Прорыв русских на Висле
Возникший в результате вторжения во Францию «второй фронт» и фронт в Италии довели оборонительные усилия немцев до крайнего напряжения. Отношения между дублирующими друг друга подчиненными Гитлеру высшими органами управления вооруженными силами – ОКВ и ОКХ – обострились до чрезвычайности. Генерал-полковник Гудериан, являвшийся с лета 1944 г. в качестве начальника генерального штаба сухопутных сил советником Гитлера по ведению операций на Востоке, прилагал самые отчаянные усилия, чтобы создать сносные условия для отражения ожидаемого и неизбежного нового натиска русских. Но он всякий раз наталкивался на поощряемое Гитлером и поэтому столь же упорное стремление Иодля урвать побольше соединений для своих целей. Дело в том, что Йодль хотел остановить наступление союзников на Западе любой ценой, даже за счет ослабления в данный момент спокойных участков Восточного фронта. К этому добавилась еще и попытка Гитлера добиться перелома в обстановке путем наступления в Арденнах, прежде чем русские нанесут новые мощные удары с Востока. Для проведения наступления на Западе было сосредоточено и израсходовано все, что имелось в распоряжении немецкого командования, кроме минимально необходимого для удержания фронта на Востоке и для обороны в Венгрии, которая все еще велась весьма активно.
Гудериан был не в силах повлиять решающим образом на руководство войной в целом. Его компетенция распространялась лишь на Восточный фронт. С тех пор как между Карпатами и Балтийским морем обстановка стала менее напряженной, ему оставалось только заботиться о пополнении соединений Восточного фронта свежими силами да с беспокойством следить за тем, как бы бездействие русских не побудило Гитлера еще больше ослабить фронт и урезать резервы. Однако особого успеха Гудериан здесь не добился. Так, в рождественские дни 1944 г. Гитлер, не консультируясь с Гудерианом, перебросил один корпус СС в составе двух дивизий из Восточной Пруссии в Венгрию, чтобы освободить окруженный Будапешт. Не большего достиг Гудериан и до этого, когда он стремился создать в глубине Восточного фронта обширные укрепленные районы и обеспечить их гарнизонами в целях ликвидации прорывов русских войск. Ввиду принципиального нерасположения Гитлера ко всякому устройству позиций в тылу Гудериан с трудом добился лишь того, чтобы оборудовать и связать укреплениями полевого типа старые крепости в Восточной Пруссии и восточных провинциях рейха. В этом мероприятии горячее участие приняло и население. С лета 1944 г. также по инициативе Гудериана началось формирование необходимых для укреплений гарнизонов. Однако когда разбитые немецкие армии начали отступать из Франции, эти гарнизоны были большей частью переброшены для обеспечения Западного вала.
Если, следовательно, не было даже самых минимальных сил, чтобы остановить глубокие прорывы русских войск, то чрезвычайно мало было и число тех соединений, которые, находясь в непосредственной близости к фронту, могли бы не допустить выхода русских на оперативный простор. Наряду со слабыми армейскими резервами удалось снять с фронта и пополнить только двенадцать танковых и гренадерских моторизованных дивизий. Составляя подвижные резервы, они располагались в боевой готовности на наиболее угрожаемых направлениях – основными силами между Верхней Вислой и Пилицей и частично за рекой Нарев и в Восточной Пруссии – с целью закрывать бреши на 700-километровом фронте между Карпатами и Балтийским морем. Гудериан, в противоположность Гитлеру, отнюдь не скрывал того, что, по его мнению, Восточный фронт с его неглубоким расположением и слабыми резервами развалится как карточный домик после первого же успешного прорыва русских.
Относительно менее угрожаемым представлялся лишь узкий участок между Карпатами и Верхней Вислой. Южную половину этого участка, проходившую в горном районе на словацкой границе, обороняла 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Хейнрици. Она являлась связующим звеном между группой армий «Юг» и группой армий «А». К 1-й танковой армии примыкала вновь сформированная 17-я армия под командованием генерала Шульца, располагавшаяся вдоль реки Вислока на участке от Ясло до Вислы.
Наибольшее беспокойство вызывал участок фронта по реке Висла до Варшавы. Правда, здесь 4-я танковая армия вначале под командованием генерала Балька, а позднее – генерала Грезера в ходе упорных боев летом 1944 г. помешала русским расширить большой плацдарм по обе стороны Баранува и даже несколько сузила этот плацдарм. Но все же он имел еще достаточные размеры, чтобы на нем можно было сосредоточить крупные силы. В районе Пулав русские также находились на левом берегу реки. Не менее опасным для 9-й армии генерала фон Лютвица был обширный русский плацдарм под Магнушевом у устья реки Пилица. Командующий группой армий «А» генерал-полковник Гарпе неоднократно (в последний раз уже незадолго до начала русского наступления) предлагал оставить рубеж по западному берегу Вислы, возможность удержания которого ввиду сильных русских плацдармов стала иллюзорной, и организованно отойти, сократив общую протяженность линии фронта, на рубеж перед плацдармами русских. В то же время это была бы единственная возможность создать еще кое-какие резервы.
Аналогичной была обстановка и на фронте группы армий «Центр» под командованием генерал-полковника Рейнгардта. Здесь 2-я армия генерал-полковника Вейса занимала оборону по реке Нарев, на западном берегу которой русские в результате их осеннего наступления захватили большой плацдарм южнее Пултуска. Северный сосед 2-й армии – 4-я армия под командованием генерала Хоссбаха продолжала удерживать фронт на участке Новогруд, Эбенроде, куда она вышла в результате своего контрудара в начале ноября. Фронт, обороняемый 2-й и 4-й армиями, также можно было сократить, по крайней мере за счет спрямления ряда требовавших значительного расхода сил выступов, а возможно, как предлагал командующий группой армий «Центр», и вообще отвести войска на гораздо более короткие по своей общей протяженности оборонительные рубежи Восточной Пруссии, 3-я танковая армия генерал-полковника Рауса, оттянувшая свой левый фланг за реку Мемель, прикрывала Восточную Пруссию с северо-востока и севера.
Гитлер отклонил требования Гудериана эвакуировать Курляндию, так же как и просьбы командующих обеими группами армии относительно сокращения линии фронта. Он продолжал слепо верить, что занимаемый фронт можно и должно удержать, и своим поведением, которое передавалось и гаулейтерам, решающим образом способствовал тому, что последние были настроены чересчур оптимистически. Не считаясь ни с какими предостережениями, они всегда отказывались от своевременного отвода войск из угрожаемых районов и соглашались на него лишь тогда, когда уже было слишком поздно.
Доклады начальника генерального штаба и его опытных работников, занимающихся вопросами разведки, относительно начавшегося явного сосредоточения превосходящих русских сил Гитлер считал «величайшим блефом со времен Чингисхана», попросту не желая видеть размеров грозящей опасности. При такой оценке обстановки невозможно было что-либо противопоставить сосредоточению русских, кроме бесплодных дискуссий. Русские позволили себе затратить некоторое время, чтобы основательно пополнить свои ослабленные летне-осенним наступлением соединения, подвести к фронту новые силы и оборудовать слишком растянувшиеся и разрушенные немцами коммуникации, а также сосредоточить максимум живой силы и техники для намеченного удара.
Германский генеральный штаб сухопутных сил оценивал превосходство русских в пехоте соотношением 11:1, в танках – 7:1, в артиллерии – 20:1. Превосходство русских в авиации также было достаточно велико, чтобы обеспечить себе господство в воздухе. В целом соотношение сил было таково, что успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был еще лишь масштаб грозившей катастрофы. Не в последнюю очередь он зависел от того, останутся ли командные инстанции в войсках в оковах, наложенных Гитлером на все тактическое руководство, или смогут использовать минимальные шансы, которые, вероятно, еще можно было найти в маневренной борьбе. Так как незадолго до начала русского наступления были отклонены уже упомянутые доклады командующих обеими группами армий, на благополучное разрешение этой проблемы было мало надежды.
