Кодификация

Более успешно дело обстояло там, где, как казалось, не требовалось решительных преобразований, а необходимо было навести элементарный порядок. Читатель, наверное, удивится, узнав, что в первой трети XIX века в России продолжал существовать свод законов, принятый еще в XVII веке – Соборное уложение 1649 года. Как ни парадоксально, это вполне достоверный факт. Все попытки на протяжении последней трети XVIII века и в начале XIX века создать нормативное уголовное и гражданское законодательство ни к чему не приводили. Поэтому одной из первых забот Николая стала организация работ в области кодификации.

Работа по кодификации законов была возложена на созданное указом 31 января 1826 г. II отделение собственной Его Императорского Высочества канцелярии.

Во главе II отделения Николай поставил своего бывшего учителя М.А. Балугьянского. Но фактически его возглавлял и был душою всего дела М.М. Сперанский – один из самых крупных государственных деятелей России за всю ее многовековую историю. Сперанский предложил Николаю разбить работу на три этапа. На первом собрать все законы, изданные после Уложения 1649 года (что было уже в значительной степени сделано), и расположить их в хронологическом порядке, затем на этой основе составить свод действующих законов, разбив их на тома по сферам применения, и, наконец, подготовить окончательный текст нового уложения, отбросив устаревшие нормы и пополнив законы новыми статьями, более соответствующими духу времени.

Рассмотрев предложения Сперанского, Николай утвердил только два первых, отвергнув идею создания нового законодательства; Сперанский вынужден был подчиниться. К 1830 году гигантская работа по подготовке Полного собрания законов Российской империи была завершена. Чтобы представить ее масштабы, приведем воспоминания одного из сенатских чинов о том, на основании каких законов отправлялось правосудие в первой четверти XIX века. Сенатский чиновник И.В. Селиванов писал: «При неимении не только Свода, но даже простого собрания законов уголовные палаты проводили в своих решениях такие законы, которые никогда издаваемы не были. „…“ Высочайшие указы по получении подшивались один под другим, и из этого к концу года составлялась книжища страшной толщины, в которой, чтобы отыскать что-нибудь, надо было перелистать всю книжищу от первого листа до последнего. А как таких книжищ, чтобы найти что-нибудь, надо было пересмотреть целые десятки, то, право, откажешься от всякой поверки, махнешь рукой и скажешь: вероятно, верно, ежели написано». Понятно, каким титаническим должен был быть труд приведения всего этого хотя бы в относительный порядок.

Полное собрание законов состояло из 45 томов, куда вошло более 30 тысяч законодательных актов с 1649 года по 3 декабря 1825 г. Печатание всех томов заняло без малого два года и было окончено 1 апреля 1830 г. Тираж издания составил 6 тысяч экземпляров. Одновременно были подготовлены и вскоре же напечатаны шесть томов продолжения.

К 1833 году было подготовлено 15 томов Свода законов. 17 января 1833 г. состоялось общее собрание Государственного совета, которое признало Свод законов единственным основанием для решения всех дел и установило, что он вводится в действие с 1 января 1835 г. Выступая на заседании, Николай специально подчеркнул, что устройство правосудия было главной его заботой после вступления на престол. «Я еще смолоду, – говорил император, – слышал о недостатках у нас по этой части, о ябеде, о лихоимстве, о несуществовании полных на все законов или о смешении их от чрезвычайного множества указов, нередко между собой противуречивых». Но правительство ничего не могло с этим сделать. Главную причину неудач Николай видел в том, что «всегда обращались к сочинению новых законов, тогда как надо было сперва основать старые на твердых началах». И как только это было осуществлено, дело пошло быстрым ходом. «Вместо сочинения новых законов, – продолжал Николай, – я велел собрать сперва вполне и привести в порядок те, которые уже существуют, а самое дело по его важности взял в непосредственное мое руководство».

Заседание закончилось торжественным апофеозом совершенно в духе Николая I: он подозвал к себе Сперанского и, обняв в присутствии всех, надел на него снятую с себя Андреевскую звезду – высшую награду империи. Эта картина была впоследствии запечатлена на одном из четырех барельефов клодтовского памятника Николаю I на Исаакиевской площади.

Вообще, если вдуматься, торжество 17 января 1833 г. было в то же время трагедией жизни великого русского реформатора. Трагедией, которую он, видимо, сам никогда до конца не осознал. В Своде законов центральное место занимало подготовленное М.М. Сперанским собрание законов и постановлений XVIII – начала XIX века об основах государственного строя России, получившее название «Основные законы Российской империи». Первая статья «Основных законов» определяла форму правления в России: «Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». Остальные статьи развивали и дополняли основную мысль. И создание такого документа выпало на долю человека, который был совершенно убежден в необходимости буржуазных реформ в России, который в царствование Александра I готовил грандиозные планы преобразования страны по западному образцу, мечтал о народном представительстве и парламенте, понимал необходимость и неизбежность разделения властей. В сущности, за это он поплатился арестом и многолетней ссылкой. Но стоило ему употребить свой талант и знания на законодательное оформление противоположных начал и принципов, как он был осыпан милостями и обласкан властями. В 1839 году Николай I, узнав о смерти Сперанского, говорил М.А. Корфу: «Михаила Михайловича не все понимали и не все умели довольно ценить; сперва я и сам в этом более всех, может статься, против него грешил. Мне столько было наговорено о его превратных идеях, о его замыслах; клевета осмелилась коснуться его даже и по случаю истории 14-го декабря! Но потом время и опыт уничтожили во мне действие всех этих наговоров. Я нашел в нем самого верного и ревностного слугу, с огромными сведениями, с огромною опытностью, с не устававшею никогда деятельностию. Теперь все знают, чем я, чем Россия ему обязаны, и клеветники давно замолчали».

Столкнувшись в первые же годы своего царствования с повседневным пренебрежением к нормам закона, Николай принялся упорно и постоянно это пресекать. Характерны его резолюции на мемориях Государственного совета по поводу случаев применения пыток полицией и судебными органами. Так, случай, когда частный пристав отдал приказ приковать цепью к стулу взятого для допроса в съезжий дом бывшего рядового, Совет квалифицировал как пытку, строго запрещенную законом, и предложил передать этот факт на рассмотрение местного губернского начальства. Это вызвало следующую резолюцию Николая I: «Согласен, но министру юстиции предписать наистрожайше всем прокурорам осмотреть, есть ли подобные стулья и проч. с цепями, и истребить со строжайшим повелением не изобретать ничего подобного».

Еще выразительнее эмоциональная резолюция императора на мемории Государственного совета о смерти некоего Климова, посаженного станичным начальством «в неподвижную колоду», где он бился, «кричал и через несколько часов умер». Николай написал на мемории: «Из дела видно, что человек от последствий пытки умер. Дело ужасное и доказывающее совершенное небрежение начальства. „…“ Я предписываю заготовить указ Сенату, дабы оным наистрожайше подтверждено было, чтобы никто и нигде не осмеливался выдумывать особых способов наказания или содержания под предлогом безопасности». Отвращение к жестокости, к самой возможности пытки, очевидное в этих словах императора, вызывает уважение. Однако может показаться необъяснимым, почему Николай так ужаснулся гибели одного человека под пыткой и совершенно хладнокровно воспринял смерть сотен солдат, засеченных шпицрутенами во время подавления восстания 1831 года в Новгородских военных поселениях. Все дело в том, что шпицрутены были предусмотрены законом, воинским уставом. А стул с цепями и неподвижная колода были незаконны. Об этом говорит и сам конец возмущенной резолюции Николая, и требование запретить выдумывание «особых способов наказания».