Алиса Гессенская

Единственной настоящей любовью, захватившей со временем его всего, которую он пронес до своего последнего земного часа, была любовь к той, которая стала его женой. Это была русская царица Александра Федоровна, урожденная принцесса из Гессенского дома, младшая дочь владетельного герцога Людвига IV и его жены, дочери королевы Виктории, английской принцессы Алисы. Перипетии судьбы императрицы Александры, высокая история любви последнего царя и царицы описывались и комментировались многократно. Может быть, и не надо было бы подробно говорить об этом в очередной раз, если бы некоторые существенные обстоятельства. Во-первых, сколько-нибудь достоверно эта история так и не была описана, хотя браку последнего царя и роли царицы Александры очень многие придавали (и придают) роковой для России характер. Именно она, как нередко уверяют сочинители, «закабалила» царя, «подчинила» его своей «сильной воле» и «заставляла» проводить гибельную для империи политику. Этот расхожий исторический стереотип часто используется для объяснения «скрытых причин» крушения монархии. Во-вторых, в большинстве случаев историю жизни и судьбы последних венценосцев излагали тайные или явные враги и недоброжелатели, а нередко и откровенные невежды. Исключения единичны.

Но вне зависимости от степени объективности и компетенции авторов, все признают одно: Александра Федоровна играла в жизни Николая II огромную роль, что конечно же соответствует действительности. Они прожили в мире и согласии почти четверть века, и никогда этот союз не омрачила ни одна ссора или серьезная размолвка. И через годы после свадьбы они любили друг друга как молодожены. А люди злословили, сочиняли небылицы, распространяли всякие пошлости о сторонних «интимных привязанностях» царицы, о каких-то «греховных утехах» императора. Отголоски тех лживых измышлений до сих пор можно найти в некоторых публикациях. Никогда эти сплетни не имели под собой никакой реальной основы. Что бы ни происходило вокруг них, какие бы крушения и разочарования они ни испытывали, Николай II и Александра Федоровна в одном оба были абсолютно уверены всегда: в нерасторжимости собственных чувств и собственных жизней. Трудно себе даже представить, как один из них мог бы пережить другого. И Господь наградил их горькой, но сладостной судьбой: они покинули земные пределы вместе, в один и тот же миг.

Алиса Гессенская родилась в 1872 г. в столице Гессенского герцогства городе Дармштадте. В шестилетнем возрасте потеряла мать и большую часть своего детства и юности провела в Англии, при дворе бабушки королевы Виктории, которая души не чаяла в своей младшей внучке. Принцесса хоть и не была в ранних летах красавицей, но была удивительно ласковым, нежным ребенком. Близкие называли ее Санни (Солнышко). Все биографы царицы Александры уверяют, что смерть матери серьезно повлияла на характер будущей царицы, сделав из жизнерадостного существа замкнутое и печальное создание. Не подлежит сомнению, что это трагическое событие маленькая Алиса-Аликс переживала глубоко и долго. Душевная рана от потери матери осталась на всю жизнь.

Достоверных свидетельств той поры ее жизни сохранилось чрезвычайно мало. В то же время хорошо известно, что из всех детей Людвига IV именно младшая дочь с ранних пор отличалась невероятной аккуратностью, как и тягой к серьезным занятиям и предметам. Она великолепно выучилась играть на фортепьяно, и ее мастерство граничило с виртуозностью. Она прекрасно шила, вязала, вышивала, знала названия растений и птиц, разбиралась в европейской литературе к истории. Окружающих удивляло, что принцесса еще с юности тянулась к серьезным сочинениям по теологии и философии. Она не увлекалась чтением романтических рыцарских романов, чем просто упивались многие сверстницы ее круга. Ее интересовали сущностные вопросы бытия, вопросы жизни и смерти. Она читала и конспектировала сочинения философов и мыслителей, и это занятие не могло не вызывать добродушных снисходительных улыбок у сестер, которых эти вещи совсем не занимали. Она, как и ее покойная мать, была чрезвычайно религиозна.