В качестве конечной цели своего наступления русские наметили Берлин, которого они во что бы то ни стало хотели достичь раньше западных держав. Для обеспечения этого удара им необходимо было окружить немецкие войска в Восточной Пруссии и выйти к Балтийскому морю в Померании. На юге следовало овладеть Силезией и вырвать у немцев последнюю промышленную область – Верхнюю Силезию, совершенно необходимую им для производства вооружения, так как Рур был парализован непрерывными воздушными налетами. Южнее Карпат русские перемалывали немецкие войска, наступавшие на Будапешт, пока полностью их не обескровили. После этого у них все еще оставалось достаточно времени, чтобы, проведя операцию на широком фронте, отбросить немецкие силы в Чехословакию и Австрию и овладеть Веной. Теперь их основная задача состояла в том, чтобы прорвать и сокрушить немецкий фронт между Карпатами и Балтийским морем.
Для окружения Восточной Пруссии русские использовали войска двух фронтов. На восточной границе сосредоточивались войска 3-го Белорусского фронта под командованием Черняховского в составе пятидесяти четырех стрелковых дивизий, двух танковых корпусов и девяти отдельных танковых соединений. Армии этого фронта должны были наступать на Кенигсберг, нанося главный удар севернее реки Писса, а затем севернее реки Прегель. В то же время 2-й Белорусский фронт Рокоссовского должен был примерно такими же силами начать наступление с плацдарма между Пултуском и Варшавой, ворваться в Восточную Пруссию с юга и отрезать ее от остальной части Германии ударами на Эльбинг и Торунь.
Фронтальный удар в направлении среднего течения реки Одер наносил 1-й Белорусский фронт Жукова в составе тридцати одной стрелковой дивизии, пяти танковых корпусов и трех отдельных танковых соединений на магнушевском плацдарме и сравнительно более слабой группировки на менее обширном пулавском плацдарме.
Наиболее мощный 1-й Украинский фронт Конева в составе шестидесяти стрелковых дивизий, восьми танковых корпусов, одного кавалерийского корпуса и восьми отдельных танковых соединений имел задачу, начав наступление с баранувского плацдарма, главными силами выйти к реке Одер в районе Бреслау, а частью сил нанести удар через Краков по промышленному району Верхней Силезии. На южном крыле русских войск находился 4-й Украинский фронт Петрова, которому предстояло включиться в общее наступление южнее Верхней Вислы.
Обо всех этих приготовлениях немецкое командование имело не вызывающие сомнения данные на основании таких обычных и верных признаков, как увеличение количества артиллерии и повышение интенсивности ее пристрелки, пополнение сил на плацдармах свежими частями, подход танковых соединений в прифронтовые районы. Наконец, об этом же свидетельствовали данные, полученные радиоразведкой и допросом пленных.
Как и летом 1944 г. во время прорыва обороны группы армий «Центр», русские удары снова последовали один за другим через короткие промежутки времени. 12 января русские после мощной пятичасовой артиллерийской подготовки нанесли удар с большого сандомирско-баранувского плацдарма против 4-й танковой армии. Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий маневр на Кельце.
На следующий день Жуков нанес удар с магнушевского и пулавского плацдармов по южному флангу 9-й немецкой армии и одновременно провел вспомогательный удар севернее Варшавы с целью подготовить окружение крепости с севера, 9-я армия, несмотря на упорное сопротивление, не смогла воспрепятствовать прорыву Жукова на запад и удару крупными силами глубоко во фланг и в тыл ее оставшихся на Висле войск.
Когда к 15 января выяснились масштабы прорыва русских на фронте 4-й танковой армии, Гитлер приказал перебросить по железной дороге из Восточной Пруссии в район Лодзи танковый корпус в составе двух дивизий с задачей ударом в южном направлении ликвидировать прорыв на фронте группы армий «А». Немецкое командование, вероятно, еще надеялось на то, что 9-я армия остановит направленный против нее удар по крайней мере на рубеже реки Бзура и что удастся, примкнув к ней фланг упомянутого корпуса, создать новую оборону.
События опрокинули этот расчет, не отвечавший обстановке ни с точки зрения имевшегося в распоряжении времени, ни с точки зрения используемых сил. Корпус, отсутствие которого теперь сказывалось в Восточной Пруссии, провел драгоценные дни в пути, уже при выгрузке в районе Лодзи натолкнулся на русские войска и, вовлеченный в общее отступление, так и не был использован.
К вечеру 15 января на участке от реки Нида до реки Пилица уже не было сплошного, органически связанного немецкого фронта. Грозная опасность нависла над частями 9-й армии, все еще оборонявшимися на Висле у Варшавы и южнее. Резервов больше не было. Если немецкое командование вообще надеялось в ближайшее время остановить русские войска, оно должно было самым срочным образом бросить новые силы на оказавшийся под угрозой Восточный фронт.
Гитлер, несмотря на обрушившееся с Востока 12 января наступление, все еще не мог расстаться со своей ставкой на Западе, где он по-прежнему искал пути дальнейшего наступления на Западном фронте. Лишь катастрофа немецких войск на Востоке, не замечать которую было уже невозможно, заставила его вернуться в Берлин и уделить, наконец, внимание игнорируемому им Восточному фронту. Как и раньше, чтобы иметь возможность перебросить значительные силы на Восточный фронт за сравнительно короткий срок, надо было эвакуировать Курляндию, на чем и настаивал Гудериан. Но Гитлер разрешил снять только одну танковую дивизию. Кроме того, после короткого отдыха и пополнения могли принять участие в боях высвободившиеся после Арденнского наступления танковые соединения СС. Гитлер, однако, не дал отговорить себя от намерения использовать эти дивизии для борьбы за Дунай южнее Будапешта и обороны нефтеносных районов Венгрии. Таким образом, в распоряжении оставались теперь лишь две пехотные дивизии, которые предстояло перебросить для обороны Верхней Силеэии в район Кракова.
Недостаток сил, как это часто бывает, пытались возместить служебными перемещениями. Место генерал-полковника Гарпе, на которого Гитлер свалил вину за катастрофу на Висле, занял генерал-полковник Шёрнер.
На юге русские с 15 января начали наступление и на фронте 17-й армии южнее Вислы. Армия, не допустив прорыва, отошла на новый рубеж. Зато наступавшие против соседней 4-й танковой армии танковые соединения русских оставили далеко позади реку Нида и 17 января приблизились к Кракову и верхнему течению реки Варта. При этом в районе Кольце и Радома в тылу наступавших войск остались значительные немецкие танковые силы. После того как русские перекатились через них или обошли их, они снова привели себя в порядок, и им по радио был отдан приказ пробиваться назад в направлении на Глогау.
Жуков, наносивший удар в западном направлении, также почти не встретил сопротивления и достиг Лодзи. Войска его правого крыла занимали охватывающее положение по отношению к северному флангу немецкой 9-й армии, который получил разрешение на отход с Вислы с опозданием на два дня, ввиду чего этот фланг при своем отходе на рубеж реки Бзура был оттеснен на север к Висле и за Вислу. Варшаву было приказано в качестве «крепости» удерживать до последнего солдата, хотя комендант имел в распоряжении лишь несколько крепостных батальонов низкой боеспособности. Правда, на основании ошибочно данного генеральным штабом сухопутных сил разрешения он уже начал было отступление в ночь с 17 на 18 января, но вскоре последовал противоположный приказ, вызванный возмущением Гитлера против самовольных действий генерального штаба. Комендант Варшавы был уже не в состоянии выполнить этот последний приказ. В результате многие в той или иной степени причастные к этому случаю были отстранены от должности, обвинены в трусости и брошены в концентрационные лагери.
