовое противоборство в обществе, поделенном на патрициев и плебеев, либо консолидация этого общества на базе расистского противостояния внешнему миру как миру презренных изгоев.

Расизм совершает чудо, которое оказалось не способным сотворить ни социальное государство, ни научно-технический прогресс: он связывает внутренний плебс Запада круговой порукой совместного преступления против народов не-Запада, и наделяет плебеев господским сознанием западного сверхчеловека. Но сверхчеловеку противопоказан пацифизм: привилегированное меньшинство мира, противостоящее его изгойскому большинству, должно уметь себя защищать, то есть овладеть милитаристским этосом.

Итак, расистское и милитаристское сознание - вот реальная альтернатива старому классовому сознанию, а вовсе не показные "плюрализм и терпимость" либералов.

Расизм тонизирует и консолидирует, милитаризм - дисциплинирует. На этих предпосылках и основывается идеология нового интегрированного Запада.

Показательна в этой связи система шенгенских соглашений, которая, одновременно, и скрепляет Европу и отделяет ее от изгойского мира не-Европы. В объединенной Европе запрещено классовое сознание - но именно поэтому там актуализируется расовое сознание белого сверхчеловека. И здесь-то мы видим как неожиданно сближаются новейшие темы гедонистическо-достижительной морали и древняя апокалиптическая тема.

В объединенной Европе вводится электронная система информации "Шенген". С одной стороны, ее назначение в том, чтобы поставить новейшие достижения века информации на службу гедонистическому сознанию, расстающемуся с архаичной культурой усилий и аскезы и насаждающему новую культуру всесторонних удобств. Используются электронные карточки, посредством которых граждане стран, принадлежащих к Европейскому Сообществу, могут, не затрудняя себя поминутными расчетами, приобретать любые товары и услуги, пользоваться возможностями единой коммуникационной, торгово-экономической, досуго-развлекательной инфраструктурой. Словом, владелец электронной карточки системы "Шенген" по праву чувствует себя гражданином прекрасного нового мира, возвышающимся в качестве острова благополучия в окружающем инородном людском море.

Но чтобы это море не затопило счастливую Европу, не осквернило чистую в социальном, расовом и конфессиональном отношениях атлантическую среду, электронные карточки "Шенген" несут в себе не только знаки приобщения, но и знаки исключения и недопущения. Мы уже знаем - со времен якобинской диктатуры,- что свобода должна себя защищать от тех, кто несет угрозу реставрации и тирании. Но разве в этой логике не напрашивается вывод: социальное благополучие должно себя защищать от инфильтрации неблагополучия.

По историческому опыту всех передовых и прогрессивных обществ мы знаем: защита свободы - не такое простое дело, чтобы доверить его дилетантам, необходимы профессионалы службы безопасности, вооруженные всем эзотерическим арсеналом, недоступным и непрозрачным для непосвященных. Но разве защита благополучия от наплыва неблагополучных - более легкое и простое дело?

Оно тоже требует профессионализма и тайны, тяжестью которых нельзя объяснять счастливое потребительское сознание непосвященных как это сказано в поэме "Великий инквизитор": "И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие добра и зла"5.

Еще недавно всем казалось, что современной расшифровкой этой "поэмы" является тоталитарная демократия свободы, с ее миллионами равных в рабстве и счастливых в неведении, с одной стороны, и управляющих ими законспирированных и посвященных, с другой. Но вот оказывается, что победившая в холодной войне западная демократия сегодня ничуть не менее убедительно раскрывает в своем опыте символизм поэмы Достоевского.

Дело в том, что электронные карточки системы "Шенген" - обретения с двойным дном. Обращаясь к профанному сознанию рядового потребителя, они демонстрируют соответствие одним только гедонистическим ожиданием этого сознания - открытость, доступность, удобство пользования всеми благами и услугами, которые владелец карточки получает в качестве привилегированного своего (ведь чужим карточка недоступна).

