Эрнст Иоганн Бирон

Впрочем, как бы ни велика была страсть Анны к охоте, она не могла вытеснить другой, главной ее страсти. Объектом ее был мужчина — Бирон. «Никогда на свете, чаю, не бывало более дружной четы, которая бы так проявляла в увеселении или скорби совершенное участие, как императрица с герцогом». Так пишет мемуарист Э. Миних и продолжает: «Оба почти никогда не могли во внешнем своем виде притворствовать. Если герцог являлся с пасмурным лицом, то императрица в то же мгновение встревоженный принимала вид. Если тот был весел, то на лице монархини явное проявлялось удовольствие. Если кто герцогу не угодил, то из глаз и встречи, ему оказанной монархиней, тотчас мог приметить чувствительную перемену. Всех милостей надлежало спрашивать от герцога, и через него одного императрица на оные решалась".

В середине марта 1730 года, как только Бирон приехал в Москву, к Анне, они не расставались ни на один день до самой смерти императрицы в октябре 1740 года. Более того, их видели постоянно рука об руку, что служило предметом насмешки в обществе, и соответственно сама насмешка становилась предметом расследования Тайной канцелярии. Влияние Бирона на царицу было огромным, подавляющим. И истоки его крылись не столько в личности временщика — человека красивого, видного, безусловно волевого и умного, сколько в чувствах Анны Иоанновны, с радостью подчинившейся своему хозяину, господину. Отныне и навсегда она была с ним. Они даже болели одновременно, точнее, болезнь Бирона делала императрицу больной. К. Рондо, сообщая в Лондон о том, что Анна «не совсем здорова», добавлял: «Несколько дней тому назад ей, а также ее фавориту графу Бирону (он стал герцогом в 1737 году. — Е.А.) пускали кровь. Государыня во время болезни графа кушала в его комнате». Там же она принимала посетителей или же, в связи с недомоганием Бирона, вообще никого не принимала. Фельдмаршал Миних писал, что «государыня вовсе не имела стола, а обедала и ужинала только с семьей Бирона и даже в апартаментах своего фаворита».

Бирон был, как сказано выше, женат на фрейлине Анны. У них было трое детей: Петр, Гедвига Елизавета и Карл Эрнст. Дети совершенно свободно чувствовали себя при дворе, не в меру проказничая и издеваясь над придворными. Императрица очень тепло относилась к молодым Биронам. Награды и чины сыпались на них как из рога изобилия. Вот как Клавдий Рондо описывает аудиенцию у царицы польско-саксонского посланника 29 апреля 1738 года: «Он передал царице две ленты ордена Белого Орла (высший польский орден. — Е. А). Ее величество немедленно возложила их на принцев Петра и Карла, сыновей герцога Курляндского»… Карл Эрнст пользовался особой привязанностью Анны, но и других детей фаворита Анна также любила. Создается впечатление, что Анна и Бироны составляли единую семью. Они вместе присутствовали на праздниках, вместе посещали театр и концерты, катались на санях по Невскому проспекту, а по вечерам играли в карты. Этот треугольник мог удивить наблюдателей, но история знает немало подобных комбинаций, в которых все и всем давным-давно ясно и у каждого своя роль, свое место и общая судьба.

Близким приятелям Бирон жаловался на то, что вынужден целыми днями быть с императрицей, тогда как его ждут государственные дела. Но это — или минутная слабость, или лукавство. Помня печальную судьбу своего предшественника Бестужева, Бирон ни на один день не оставлял Анну без присмотра. Если он уходил, то возле царицы оставалась его супруга или кто-нибудь из соглядатаев. Русскому послу в Варшаве графу Г. Кейзерлингу, своему приятелю, он писал: «Крайне необходимо осторожно обращаться с великими милостями великих особ, чтоб не последовало злополучной перемены». И этому правилу Бирон следовал всю свою жизнь с Анной.