Армии Конева и Жукова неудержимо продвигались на фронте Плоцк, Лодзь, Ченстохов, Краков. Между городами Лодзь и Ченстохов отходили на Запад пока еще в полном порядке два обойденных противником немецких соединения. То из них, которое двигалось южнее, состояло из наскоро сколоченных под Кельце подвижных частей под командованием генерала Неринга; они стремились выйти к Глогау и подбирали на своем пути многочисленные группы из состава разбитых частей 4-й танковой армии. Второе соединение, продвигавшееся в соответствии с приказом севернее первого и также в направлении Глогау, состояло из подразделений и частей переброшенного из Восточной Пруссии в Лодзь танкового корпуса, которые еще успели там выгрузиться и теперь пробивались под командованием генерала фон Заукена к своим войскам.
Почти одновременно с прорывом на Висле перешли в наступление и войска обоих русских фронтов, действовавших в Восточной Пруссии, 3-й Белорусский фронт Черняховского 13 января нанес удар по 3-й немецкой танковой армии, прорвал ее фронт в центре, по обе стороны Шлоссберга, и отбросил ее к реке Инстер севернее Инстербурга. 15 января 2-й Белорусский фронт Рокоссовского начал осуществление своего сокрушительного удара по 2-й немецкой армии с плацдарма южнее Пултуска. Это произошло в тот самый день, когда из состава группы армий «Центр» были выведены обе танковые дивизии, которые прибыли в Лодзь слишком поздно и отсутствие которых в Восточной Пруссии должно было роковым образом сказаться в последующие дни. На второй день наступления противнику удалось кое-где вклиниться в оборону 2-й армии; эти вклинения свидетельствовали о том, что противник стремится прорваться главными силами через Пшасныш и Цеханув на северо-запад и частью сил через Насельск на Торунь. 2-я армия пыталась оторваться от противника, но его прорывы в направлении Ортельсбурга и Зольдау, которые уже нельзя было остановить, расчленили ее и отрезали от 4-й армии. Непосредственно севернее Вислы устремившиеся на запад войска 2-го Белорусского фронта соединились в районе Плоцка с северным крылом войск Жукова.
Теперь русские армии продвигались южнее Вислы к германской границе, а севернее Вислы наступали на широком фронте в северо-западном направлении, стремясь выйти к устью этой реки. Слабые остатки 2-й армии не могли существенно замедлить продвижение противника на Остероде, Грауденц (Грудзёндз) и Торунь. Русские частью сил повернули на север и отбросили отколовшийся левый фланг 2-й армии к Алленштейну. Казалось, что Восточная Пруссия будет неизбежно отрезана от остальной части Германии.
Между тем войска 3-го Белорусского фронта Черняховского вынудили 3-ю танковую армию отступить всем левым флангом за реку Дейме между рекой Прегель и заливом Куришес-Гаф. Армия была настолько разбита, что возникало сомнение, сможет ли она удержаться хотя бы на этом узком фронте.
Трагичность обстановки в Восточной Пруссии состояла в том, что поражение немецких войск могло бы и не принять таких катастрофических размеров, если бы Гитлер своим вмешательством в управление войсками и своим требованием во что бы то ни стало удерживать непрорванные участки фронта не отнял снова у группы армий «Центр» последних тактических возможностей. Еще в начале января командующий группой армий «Центр» генерал-полковник Рейнгардт недвусмысленно дал понять, что в случае наступления русских имеющихся резервов не хватит, чтобы удержать широко растянутый фронт группы армий. Он тоже настаивал на эвакуации войск из Курляндии. Когда же 15 января началось наступление русских против обеих фланговых армий, от его и без того недостаточных резервов оторвали еще и корпус Заукена, чтобы перебросить его в Лодзь. Оставалась еще одна, последняя возможность высвободить хотя бы несколько дивизий. С начала русского наступления 4-я армия, фронт которой не был прорван, оборонялась в центре группы армий на выступавшем дугой рубеже между Новогрудом и Эбенроде. За ней лежал 70-километровый пояс Мазурских озер, подходы к которому в центре прикрывались крепостью Лётцен. Не могло быть более простого решения, чем немедленный отвод армии на эту линию и переброска всех высвобождающихся частей на участки соседей, оказавшихся в тяжелом положении. Если же, наоборот, армия продолжала бы оборонять невыгодный выступ, это не только сковало бы ее силы, но и неизбежно привело бы и их окружению и уничтожению, как в свое время на Днепре. Когда 19 января на севере был прорван фронт 3-я танковой армии, а на юге русские вступили в Зольдау, Рейнгардт срочно запросил у Гитлера разрешения немедленно отвести 4-ю армию к Мазурским озерам, чтобы высвободившимися силами хоть как-то усилить 2-ю армию и иметь возможность задержать неизбежный в противном случае прорыв русских на Эльбинг. Рейнгардт не получил разрешения ни 19 января, ни на следующий день, хотя и повторял свои просьбы несколько раз во все более умоляющем тоне. Ему пришлось удовлетвориться обещанием помощи извне, которая могла подоспеть в лучшем случае лишь тогда, когда уже нечего было бы спасать, указанием ввести в бой фольксштурмовцев, чтобы создать себе таким образом резервы, и, наконец, ссылкой Гитлера на его «сложившееся на основе пятилетнего опыта убеждение, что отвод фронтов не приводит к созданию новых резервов, а влечет за собой лишь новые катастрофы и прорывы». Наконец, в полдень 21 января, как всегда слишком поздно, пришло разрешение отвести войска 4-й армии на рубеж Мазурских озер и за примыкающий к ним с севера Мазурский канал.
Так как армия ожидала приказа на отход уже в течение нескольких дней с часу на час и тщательно подготовила его выполнение, она могла начать отход немедленно. Но пока он осуществлялся, командующий армией генерал Хоссбах, не доложив подробностей в штаб группы армий, и прежде всего потому, что хотел избежать несомненного отказа Гитлера, пришел при зрелом размышлении к выводу, что оборона озерного рубежа должна была привести к окружению армии. Тогда он принял весьма ответственное решение: оставить озерный рубеж и пробиваться всей армией на запад, чтобы соединиться с 2-й армией. Он пришел к убеждению, справедливость которого была доказана последующим развитием событий, что большая часть Восточной Пруссии все равно потеряна и что любое другое решение поведет лишь к бессмысленной гибели 4-й и 3-й танковых армий. Они неизбежно должны были оказаться зажатыми в районе Кенигсберга, и маленького порта Пиллау для их снабжения в трудных условиях зимы было бы, конечно, недостаточно. Удастся ли подвести 3-ю танковую армию вдоль залива Куришес-Каф к 4-й армии или после эвакуации беженцев придется и ее перебрасывать морским путем через Пиллау, – это было еще не ясно. В полдень 22 января был отдан приказ об отходе. Решающим фактором для достижения успеха была по возможности быстрая переброска крупных сил армии на запад для осуществления становившегося совершенно необходимым прорыва. Решили провести этот прорыв четырьмя-пятью дивизиями из района Вормдитт. Кроме того, необходимо было прикрыть растянутые, фланги, которым угрожали русские соединения, на юге уже овладевшие Алленштейном, а на севере прорвавшиеся южнее реки Прегель. Приняв эти меры, командование надеялось прорваться вместе с беженцами на запад и проложить путь к Висле им и себе.
На следующее утро командующий армией доложил в штаб группы армий лишь о своем намерении перебросить крупные силы на запад, чтобы установить непосредственную связь с 2-й армией. У Рейнгардта оказывается были аналогичные планы, однако он хотел обязательно удержать крупный плацдарм по обе стороны Кенигсберга, который на юге достигал бы Хейльсбррга, а на севере охватывал бы Земландский полуостров. В принципе Рейнгардт был согласен с наступлением в западном направлении и доложил в этом духе Гитлеру. Ни тому, ни другому в этот момент не было известно о действительных планах Хоссбаха и об отходе его войск с озерного рубежа.