Впервые в Россию принцесса Алиса приехала в начале лета 1884 г. Ей было тогда двенадцать лет. Она прибыла вместе с родственниками на свадьбу своей старшей сестры Елизаветы, выходившей замуж за брата царя Александра III великого князя Сергея Александровича. Грандиозность происходившего поразила Алису. Подобной роскоши и великолепия, такого скопления народа, величия и торжественности она никогда раньше не видела. Принцесса была очарована и смущена, так как целыми днями приходилось быть на публике, находиться под пристальными взорами тысяч глаз. Для нее это было тяжелым испытанием. По складу своего характера она была затворницей, и многолюдье ее пугало, утомляло. Но судьбе было угодно так распорядиться, что ей пришлось стать объектом пристального внимания толпы на протяжении десятилетий.

Тогда, в 1884 г., свою дальнюю родственницу (бабка Николая II императрица Мария Александровна приходилась сестрой деду Алисы Гессенской, герцогу Людвигу III) впервые увидел и цесаревич Николай. Молодой человек сам нахохлился в состоянии волнения, так как ему на предстоящей свадьбе предназначалась ответственная роль шафера. Но он не мог не заметить, как красивы эти «дармштадтские цветы». После первого дня, проведенного вместе, записал: «В 1/2 восьмого обедали со всем семейством. Я сидел с маленькой двенадцатилетней Аликс, которая мне ужасно понравилась; Ella – еще больше». Но прошло немного времени, всего несколько дней а Николай уже полностью был очарован молодой золотокудрой принцессой, которая при близком знакомстве оказалась умной и приятной девочкой. Ей он тоже очень и очень понравился. Пройдет 32 года, и в 1916 г. в письме Николаю II, вспоминая давнее время, Александра Федоровна напишет, что тогда «мое детское сердце уже стремилось к тебе с глубокой любовью».

31 мая (9 июня) 1884 г. они тайком от всех нацарапали свои имена на окошке итальянского домика в Петергофе: «Alix, Niki». Вечером цесаревич занес в дневник: «Мы друг друга любим». Но все имело свой срок. Через две недели родственники принцессы Елизаветы, ставшей после свадьбы благоверной русской великой княгиней Елизаветой Федоровной, должны были уезжать. Цесаревич был опечален. «Мне очень и очень грустно, что Дармштадтские уезжают завтра, а еще больше, что милая Аликс покинет меня», – запечатлел он свои чувства в дневнике 8 (20) июня 1884 г.

В следующий раз Алиса приехала зимой 1889 г., когда провела несколько недель в гостях у своей сестры Елизаветы. Тогда она неоднократно встречалась на балах и вечерах с цесаревичем, и записные знатоки «светской кухни» уже уверенно утверждали, что гессенская принцесса вскоре будет обручена с Николаем Александровичем. Но тогда под этими разговорами не было никакой почвы. Нет, самому наследнику Аликс более чем нравилась; он был ею просто очарован. Но выбор невесты для будущего русского царя замыкался на интересы большой политики; здесь всегда фокусировались различные скрытые стремления и потаенные намерения. Это было дело первостепенной государственной важности, и решать его мог лишь сам монарх. Но ни Александр III, ни императрица Мария Федоровна не считали тогда, что наступило необходимое для их дорогого Ники время.

Сам Николай не решился поднять эту тему в разговоре с родителями, и все окончилось ничем. В марте 1889 г. престолонаследник с грустью писал великому князю Александру Михайловичу: «Ты, разумеется, слышал, что моя помолвка с Аликс Гессенской будто состоялась, но это сущая неправда, это вымысел из ряда городских и газетных сплетен. Я никогда так внутренне не страдал, как в эту зиму; даже раньше, чем они приехали в город, стали ходить слухи об этом; подумай, какое было мое положение перед всеми на вечерах, в особенности когда приходилось танцевать вместе. Она мне чрезвычайно понравилась; такая милая и простая, очень возмужала…»