Но эти же карточки несут в себе и содержание, предназначаемое не для их владельца, а для тех "взявших на себя проклятие добра и зла", которые призваны контролировать жизнь и поведение миллионной массы профанов. "Согласно положениям Шенгенского соглашения узаконивается создание всестороннего электронного досье на каждого гражданина. Туда заносится все, что может служить целям раскрытия уголовного преступления или служения, в том числе и сугубо личные сведения, то есть расовое или национальное происхождение, политические взгляды, религиозные или философские убеждения... Кроме политических и социальных взглядов каждого и возможных особенностей поведения, вездесущий глаз информационного центра... в любой момент будет видеть, где мы работали ранее. Каковы наши успехи в образовании и какие дипломы мы получили. Какими болезнями мы болели и какие из них еще действуют на наш организм и, особенно, на наше умственное состояние"6.

Сюда добавляются и бесчисленные другие сведения - сколько раз и куда мы обращались с жалобами, получали замечания по службе или в органах правопорядка, куда ездим в отпуск и какими услугами при этом пользовались...

Карточка - паспорт, обещающая своему владельцу статус "своего" в европейском обществе сверхчеловеков, отделенных от океана "чужих", одновременно несет в себе функции тотального досье, информацию, записанную в электронной карточке, "невооруженным взглядом нельзя увидеть, и потому о ней не будет знать даже сам владелец, но зато ее смогут прочесть соответствующие устройства, находящиеся в распоряжении органов власти"7.

Обрабатывать эту информацию должны сотрудники центрального компьютера в Страсбурге.

"Мало того, что Страсбургский центр сосредоточит в своих руках всю информацию о жителях объединенной Европы. С помощью этой информации он сможет установить власть над людьми и это тоже предусмотрено Шенгенским соглашением. Ведь не надо забывать, что официально цель создания Шенгенской системы - обеспечение безопасности, борьба с преступностью... На практике, на основании собранной компьютерной информации будут выявляться списки потенциальных преступников, то есть лиц, которые, по мнению властей, могут квалифицироваться как способные в будущем к совершению "правонаказуемых деяний".

Все общество, вся объединенная Европа, таким образом, раздробляется на невинных, виновных и подозреваемых... Что самое опасное при этом... способ, по которому будут выявляться эти нежелательные граждане, нам не известен, не разработаны четкие критерии для этого и потому на практике отрицательная оценка людей будет исходить из различных центров, которые будут характеризовать вызывающих подозрение граждан по своим собственным критериям"8.

Итак, сакраментальный вопрос о том, чему же будет служить новейшая техника - тирании или благосостоянию, полицейскому эзотерическому гнозису или светлой демократической открытости - отнюдь не получил своего разрешения после победы "западной демократии" над "восточным тоталитаризмом". Западная демократия неожиданно оказалась готовой вобрать в себя без остатка начало деспотизма, некогда воплощаемое своим тоталитарным оппонентом, одновременно упразднив, якобы за ненадобностью, весь оппозиционный потенциал, сопротивления ему.

Шенгенскими соглашениями устанавливается "система слежки за теми гражданами, которые отнесены к категории подозрительных. Этот надзор может быть незаметным (метод "тактичной слежки"), но весьма эффективным и привести к преследованию и аресту подозреваемого человека, причем не только на территории одного какого-то определенного государства, но и на протяжении 20-километровой зоны в пределах другой страны без ведома ее властей. Тем самым нарушается государственный суверенитет, вводятся новые структуры в области правопорядка, фактически создается сверх-полиция, не подчиняющаяся власти ни одного государства - члена ЕС"9.

Что интересно - на всем просвященном Западе не нашлось ни одного идейно-политического течения, готового эксплицировать опасные смыслы, спрятанные в системе "Шенген" и забить тревогу. Исключением оказалась греческая православная церковь - ее дух не капитулировал перед либеральной современностью, на наших глазах становящейся более тоталитарной, чем вчерашний коммунистический тоталитаризм. "Ясно, - говорит Ф. Анастасиос, что логика развития репрессивных механизмов для защиты внешних границ Европейского союза приводит к введению репрессивного механизма и внутри ЕС, который через систему слежки посредством электронных удостоверений и регистрации данных личного характера приведет к урезанию свобод гражданина, изменению облика и духовной сущности человека. Если все с 14 лет должны иметь электронные удостоверения, если за всеми постоянно следят невидимые глаза, то благодаря режиму страха перед последствиями, все с детского возраста будут подвергать внутренней цензуре каждую свою мысль и каждое свое действие".