Вначале действия 4-й армии увенчались успехом. Продвигаясь в ледяную стужу сквозь колонны беженцев, которые, соблюдая образцовую дисциплину, освобождали войскам дорогу, дивизии следовали форсированным маршем к указанным им рубежам. Когда русские через несколько дней разгадали маневр 4-й армии,они начали оказывать на нее сильнейшее давление.С 26 января отвод превратился в отступление под сильнейшим натиском со стороны противника.
Русские прорвали оборону арьергардов на Мазурском канале и, быстро пройдя через оставленный немецкими войсками Лётцен, нанесли удар по Растенбургу. Давление, которому подвергался растянутый фланг армии в районе Алленштейна, можно было сдержать лишь ценой предельного напряжения всех сил. Кроме того, командующий группой армий, не желая эвакуировать район Кенигсберга, был вынужден передать две дивизии 4-й армии в распоряжение 3-й танковой армии, которая находилась севернее реки Прегель под угрозой окончательного разгрома. В то же время такое вмешательство штаба группы армий показало, что ее командующий отнюдь не разделял взглядов командующего 4-й армией относительно дальнейшего ведения боевых действий.
Между тем Гитлеру 24 января было доложено, что 4-я армия оставила озерный рубеж, а с нею и крепость Лётцен и быстро отступает на запад. Это донесение подобно молнии озарило обстановку, представленную ему до этого в ложном свете, и вызвало у Гитлера приступ дикой ярости. Рейнгардт, мужественно вставший на защиту своего подчиненного Хоссбаха и покрывший его проступок, был 26 января отстранен от должности. Там, где сознававшие взятую на себя ответственность люди искали последний выход из безнадежного положения, где они в конце концов шли собственными путями, чтобы спасти вверенные им войска от бессмысленного истребления, Гитлер видел только измену. Генерал-полковник Рендулич, который всего несколько дней назад сменил Шёрнера на Курляндском фронте, вступил в командование группой армий «Центр», названной теперь «Север». Хоссбах, последние намерения которого все еще оставались тайной, продолжал настойчиво осуществлять свой план. Несмотря на усиливающееся со всех сторон давление, ему удалось удержать фланги отступающей армии и в течение 26 – 29 января сдерживать русских, преследовавших его войска с северо-востока, на реке Алле севернее Алленштейна. Обеспечив это необходимое прикрытие с тыла, три дивизии начали 29 января прорыв на запад. Тем временем противник вышел к Эльбингу и Мариенбургу и окружил их. Проведенное с беспримерной энергией наступление немецких войск увенчалось полным успехом. В районе Эльбинга им удалось установить непосредственную связь с частями 2-й армии, в центре был взят Прейсиш-Холланд, на юге – Либштадт. Было подбито 200 танков противника и захвачено столько же орудий. Снова оказалось, что русское командование не в состоянии отразить такие внезапные удары. На следующий день наступление должно было продолжаться, причем предполагалось ввести три подвижных соединения, еще сохранивших довольно высокую боеспособность. Войска напряженно ожидали этого дня. Но Хоссбах был отозван со своего поста. На этот шаг Гитлера толкнула по существу предательская телеграмма гаулейтера Коха, в которой последний обвинял 4-ю армию в том, что она, совершая дезертирство, трусливо пытается пробиться к рейху, в то время как он, Кох, со своим фольксштурмом собирается продолжать оборону Восточной Пруссии. В ночь на 30 января на командный пункт армии прибыл преемник Хоссбаха генерал Мюллер. Он относился к числу генералов, выдвинутых самим Гитлером и известных беспрекословным выполнением всех приказов, какими бы ни были их последствия для войск, 4-я армия получила приказ немедленно прекратить наступление на запад, занять оборону на достигнутых рубежах и направить свои подвижные соединения в распоряжение 3-й танковой армии.
Так армии группы оказались в положении обреченных. Им пришлось вести ожесточенные кровопролитные бои, в ходе которых они пытались найти себе последнюю точку опоры на побережье Восточной Пруссии, чтобы обеспечить себе подвоз, а также прикрыть отход беженцев по косе Фрише Нерунг и эвакуацию морским путем. Кроме того, эти армии вступили в отчаянную борьбу за Кенигсберг. Последовательное проведение начатого 4-й армией наступления, вероятно, спасло бы группу армий от ее трагического конца.
Мирному населению Восточной Пруссии, которое из южных и центральных районов бросилось на запад, стремясь под защитой армии спастись за Вислой, вмешательство Гитлера также сослужило плохую службу. Теперь население было оттеснено вместе с армией на север и вынуждено искать спасения в полном ужасов бегстве через залив Фришес-Гаф и косу Фрише-Нерунг.
В то время как развертывались бои за Восточную Пруссию, армии Конева и Жукова неудержимо продвигались к реке Одер от Оппельна до Кюстрина. Когда 20 января Шёрнер принял командование группой армий «А», переименованной 25 января в группу армий «Центр», танковые части Конева вышли к старой германской границе восточнее Бреслау. В первый момент для организации обороны на Одере имелись лишь запасные части, полицейские подразделения и отряды фольксштурма, наряду с разрозненными и отступавшими в беспорядке подразделениями и частями из состава 4-й танковой армии. 1-я танковая армия и 17-я армия сумели организованно отойти южнее Вислы в Карпатах. Для прикрытия Верхней Силезии 17-я армия была в ходе отступления оттянута на северо-запад и усилена за счет отступавшей южнее 1-й танковой армии. Ослабление последней было тем чувствительнее, что остатки 1-й армии венгров, еще находившиеся в ее рядах, в ходе отступления полностью рассеялись.
В Силезии началась упорная борьба за Одер и прилегающий к нему промышленный район. Войска 1-го Украинского фронта Конева предприняли многочисленные попытки форсировать Одер в различных пунктах между Глогау и Оппельном и одновременно ворваться с севера через Гросс-Штрелиц и Тарновиц (Тарновске-Гуры) в промышленный район. Одновременно войска 4-го Украинского фронта наступали с востока на район Верхней Силезии и Моравских ворот. Здесь ослабленной 1-й танковой армии едва удалось предотвратить прорыв, который означал бы вторжение в Моравию и расшатал бы с трудом сохранявшуюся целостность немецкого южного крыла. 17-я армия вступила в ожесточенные бои за Верхнесилезский промышленный район. А в это время под землей еще продолжалась работа, и поезда с углем ежедневно отправлялись на запад. Армия лишь шаг за шагом сдавала последнюю действующую немецкую кузницу вооружения и только в середине февраля была отведена за Одер, когда ей, почти со всех сторон окруженной, стало угрожать полное уничтожение. С потерей Верхней Силезии у рейха также и в области вооружения была отнята последняя возможность продолжать борьбу в течение сколько-нибудь продолжительного времени.
В боях за Одер 1-й Украинский фронт Конева 23 января вышел к реке между Оппельном и Олау, распространил к 28 января боевые действия на север вплоть до подступов к Бреслау и захватил плацдарм в районе Штейнау. Только северное крыло было задержано действиями немецких корпусов генералов Неринга и фон Заукена и пока несколько отставало, задержавшись в районе Калиша. Оба немецких корпуса согласно приказу с боями отошли на Одер. Неринг достиг Одера первым и смог еще создать предмостное укрепление в районе Глогау на восточном берегу. Заукен следовал вплотную за ним. Гитлер и Шёрнер надеялись силами обоих этих корпусов, весьма ослабленных тяжелыми боями и перенесенными трудностями, сдержать удар русских войск через Одер хотя бы ниже Бреслау. Корпуса получили приказ ликвидировать русский плацдарм у Штейнау. Неринг получил задачу атаковать плацдарм с фронта на западном берегу, а Заукен, – оставаясь на восточном берегу, повернуть на юг и атаковать русских в районе Штейнау с тыла. Тщетно оба генерала пытались отказаться от выполнения этих задач, поскольку они выходили далеко за пределы возможностей их потрепанных соединений.