Не прошло и года, как гессенская принцесса приехала снова в гости к сестре Элле, но наследника тогда не видела: он находился в кругосветном плавании. Однако разговоры о нем неизбежно возникали, и окружающие не могли не заметить, что гостью чрезвычайно волнует эта тема. Сестра Николая, великая княжна Ксения Александровна, писала ему в конце декабря 1890 г.: «Милую Аликс видим каждую субботу; она действительно прелестна! Помнишь наш разговор в Спале про нее? Тебя ей очень недостает. Она всегда думает о тебе…» Будучи натурой впечатлительной, человеком, ничего не умеющим делать наполовину, последняя русская царица ярче всего раскрывалась в крайних ситуациях. Она умела или любить, или ненавидеть. Никакие промежуточные состояния и проявления чувств ей были неведомы. Ее страстные, порой безбрежные эмоции захватывали целиком, заставляли невероятно глубоко переживать, хотя внешне это почти не проявлялось. Воспитанная при чопорном английском дворе, принцесса конечно же на публике ничего себе не позволяла. Но в своем будуаре, в узком кругу самых близких, «своих», она нередко изливала душу, а накал ее чувств порой озадачивал и удивлял даже родственников. Сохранившиеся письма ее к дорогим людям, особенно Николаю II, переполненные эмоциональными признаниями, уверениями и суждениями, раскрывают характер чувственный и нервный. Она, искренне любя русского престолонаследника, не могла предпринять ничего, что могло бы нарушить правила и традицию. Прекрасно знала, что династический брак совершается по особым канонам, которые надлежит соблюсти.

Важная, особо щекотливая проблема состояла в перемене религии. В случае замужества Алисе надлежало перейти из лютеранства в православие. Для русской царицы принадлежность к этой конфессии была обязательной. Многие представительницы иностранных владетельных домов, выходя замуж за русских великих князей, довольно быстро принимали верования своей новой родины, другие же десятилетиями сохраняли приверженность исконной конфессии своих предков. Насилия здесь никакого не допускалось. В России всегда это рассматривалось как добровольное проявление воли и чувства. Но у жены наследника, а тем более у императрицы такого выбора не было. Принцесса это знала, и это ее мучило, угнетало несколько лет. Она не сомневалась, что подобный шаг похож на предательство, что это беспринципность, которая ею всегда однозначно осуждалась. При ее преданности убеждениям решиться на такое было непросто.

Существовали и другие сложности. Надо было получить согласие глубоко чтимой бабушки, королевы Виктории, которая на протяжении всей своей жизни питала стойкие антирусские чувства. Хотя она и дала в 1873 г. согласие на брак своего второго сына Альфреда, герцога Эдинбургского, с дочерью царя Александра II, великой княжной Марией, а в 1884 г. – на брак ее внучки Елизаветы с великим князем Сергеем Александровичем, но на внешнеполитические и династические чувства королевы это повлияло мало. Кроме того, надо было получить согласие русского царя и царицы, что тоже было делом нелегким. Но здесь уже почти все зависело от Ники.

Цесаревич один раз, в середине 1890 г., в разговоре с отцом затронул этот вопрос, но «дорогой Папа» не проявил никакого желания обсуждать его. Затем тема была надолго изъята из обращения, хотя тяга к семейной жизни у цесаревича проявлялась. В конце 1891 г. он написал: «Я замечаю, что мне пора жениться, так как я невольно все чаще и чаще начинаю засматриваться на красивенькие лица. Притом мне самому ужасно хочется жениться, ощущается потребность свить и устроить себе гнездышко». Но до осуществления желания было еще очень далеко.

21 декабря 1891 г. наследник записал в дневнике: «Вечером у Мама втроем с Апрак. (фрейлина императрицы, Александра Оболенская, урожденная Апраксина. – А.Б.) рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества: невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и надежду, которыми я живу изо дня в день… Моя мечта – когда-либо жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты. Но когда Eddy (сын принца Эдинбургского, делавший предложение Алисе, но получивший отказ. – А.Б.) оставил или был отказан, единственное препятствие или пропасть между нею и мною – это вопрос религии! Кроме этой преграды, нет другой; я почти уверен, что наши чувства взаимны! Все в воле Божией. Уповая на Его милость, я спокойно и покорно смотрю в будущее». Через месяц в дневнике он вернулся к этой теме и 29 января 1892 г. записал: «В разговоре с Мама она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери графа Парижского, что меня поставило в странное положение. Это меня ставит на перепутье двух дорог: самому хочется идти в другую сторону, а, по-видимому, Мама желает, чтобы я следовал по этой! Что будет?» Никто тогда на подобный вопрос ответить не мог.