"Внедрение электронной системы информации упраздняет личность, преобразуя человека в число. Человеческий фактор сводится к нулю, поскольку система узнает только числа и данные... Понятия любви, снисходительности, прощения, человечности, стояния за истину ради Бога полностью заменяются вычислениями, клавишами, экранами, цифрами". Мертвящий и бесчеловечный дух системы электронных карточек, которая "обращается с людьми как с числами, почти как с консервированными продуктами, которым также присвоены номера этот дух создает Европу - темницу для самих европейцев, темницу без видимых стен и решетчатых окон, но с прочнейшими оковами, накрепко связывающими малейшие свободные проявления человеческой души"10.

Греческая православная церковь и на себе чувствует этот пристальный регистрирующий взгляд, вооруженный новейшими научно-техническими критериями для отличения вполне нормализованных граждан, у которых нерв христианского беспокойства благополучно вырван, от еще ненормализованных "полумаргиналов" прекрасного нового мира. В Послании Св. Синода от 9.03.93 говорится: "Чтобы противостоять этой агрессии, народ должен иметь духовную опору - прежде всего в Православии. Вся прошедшая история свидетельствует, что именно сочетание патриотизма и Православие давало греческому народу неисчерпаемую силу для сохранения своего национального бытия"11.

Но в этом отдают себе отчет и устроители новой системы просвещенного расизма и сегрегации.

Для них православная церковь и дух истинного христианства в целом те самые оппоненты, которым нет места в нормализованной системе людей-роботов. О том, что электронная карточка - паспорт заменяет архаичный диалог покупателя-продавца фиксацией покупок через нестираемое электронное число, которое входит в систему других чисел, охватывающих все служебные и внеслужебные роли и акции гражданина, мы уже сказали. Пора сказать и о том, насколько это вписывается в апокалиптический прогноз-откровение.

"И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет сие начертание, или зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочтет число зверя: ибо это число человеческое. Число его шестьсот шестьдесят шесть" (Откр. XIII, 16, 17, 18).

Здесь и начинается самое любопытное и симптоматическое. Почему-то архитекторы и технологи Единой Европы - не из тех, кто по должности отчитывается перед мировой общественностью, а из числа "взявших на себя проклятие добра и зла" - решили идентифицировать себя со зверем Апокалипсиса и его числом. Дело в том, что в новых электронных удостоверениях "омерзительное число 666 действительно является ключом в специальных вычислительных машинах для прочтения невидимых данных, которые содержат эти машины"12.

Разумеется, здесь можно предположить наличие некоего шифровального и комбинационного удобства - чисто прагматическую мотивацию проектирующего технического рассудка, чуждого всяким гуманитарным и традиционалистско-религиозным ассоциациям.

Однако эксперты, приглашенные заинтересованными деятелями православной церкви, изучив соответствующий вопрос, пришли к выводу, что никаких комбинационно-математических и технических преимуществ сочетание 666 не несет.

Разумеется, мы далеки от мысли, что замыслы соответствующим технологам непосредственно продиктовал сатана. Скорее их диктовала энергетика сатанинского глумления, несомненно дающая о себе знать в отношении глобалистов ко всему, несущему следы веры, пиетета, идеала.

Глобалисты - вовсе не холодные автоматы с атрофированными чувствами. В них много специфического догматизма, доктринерского упрямства, действующего вопреки фактам, а наряду с этим - много аффектов расовой презрительности, суперменского высокомерия к чувствам "маленьких людей", изощренной и изобретательной презрительности.