Отступавшему под сильным давлением противника Заукену не удалось решить невыполнимую задачу, а именно, прорваться через боевые порядки противника по восточному берегу Одера к Глогау. Между Глогау и Штейнау он был отброшен и прижат к Одеру. Неринг также не дошел до Штейнау, но успел навести понтонный мост через реку Одер и помог Заукену в самый тяжелый момент перебраться со своими храбрыми соединениями на западный берег.
В начале февраля под натиском русских, наступавших с захваченных ими к тому времени плацдармов, рухнула оборона на Одере между Бригом и Глогау. Бреслау и Глогау были окружены, группа армий, вводя в бой постепенно прибывавшие новые силы и удерживая Оппельн, медленно отходила на юго-запад и запад. В начале марта фронт стабилизировался на рубеже Ратибор, Оппельн, Штригау, Гёрлиц и далее на север по реке Нейсе до Одера. Так как контрударом, проведенным из района Гёрлица в восточном направлении, все же не удалось удержать район севернее Гёрлица и Лаубана, группа армий лишилась своей последней железнодорожной коммуникации, соединявшей Центральную Германию с Силезией и, прижатая к Судетам, должна была довольствоваться мелкими железнодорожными ветками, подходившими сюда из Чехии.
Началась длительная ожесточенная борьба за окруженный Бреслау. Население, не успевшее эвакуироваться, не щадя своей жизни поддерживало войска. Гарнизон и жители города боролись в твердой уверенности, что их дело – выстоять в этом имеющем решающее значение пункте обороны Германии, пока предстоящее немецкое наступление не изменит коренным образом обстановку и не освободит их. Геббельс, не преминувший использовать сражение за Бреслау, подобно сражению за Ахен, в качестве символа национальной стойкости, не жалел никаких, слов, которые могли еще поднять дух защитников. В лице фанатичного гаулейтера Ганке он нашел себе усердного помощника. Был воскрешен в памяти 1813 г. и «Воззвание к моему народу», рожденное в Бреслау. Студентов университета призывали доказать, что они достойны своих славных предков. По городу, как и по всей Германии, ходили распространяемые пропагандой слухи о противоречиях в лагере западных держав и скором распаде их союза с русскими; много говорили и о новом «чудодейственном» оружии, предсказывали грандиозное наступление в Силезии и Померании, которое должно было якобы нанести сокрушительный удар по вторгшимся на территорию страны русским армиям. Да и тот факт, что немецкий фронт на целые недели стабилизировался между Штреленом и Штригау и орудийная канонада доносилась до окруженного города все с одного и того же расстояния, все время поддерживал надежды защитников и укреплял в них волю к борьбе. В город по воздуху перебрасывались даже подкрепления. Не приходится удивляться, что здесь, как и по всей Германии, войска и население, как утопающий за соломинку, цеплялись за веру в обещанный им перелом в обстановке. Никто не мог и предполагать, что все это были чисто пропагандистские трюки, лишенные какой бы то ни было реальной почвы и представляющие собою лишь отчаянные попытки оттянуть неминуемую катастрофу. Только в день общей капитуляции 7 мая последние храбрые защитники Бреслау сложили оружие, оставшись, в противоположность сбежавшему гаулейтеру, до конца верными силезской столице.
Войска Жукова, взломав немецкий фронт на Висле, неудержимо продолжали продвигаться к среднему течению реки Одер. Лежавшая на пути крепость Познань не явилась для них препятствием. Они без труда сумели окружить ее и обойти с севера и с юга. 22 января первые русские танки уже появились на восточных подступах к крепости, гарнизон которой был совершенно недостаточен для успешной обороны и сковывания значительных сил противника. Несколькими днями позже русские армии, наступая широким фронтом, обтекли Познань, намереваясь выйти к Кюстрину и Франкфурту. 25 января кольцо вокруг Познани сомкнулось. В городе, населенном главным образом поляками, оставалось считанное количество немцев, польское население пряталось по домам и подвалам. Ядро гарнизона, в который входили ландверные тирольские стрелки, остатки разбитых частей и летчики, составляли 2 тыс. курсантов местного военного училища. Они бросились в бой с той же непреклонной верой в победу Германии, с тем же свойственным юности задором и воодушевлением, как и за несколько месяцев до этого их товарищи в Меце. Когда после упорного и самоотверженного сопротивления к 16 февраля в руках немцев остался лишь узкий участок на восточном берегу Варты, командующий гарнизоном под личную ответственность разрешил двум тысячам еще сохранивших силы защитников города предпринять попытку вырваться из окружения. Многим из них действительно удалось пробиться в северо-восточном направлении. Остатки гарнизона капитулировали десятью днями позже.
Русское наступление посеяло хаос между Вислой в районе Торунь и Одером восточнее Франкфурта. Для наведения порядка срочно требовалась наряду со свежими силами твердая рука хорошего организатора. Остатки 9-й армии, командование которой вместо отозванного генерала фон Лютвица принял на себя генерал Буссе, имели задачу, получив подкрепления, остановить продвижение войск Жукова по возможности еще восточнее Одера. На границе Восточной Померании управление Штеттинского корпусного округа организовало импровизированную оборону, использовав для этой цели запасные части, сводные подразделения гарнизонов, курсантов училищ, отряды полиции и фольксштурма. Генерал-полковник Вейс с остатками 2-й армии пытался установить и поддерживать непосредственную связь с этим импровизированным фронтом. Чтобы обеспечить единое управление всеми этими силами, Гудериан 22 января предложил Гитлеру использовать штаб ставшей на Балканах бесполезной группы армий «Юго-Восток» под командованием фельдмаршала фон Вейхса. Гитлер резко отклонил кандидатуру Вейхса. В обстановке, справиться с которой мог бы, вероятно, только опытный командующий со сработавшимся штабом, Гитлер решил прибегнуть к помощи Гиммлера, представившего за последние недели боев на Реине весьма сомнительные доказательства своих, кстати, отнюдь и не предполагавшихся в нем военных способностей. Гиммлеру предстояло вместе со штабом, который он должен был сам лично сформировать, принять на себя командование новой группой армий «Висла». Испытывая величайшее недоверие к высшему командному составу и генеральному штабу – недоверие, новую пищу которому дали события под Варшавой, – Гитлер остановился на кандидатуре Гиммлера, полагая, что последний в качестве командующего армией резерва и шефа войск СС и полиции вернее и скорее других сколотит какие-то еще имевшиеся в стране силы и сможет отстоять почти не укрепленный район. В штаб Гиммлера были переведены несколько офицеров генерального штаба сухопутных сил, чтобы обеспечить ему хотя бы техническую сторону работы. Начальника своего штаба, не имевшего для такой должности ни достаточных знаний, ни опыта, Гиммлер подыскал из числа собственных подчиненных.
Когда он 24 января со своим импровизированным штабом, совершенно непригодным к выполнению возложенной на новую группу армий огромной задачи, прибыл в Орденсбург-Крёссин в Восточной Померании, армии Жукова продвигались по обе стороны Познани. Кроме того, когда северное крыло войск Жукова вскоре после прорыва на Висле соединилось в районе Плоцка с левым крылом 2-го Белорусского фронта, Жуков стал поворачивать все более крупные силы на северо-запад, чтобы, наступая на Восточную Померанию, прикрыть северный фланг войск, осуществлявших удар в направлении Кюстрина и Франкфурта. Его цель теперь вырисовывалась довольно четко: выйти на Одер по возможности вплоть до Штеттина и одновременно продвинуться через Восточную Померанию к Балтийскому морю. На пути к Одеру предстояло преодолеть еще одно небольшое препятствие. С того времени, когда рейх обеспечивал себя от возможного удара Польши через Одер на Берлин, остался укрепленный район, который, опираясь на реку Обра, закрывал вход в Одерско-Вартскую дугу. Мощь этого укрепленного района с тех пор значительно снизилась. С 1939 г. ничего не делалось для поддержания в порядке оборонительных сооружений. Наоборот, с них, как и с Западного вала, снималось вооружение для переброски на Атлантический вал. Вместе с остатками 9-й армии этот рубеж обороняли две слабые дивизии, фактически силою не больше полка и без артиллерии.
