Воссоединение слова и бытия

Православная программа в глобальном мире

Необходимо снова и снова подчеркнуть одно решающее обстоятельство: говоря о православной цивилизации мы рассуждаем не в цивилизационной парадигме "плюрализма" и "конфликта цивилизаций", не разрываем единое пространство человечества на обособленные ниши, живущие по своим законам. Наш дискурс ближе формационной - временной - парадигме: говоря о православной цивилизации мы имеем в виду исторический проект, призванный согласно выстраданному заказу большинства человечества - подготовить решительную замену нынешней паразитарной цивилизации.

Сегодня человечеству открылся главный механизм паразитирования, его онтологическая тайна, стоящая за описанными прежде экономическими, политическими, военно-экспроприаторским механизмами эксплуатации. Поструктуралистская аналитика, оторвавшая знак от значения - сначала в лингвистике, а затем - в предельно широком общекультурном смысле - открыла возможность паразитарного существования знаковой "реальности", в отрыве от сферы действительных значений. "...На смену значению"..., фиксирующему отношение между означающим и означаемым, приходит "означивание", выводимое из отношений одних означающих"1.

Сначала могло казаться, что это всего лишь манифест богемствующего художественного авангарда, который решил порвать дисциплинирующие узы реалистической традиции и создать экспериментальное "игровое" пространство, оторванное от жизни. Но действительность показала, что эта свобода художественного авангарда от действительности и идущих от нее требований и социальных заказов предвосхищает то, к чему тайно стремилась вся нынешняя элита.

Оказалось, что наряду с экономическими, социальными, культурными привилегиями существует одна высшая привилегия - не быть связанными суровыми законами реальности, "воспарить над ними". Прогресс есть тоже преодоление суровой реальности - но не путем дезертирства от нее, а посредством ее реального преображения силами научного, политического и культурного творчества. Настоящее творчество онтологично по своему характеру - оно преобразует среду человеческого обитания путем гигантского напряжения, связанного с выведыванием тайн бытия и построения архимедовых рычагов реального прогресса.

Но наряду с этой стратегией прогресса существует соблазн другого пути - сепаратного ухода от суровой действительности, пребывание в которой становится уделом низших сословий, классов или рас. Можно, не дожидаясь "слишком медленных" преобразований действительности на универсальной основе, затрагивающих существование всех, совершить прыжок в прекрасный новый мир на особицу. Но мы бы ограничились банальностями, если подразумевали под этим простое перераспределение и концентрацию богатств и возможностей в руках немногих за счет большинства. Такие перераспределения и концентрации прежде совершались на основе жестких социальных и политических технологий, провоцировали массовое недовольство и сопротивление. Современные "нормализованные" общества требуют других, более тонких технологий, действующих анастезирующим образом.

Но дело не только в этом. Прошлая история, несмотря на чудовищные формы эксплуатации, насилия и подавления, в сущности прошла под знаком консенсуса между элитой и массой. И верхи и низы общества подчинялись законам реальности, были онтологически укорененными и расплачивались за эту укорененность жерственностью, долгом, ответственностью. Их формы отличались применительно к верхам и низам общества, но то, что выше было названо консенсусом служилого общества (государства), прослеживалось в разных формах во всех странах мира.

Сегодня мы имеем неслыханный во всех прежних культурах разрыв такого консенсуса. И осуществляется он в парадигме Ф. де Соссюра - как разрыв знака и значения, обозначающего и обозначаемого. Элита желает жить не по законам реальной действительности, а по "законам текста", который она сама же и формирует. "Прежде всего текст уничтожает всякий метаязык, и собственно поэтому он и является текстом: не существует голоса науки, права, социального института, звучание которого можно было бы расслышать за голосом самого текста"2.

"Метоязык", о котором говорят идеологи постмодерна - это императивный язык самой реальности, неумолимые законы которой, преломленные через культуру, выступают как требования истины, нормы, справедливости. Теперь-то мы можем догадаться, что сообщало действительности этот повелевающий статус. Материя, объективная реальность, необходимость - весь подобный набор, которым секулярная общественная мысль пыталась объяснить и обосновать порядок мира, теперь обнажил свою несамодостаточность.

Ранее секулярное сознание еще могло заблуждаться на сей счет и верить в то, что реальность, принявшая облик безличной материи, может нами повелевать. Но нынешняя, поздняя эпоха сопровождается одним радикальным прозрением: если за материей со всеми ее законами не стоит нечто высшее, не стоит Бог, то всем ее объективным законам цена - ломаный грош. "Если Бога нет, то все позволено" - этот принцип, открытый Ф. М. Достоевским, мы сегодня можем конкретизировать. Культура в самом деле есть совокупность текстов и знаков.

Но для того чтобы эти тексты и знаки не превратились в бессмысленную чехарду и мозаику, требуется, во-первых, вера в то, что за ними есть нечто высшее, их контролирующее, наполняющее и повелевающее; во-вторых, требуется воля и энергия, достаточные для того чтобы обуздать всегда возможный хаос и бунт знаков и привести их в соответствие стоящему за ними "объективному содержанию". Ослабление веры ведет к параличу воли, а это в свою очередь открывает дорогу знаковому произволу в культуре.

Мы сегодня хорошо знаем, кто и как распорядился возможностями, открытыми вместе с крушением "тоталитарного контроля" в постсоветском пространстве. На развалинах тоталитаризма элита построила для себя особую эзотерическую демократию, означающую ликвидацию всех форм государственного, социального и идеологического и морального контроля за деятельностью привилегированных групп общества. Отсутствие же такого контроля самым скорым образом привело к криминализации элиты, к вакханалии теневых практик. Дело не в том, какая доля криминальных элементов вошла в состав "демократической элиты". Дело в том, что сама эта "демократия" в отсутствии всяких общеобязательных норм и всякого контроля, неизбежно порождает криминализацию.