Кодовое число 666 в их сознании служит, конечно, не мерой верноподданничества перед сатаной, а, скорее, мерой дистанцированности от традиционных форм веры, которой нет места в нормализованном обществе глобалистов. Оно, это число,- символ решительного и бесповоротного расставания с той системой ценностей в которой именно данное число выступало знаком окончательного грехопадения. С одной стороны, повседневное пользование этим кодом связывает круговой порукой всех активистов нового глобального авангарда, с другой - оно, будучи усвоенным на уровне стереотипа массами потребителей, станет свидетельством их избавления от вековых комплексов.

Но ведь и сатана не так прост, чтобы рассчитывать на прямую и откровенную вербовку сатанизма. Он ведь тоже либерал и предпочитает традиционным технологиям откровенного насилия над совестью посттрадиционалистские технологии заманивания и прельщения. Его паства среди тех, кто в любой ситуации предпочитает легкость, а не усилие, самоутверждение, а не смирение, превосходство, а не равенство.

И только меньшему числу среди тех, кто склонен к таким предпочтениям, уготована расплата за гранью земного существования. Большинству предстоит на себе почувствовать сатанинскую диалектику уже здесь, в земной жизни.

Искатели легкого, они испытают трудное, любители либерального безвластия и вседозволенности почувствуют хватку невиданной еще власти, фанаты самоутверждения познают скорбь отчуждения, соискатели господского статуса - статус рабов и изгоев.

Если бы самые большие злодеи и самые упрямые грешники получали зримое наказание уже здесь, на земле, энергетика христианского ожидания могла бы исчезнуть. И не только это соотношение посюстороннего и трансцендентного имеет значение для христианского сознания. Сегодня ему приходится брать под свою защиту все то, что относится к долгосрочному и неконъюнктурному, все более осаждаемому конъюнктурным и краткосрочным.

Только теперь, когда оказались замусоренными и засохшими христианские родники, питающие прогрессистскую энергетику, мы начинаем осознавать: что сама способность к инвестированию в долгосрочное появилась благодаря христианской традиции долготерпения и аскезы. Те, кто сегодня полностью отлучил себя от этой традиции, оказались начисто неспособными думать о сколько-нибудь отдаленном будущем и посвящать ему методические усилия. Жажда немедленного успеха без усилий, стремление к вырванной, украденной удаче вместо трудом заслуженного вознаграждения, к максимальному выигрышу, полученному путем вероломства, вместо законной прибыли на паях с другой стороной - все это сегодня пришло к нам не вопреки, а согласно эмансипаторской логике европеизма, с его моралью успеха.

Само историческое сознание, способное оценивать факты и тенденции в долгосрочной перспективе, обязано этим христианской традиции. Сознание, не верящее ни в потусторонние сущности, ни в большие исторические "метарассказы" в духе высшего смысла истории, способно только к безоговорочной капитуляции перед настоящим. Либеральные учителя, прошедшие выучку в философии постмодерна, с одной стороны говорят о свободе, демократии и достоинстве личности, а с другой лишают эту самую личность способности дистанцироваться от настоящего и измерять историю масштабом, большим нежели масштаб потребительского эмпиризма.

Личность, утратившая долгосрочные критерии историзма и саму способность ждать, вступая с будущим в своеобразный сговор против унизительного настоящего, не будет тираноборствовать и защищать большие ценности. Если она подозревает, что нынешнего соотношения сил хватит на ее короткий век, она непременно склоняется перед сильными, у кого сегодня наилучшие шансы и стартовые условия. У тех, кто чувствует себя непосредственно причисленным к кругу господ, это порождает кичливый оптимизм, у тех, кто оказался в роли проигравшего - истерическую пессимистичность и отчаяние.

И те и другие оказываются глухи к потаенным знакам иначе возможного, всегда проявляющегося в истории. Вот почему исчезает настоящая, нестилизованная "несистемная" оппозиция в современном нормализованном обществе - оппозиция и мысли и действия. Сегодня единственным последовательным оппозиционером, новой господской системы глобализма может быть только христианский дух, ибо его не убеждают и не смущают приметы одного только настоящего - он сохраняет чуткость к иным символам.