Попытка Гиммлера своевременно бросить первые находившиеся под рукой соединения СС для поддержки фронта на Одерско-Вартской дуге была предпринята слишком поздно. Там, где этим соединениям удавалось достигнуть указанных рубежей, они вместе с частями 9-й армии оказывались прижатыми к Одеру или оттесненными за Одер, которого русские в конце января уже достигли, а южнее Кюстрина и форсировали. Лежащая на восточном берегу крепость Кюстрин осталась в руках немцев, но была связана с войсками за Одером лишь узким коридором, так как русские и севернее Варты уже вышли к Одеру. Однако в районе Франкфурта 9-я армия смогла удержать предмостное укрепление на восточном берегу.
Когда танковые части русских, стремительно продвигаясь вперед, пересекли в некоторых пунктах скованный льдом Одер и вызвали панику, распространившуюся до самого Берлина, Жуков, по оперативным соображениям, приостановил наступление своих войск. Он перенес главные усилия на свой отставший правый фланг, чтобы подтянуть и его к Одеру. Здесь немецкое командование стремилось, опираясь на рубеж реки Нетце (Нотец), сохранить связь с западным крылом 2-й армии в районе Бромберга (Быдгоща) и создать новый рубеж для обороны Восточной Померании. Силы немцев, однако, были недостаточны, чтобы осуществить это намерение. 27 января русские окружили Бромберг и вышли к реке Нетце на всем ее протяжении от Нашеля (Накло) до Крейца, частично даже переправившись на северный берег. Предпринятая по приказу Гиммлера в районе Шнейдемюля попытка задержать русских успеха не имела, и лишь на линии Шлоппе, Дейч-Кроне, Хойнице оказалось возможным временно остановить продвижение русских войск. Далее на запад русские к концу месяца форсировали реку Нетце (Нотец) также и на участке Крейц и Ландсберг и после удара в направлении на Арнсвальде уже поставили под угрозу Штеттин. Чтобы обеспечить единое управление войсками в Восточной Померании и взаимодействие с 2-й армией, Гиммлер вскоре после своего назначения командующим группой армий сосредоточил все разрозненные силы в 11-й танковой армии под командованием обергруппенфюрера Штейнера, командира-эсэсовца, имевшего некоторый военный опыт и определенную подготовку. На него была возложена невыполнимая задача – сдержать натиск русских на широком пространстве от Нейштеттина до Одера.
Одними такими мероприятиями, конечно, нельзя было спасти еще не захваченную противником часть Восточной Германии. Если вообще стоило продолжать войну, то разве лишь для того, чтобы остановить красный поток на востоке и по возможности отбросить его назад. Была надежда, что все же удастся найти какую-то общую политическую линию с западными державами, пока на востоке еще не прорваны последние заслоны. За это и боролся фронт, и эта последняя надежда вместе с неслыханными страданиями беженцев, которые ежедневно приходилось наблюдать воинам немецкого Восточного фронта, давала им силы день за днем продолжать отчаянное сопротивление, хотя бы для того, чтобы дать уйти на известное расстояние колоннам беженцев, отправка которых всегда запаздывала.
О спасении восточной части Германии неотступно думал также и начальник генерального штаба, чувствовавший себя лично связанным с этим районом. С железной настойчивостью он вновь и вновь добивался от Гитлера оставления ставших бесполезными внешних форпостов и усиления всеми силами Восточного фронта. Чем руководствовался Гитлер, когда он в конце января все еще держал немецких солдат на Апеннинах и на Нордкапе, не отводил войск из Курляндии и приказывал удерживать в качестве внешнего форпоста Голландию, в то время как падение Берлина было вопросом лишь нескольких недель, в лучшем случае месяцев? Находился ли он еще во власти бесплодной идеи нигде не отдавать добровольно ни пяди земли, если не с целью выиграть войну, то для того, чтобы продлить агонию из упрямства перед судьбой и теми, кто его побеждал? Или, быть может, он надеялся длительным сопротивлением выиграть время для создания «чудодейственного» оружия? Но тогда было тем более необходимо ограничить задачи всех немецких сил обороной рейха. Или он уже дошел до того, что решил в своей не знающей границ страсти к разрушению уничтожить как можно больше людей на всех фронтах и среди всех народов, разрушить как можно больше городов и заводов, посеять всеобщий хаос и вместе с собой увлечь в пропасть всю Европу, раз ему не суждено было ею овладеть? И уж не хотел ли он погубить немецкий народ за то, что этот народ, по его мнению, не оказался достаточно сильным и достойным величия своего фюрера?
Гудериан боролся напрасно. Высвободившиеся на Западе танковые дивизии были брошены в основном в Венгрию, чтобы удерживать или отвоевывать там районы нефтяной промышленности; обреченные курляндские армии эвакуированы не были (у них было взято лишь несколько дивизий, которых затем частично перебросили в Восточную Пруссию); из Норвегии войска выводились слишком медленно. О высвобождении сил путем спрямления фронтов или отвода на новые рубежи на Западе и в Италии нечего было и думать.
В результате пришлось отказаться от обсуждавшегося вначале плана срезать вбитый русскими на Одере клин двойным ударом из районов Губен, Глогау, с одной стороны, и Арнсвальде – с другой, так как для этого не было достаточных сил. Немногочисленных соединений, которые еще оставались в распоряжении командования после усиления фронта на всем его протяжении, могло хватить лишь для флангового удара с узко ограниченной целью из района Арнсвальде на Ландсберг. Этот удар в лучшем случае обеспечивал лишь возможность выхода в тыл русским войскам, находившимся на Одере севернее Кюстрина. После преодоления огромных трудностей с оснащением предназначенных для наступления войск и благодаря постоянному нажиму Гудериана, видевшего, как с каждым потерянным днем падают шансы на успех, к 15 февраля основная масса намеченных соединений была подготовлена к наступлению. Между тем руководство боевыми действиями на этом участке фронта принял на себя генерал-полковник Раус со штабом 3-й танковой армии, переброшенной из Восточной Пруссии. Немецким войскам удалось отбить сильные атаки русских на рубеже Пиритц, Арнсвальде и удержать необходимый для сосредоточения своих войск район юго-восточнее Штеттина. Чтобы не упустить успеха удара и иметь возможность оказывать максимальное влияние на ход операции, Гудериан добился от Гитлера прикомандирования в штаб Гиммлера своего ближайшего помощника генерала Венка, который мог бы обеспечить наиболее целесообразное управление войсками непосредственно на месте.
16 февраля ударная группа – четыре ослабленные дивизии СС и две также лишь кое-как пополненные танковые дивизии – нанесла контрудар и за два первых дня добилась довольно значительного успеха. Но затем сопротивление русских усилилось, и в результате их возросшего противодействия западный фланг 3-й немецкой танковой армии вынужден был отойти на рубеж Грейфенхаген, Арнсвальде.
Вскоре после этого была разгромлена и слабая немецкая оборона в Восточной Померании. Напрасно генерал-полковник Вейс просил разрешить ему отойти к западу, чтобы вместе с 3-й танковой армией перебросить свои войска за Одер. Начав 26 февраля наступление из района Нёйштеттин с целью прорыва в северном направлении, Жуков быстро разорвал слабый немецкий фронт, 3-я танковая армия была отброшена за Одер между Шведтом и Штеттином и прижата к заливу. Непосредственно восточнее Штеттина ей удавалось еще удерживать позиции на восточном берегу Одера в районе Альтдамм. 10 марта бои в этом районе затихли. Русские достигли своей цели и вышли к Одеру на участке от Франкфурта до устья. Они создали сильный плацдарм в районе Кюстрина и теперь со всей основательностью готовились к удару на Берлин и прорыву на запад на соединение с армиями союзных держав.
Одновременно с ударом в направлении Штеттина русские после прорыва фронта в Восточной Померании вышли также и к Балтийскому морю. Последняя попытка нанести западным флангом 2-й армии удар во фланг продвигавшимся на север русским войскам и сохранить связь с 3-й танковой армией потерпела крах после незначительных первоначальных успехов. В ночь на 1 марта в район расположения 2-й армии прошел последний эшелон, затем сообщение прекратилось. 4 марта русские танки появились под Кольбергом, и через два дня город Неттельбека и Гнейзенау был окружен. Он был переполнен беженцами, главным образом из Восточной Померании. Как и во время боев за Бреслау, Геббельс здесь также развернул свою пропаганду, на этот раз приводя в качестве примера 1807 год. Комендант крепости не был склонен разрешать дурачить себя сомнительными историческими параллелями. Но все же он считал своим долгом удерживать Кольберг трехтысячным гарнизоном до тех пор, пока при энергичном содействии морского флота массы беженцев не будут эвакуированы по морю. Когда эта задача благодаря самоотверженным действиям защитников крепости была решена и в руках немцев осталась лишь узкая полоска в районе порта, командующий и оставшиеся в живых две тысячи человек покинули разрушенный и пустой город.
Другим следствием русского прорыва было окружение 2-й армии. Когда она в конце января была отброшена из района северо-западнее Торуни к Висле и в результате прорыва русских на Эльбинг отрезана от 4-й армии, она направила свои основные усилия на сохранение связи с рейхом через Восточную Померанию. К тому времени она еще удерживала Эльбинг и Мариенбург на реке Ногат и рубеж по Висле до Грауденца. Торунь была окружена. Оставалось надеяться, что удастся удержать оборону по рекам Ногат и Висла и тем самым прикрыть с фланга проходящий южнее новый фронт, создаваемый западнее Вислы. Наспех сколоченные соединения 2-го корпусного округа, оттесненные войсками Жукова на север остатки 9-й армии, одна прибывшая из Курляндии дивизия, пополненная восточнопомеранскими резервистами и имевшая большой некомплект боевой техники, и одна дивизия СС, сформированная из лиц немецкой национальности, проживавших в странах Юго-Восточной Европы, – таковы были силы нового фронта, постепенно протянувшегося до района Ястрова и вместе с наспех сколоченной 11-й танковой армией помешавшего русским захватить Померанию вообще без всякого сопротивления. До середины февраля сдерживать давление русских можно было скорее здесь, чем на Висле, где 2-й Белорусский фронт прорывал один участок за другим. Одна слабая дивизия типа «фольксгренадир», составлявшая ядро торуньского гарнизона, 7 февраля получила разрешение Гиммлера на прорыв из окружения в северном направлении. Бромберг (Быдгощ) был окружен, Эльбинг сдан 12 февраля, Швец – на следующий день. Грауденц был окружен 13 февраля, но благодаря напоминанию о героической борьбе генерала Курбьера в 1807 г. и непрерывно распускаемым слухам о скором освобождении держался до 5 марта. 21 февраля был сдан Диршау (Тчев). Теперь восточный фланг армии находился за рекой Ногат, упираясь флангом в залив Фришес-Гаф, центр, отброшенный с рубежа по реке Висла, отступал вместе с западным флангом на север. В это время прорыв на Кольберг отрезал 2-ю армию от рейха. Обойденная с запада, сильно теснимая в центре, разгромленная на ряде участков и перемешавшаяся с бесконечными колоннами беженцев, тщетно искавших под ее защитой возможности уйти на запад, эта армия была в страшном беспорядке отброшена к Данцигской (Гданьской) бухте. На высотах по обе стороны Картхауза (Картузы), расположенного в Кашубской Швейцарии с ее озерами, удалось еще раз закрепиться и не допустить русских в Данциг и Гдыню, в то время как побережье от Рюгенвальде до Риксхёфта быстро оказалось в их руках. В Данциг и Гдыню тоже стеклись потоки беженцев из Восточной Померании, Западной и Восточной Пруссии, причем здесь их было раз в десять больше, чем в Кольберге. Оба города были переполнены ранеными, которых перебрасывали сюда со всех фронтов и даже из Курляндии. Их и хотела спасти 2-я армия, вступившая в борьбу за «последний редут», который упирался на юге в реку Ногат, включал в себя устье Вислы, высоты западнее Данцига и Гдыни и прикрывал в районе Нёйштадта на севере подступы к косе Хель.
12 марта командующим соединениями группы армий в районе Данцига и Кенигсберга вместо переведенного обратно в Курляндию генерал-полковника Рендулича был назначен генерал-полковник Вейс. Руководство обороной Данцига было возложено на генерала фон Заукена, который теперь должен был вступить в последнюю схватку с противником вблизи своей родины – Восточной Пруссии. Непрекращающимися ударами русские сузили район на подступах к Данцигу и Гдыне. 22 марта они прервали связь между обоими городами, прорвавшись на Сопот. До 28 марта еще удавалось при поддержке тяжелого крейсера «Принц Евгений» удерживать русских на таком расстоянии от Гдыни, что флот сумел эвакуировать десятки тысяч раненых и беженцев. Остатки защитников Гдыни и многие беженцы, не успевшие попасть на суда, пробились в расположенный севернее Гдыни Оксхёфт, который в соответствии с приказом Гитлера от 28 марта был объявлен «крепостью», следовательно, должен был удерживаться любой ценой. Командующие сухопутными и морскими силами в этом районе возмутились таким бессмысленным приказом, возводившим в самоцель уничтожение людей. Местное командование эвакуировало Оксхёфт и обеспечило 30 тыс. человек временную безопасность.
Данциг был сдан русским 30 марта, после того как в предшествующие дни мощный артиллерийский обстрел и непрерывные бомбардировки превратили его в сплошное море огня. Заукен вывел защитников и оставшихся в городе беженцев на узкую полосу в дельте Вислы, защищенную с фронта затопленным участком местности и соединявшуюся на востоке с косой Фрише-Нерунг. Этот клочок земли стал очередным пристанищем для беженцев и остатков 4-й армии. Еще целый месяц последние остатки 2-й армии держались между Вислой и рекой Ногат и обеспечивали эвакуацию очередных групп беженцев и переправленных из Данцига раненых на косу Хель. Когда в первые дни мая война закончилась, Заукен со своими людьми разделил судьбу немецких солдат в Восточной Пруссии, с начала января удерживавших в тяжелых боях последнюю часть старой прусской провинции.
Вечером 30 января Рендулич запретил 4-й армии продолжать прорыв на запад. Он хотел осуществить уже много дней вынашивавшийся его предшественником Рейнгардтом, но отвергнутый Гитлером план. Этот план состоял в удержании «Хейльсбергского треугольника» – позиции довоенного времени, прикрывавшей Кенигсберг с юга и юго-востока, и продления этой позиции на север, благодаря чему перед Кенигсбергом возникал плацдарм, опиравшийся на заливы Фришес-Гаф и Куришес-Гаф. 4-я армия должна была поддерживать связь с Эльбингом и занимать южную часть большого плацдарма до реки Прегель. Однако этому не суждено было осуществиться. Южнее реки Прегель русские, смяв арьергарды 4-й армии на Мазурском канале, перешли в наступление через Фридланд на запад, которое немецкие войска вряд ли могли остановить. Смежные крылья 2-го и 3-го Белорусских фронтов соединились в районе Хейльсберга, после того как наступавший южнее через Лётцен и Растенбург 2-й Белорусский фронт рассек на части отступавшую 4-ю армию. По обе стороны Вормдитта армия подверглась ударам с юга, а ее западный фланг был охвачен в результате продвижения русских через Прейсиш-Холланд на Эльбинг. Вскоре удар русских через Крейцбург отрезал армию от Кенигсберга на севере, другой удар оттеснил ее от восточного фланга 2-й армии в районе Эльбинга. В итоге она оказалась зажатой юго-восточнее залива Фришес-Гаф на узком пространстве в форме полукруга, сначала довольно обширного, но затем все время сужавшегося, с центром в Хейлигенбейле. Оба ее фланга упирались в залив. Ведя кровопролитные, осложненные трудностями подвоза упорные бои, храбрые дивизии отступали лишь шаг за шагом. Их тающие остатки к концу марта были зажаты на клочке земли вокруг маленького полуострова Бальга и, наконец, на самом полуострове. Спаслось около 5 тыс. человек, в том числе половина раненых, и почти столько же добровольцев – иностранцев из обозных подразделений. Они сумели перебраться через подтаявший к этому времени лед залива на косу Фрише-Нерунг.
3– я танковая армия к концу января уже не могла удержаться севернее реки Прегель перед Кенигсбергом. Дойдя до восточных подступов к крепости и значительно переоценивая ее оборонительную силу, русские остановились перед крепостью и перенесли направление главного удара на Земландский полуостров, чтобы полностью им овладеть, перерезать идущие из Кенигсберга на запад сухопутные коммуникации и захватить Пиллау, через который осуществлялось морским путем снабжение группы армий, получившей теперь название «Север». Усиленная одной дивизией, вырвавшейся из осажденного Мемеля (Клайпеды) -она прошла по косе Курише-Нерунг и пробилась через боевые порядки русских в районе Кранца, – 3-я танковая армия стремилась удержать возможно большее пространство в западной части Земландского полуострова, опираясь на нижнее течение реки Прегель и побережье Балтийского моря. Однако в середине февраля армия была зажата на узкой прибрежной полосе шириной от 10 до 20 км и лишь с трудом смогла отразить в районе Фишхаузен все атаки, предпринимавшиеся русскими с целью проникнуть на косу и захватить Пиллау. К 31 января Кенигсберг был окружен со всех сторон.
Однако русские не принимали никаких мер для быстрого овладения крепостью. Поэтому штаб 4-й армии, который после отвода штаба 3-й танковой армии в начале февраля принял на себя управление всеми действовавшими в Восточной Пруссии соединениями, получил приказ проложить путь к крепости во взаимодействии с находившимися на Земландском полуострове соединениями и гарнизоном самого Кенигсберга и одновременно отодвинуть линию фронта на северо-восток настолько, чтобы обеспечить на длительное время снабжение Кенигсберга. Комендант крепости собрал все имевшиеся в его распоряжении части и соединения, способные к наступлению, в том числе испытанную 5-ю танковую дивизию, оставил на позициях вокруг крепости, кроме фольксштурмовцев, лишь минимальное количество армейских частей и 19 февраля начал прорыв. После двухдневных боев, во время которых прорывавшиеся из крепости части боролись с безумной храбростью очутившихся в отчаянном положении людей и с надеждой обрести, наконец, свое освобождение, они встретились на шоссе Кенигсберг-Пиллау с войсками, наступавшими с запада. Несмотря на последующие ожесточенные бои, попытка отбросить противника до линии Кенигсберг, Кранц из-за превосходства русских успеха не имела. Все же связь с крепостью удалось сохранить до первых дней апреля. Для Кенигсберга наступило некоторое облегчение, вдохнувшее в защитников новые надежды. Стихли бои и на земландском участке фронта.
Лишь после того, как остатки немецкой армии были оттеснены на полуостров Бальга, русские начали решительный штурм Кенигсберга. После продолжавшегося несколько суток обстрела города и ввода в бой многократно превосходящих сил, поддержанных мощнейшим артиллерийским огнем и ударами многочисленных авиационных соединений, русские прорвали позиции вокруг Кенигсберга, снова окружили со всех сторон крепость и приблизились к центру. 7 и 8 апреля завязались кровопролитные бои на улицах уже горевшего во многих местах города. Просьбу коменданта крепости разрешить гарнизону прорываться из города на запад Гитлер отклонил. Предпринятая в западной части города на собственный страх и риск попытка локального прорыва кольца окружения, на которой настаивали прежде всего местные руководители национал-социалистской партии, стремившиеся спасти свою жизнь, провалилась. Вскоре расчлененный на отдельные изолированные группы гарнизон лишился централизованного управления. В то время как на некоторых участках защитники были охвачены безысходным отчаянием или апатией, другие группы бились с фанатической яростью и наказывали смертью любое ослабление воли к сопротивлению. Так продолжалось в течение двух ужасных суток. В ночь с 9 на 10 апреля комендант крепости генерал Ляш решился положить конец этому аду и начать переговоры с русскими. 12 апреля была принята капитуляция, которую комендант крепости подписал в штабе Василевского, преемника погибшего Черняховского. Здесь же русские предложили Ляшу обратиться к командующему 4-й армией генералу Мюллеру с призывом к капитуляции. Гитлер заочно приговорил Ляша к смертной казни, а его семью подверг репрессиям. Генералу Мюллеру пришлось разделить ответственность за быстрее падение Кенигсберга и лишиться своего поста. Гаулейтер Кох, тайно покинувший Кенигсберг еще в середине января и посещавший его время от времени на самолете-разведчике «Физелер-Шторх» с единственной целью обеспечить себе алиби, имел наглость отправить Гитлеру телеграмму, где он приписывал причину внезапной капитуляции города лишь его, Коха, временному отсутствию и давал обещание выстоять на Земландском полуострове и на косе Нерунг. Когда пребывание здесь стало слишком ненадежным, Кох в конце апреля сбежал в Данию на ледоколе, подготовленном для этой цели еще несколько месяцев тому назад. С прошедшей осени он все время упрямо отказывался от эвакуации оказавшихся в опасном положении районов Восточной Пруссии, хотя военное командование настоятельно это рекомендовало. Таким образом, на Коха падает огромная доля вины за ужасную судьбу населения.
После смещения Мюллера командование всеми немецкими войсками в Восточной Пруссии и дельте Вислы было передано генералу фон Заукену. В конце концов дело теперь повсюду сводилось уже лишь к тому, чтобы спасти жизнь раненым и беженцам и насколько возможно эвакуировать их морем. Но русские дали защитникам Земландского полуострова весьма немного времени. После того как высвободились соединения под Кенигсбергом, они были брошены на разгром последней немецкой позиции на Земландском полуострове, где оборонялись несколько потрепанных немецких дивизий. Под мощным натиском русских войск 15 апреля рухнула оборона, преграждавшая путь на Пиллау. Лишь подступы к косе, на которой лежит Пиллау, удалось удержать до тех пор, пока по крайней мере основная масса скопившихся на Земландском полуострове беженцев не была переброшена на косу Фрише-Нерунг. 25 апреля немецкий арьергард оставил Пиллау.
На косе Фрише-Нерунг наряду с переправленными туда уцелевшими защитниками Земландского полуострова и остатками 4-й армии скопились бесчисленные толпы беженцев. Спасаясь от настигавшей их повсюду волны русских войск, они бежали сюда частично из Данцига, частично из Восточной Пруссии. Русские самолеты беспрерывно наносили удары по этой косе. Русские форсировали залив Фришес-Гаф и перерезали узкую косу с целью отрезать ушедшие из Пиллау немецкие части. Однако немцы в порыве безумной ярости сумели прорваться.
9 мая остатки разбитых немецких армии капитулировали. Полная потрясающего трагизма борьба за Восточную Пруссию завершилась.
