Цензура

Александр III целеустремленно добивался единомыслия в печати. Вставший во главе цензуры в 1883 г. Е.М. Феоктистов, верный соратник М.Н. Каткова, соответственно направлял работу Главного управления по делам печати.

Обсуждение правительственной политики вообще изымалось из журналистики, а специальными циркулярами предписывалось «воздерживаться» от сообщений о земских постановлениях, о положении дел в учебных заведениях, об отношении крестьян к помещикам и т.д. Накануне 25-летия отмены крепостного права было запрещено упоминать об этой дате в газетах и журналах, не говоря уж о том, чтобы праздновать юбилей великой реформы.

Отечественную журналистику Александр III воспринимал как досадную помеху самодержавному правлению. Под напором цензуры неофициальные издания продолжают сдавать позиции: в середине 80-х гг. перестают выходить либеральные газеты «Голос», «Русский курьер», «Московский телеграф». В то же время умножаются препятствия для возникновения новых органов, получить разрешение на которые становится чрезвычайно трудно.

Самодержец не оставлял вниманием и книгоиздательство. Отпечаток его вкусов и пристрастий, о которых прекрасно знали в Главном управлении по делам печати, лежит на многих постановлениях этого учреждения. Цензурных гонений не избежали признанные классики русской литературы. Запрещаются «Мелочи архиерейской жизни» Н.С. Лескова, признанные цензурой «дерзким памфлетом на церковное управление в России». Запрещается «Крейцерова соната» Л.Н. Толстого, которую Александр III посчитал «циничной». Правда, после усиленных хлопот Софьи Андреевны Толстой, вняв ее просьбе, царь разрешает включить это произведение в собрание сочинений писателя. Отношение к автору «Войны и мира» – романа, любимого императором, – у него было двойственное. Похоже, что Александр Александрович предвосхитил оценку Толстого как «великого художника», который «жалок как философ». Такие его сочинения, как «В чем моя вера», «Исповедь», становятся запретными, за их чтение и распространение преследуют. Но, карая читателей, автора царь трогать не велит.

Цензура Александра III запрещает и другую исповедь -. старца Зосимы из романа Достоевского «Братья Карамазовы». Подготовленный для отдельного издания отрывок из романа с размышлениями этого героя о глубоком социальном неблагополучии в стране, с его мечтой о времени, когда «самый развращенный богач устыдится богатства своего перед бедным», был признан вредным, «несогласным с существующими порядками государственной и общественной жизни». По верному заключению современного либерального публициста, политика Александра III в области печати усиливала «влияние мнений, процветающих во мраке, опирающихся на молчание». Процветала «охранительная» пресса – издания Каткова, Мещерского и другие, официальные и официозные. Но эти же условия – «мрак» и «молчание» оказались благоприятны и для крайне левых общественных течений. Именно в эпоху Александра III, по признанию В.И. Ленина, «всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал-демократического мировоззрения».

Народническая интеллигенция в этот период отворачивается от политики, выдвинув на смену требованиям гражданских свобод и социальных преобразований теорию «малых дел». В усыпленной или, по выражению А.А. Блока, «заспанной стране» Александр III все более входил в роль неограниченного повелителя. Казалось, протестовать против установившегося режима бессмысленно и бесперспективно: он исключал даже малейшую критику власти. Деятель народнической журналистики М.К. Цебрикова безуспешно пыталась организовать адрес императору от интеллигенции, где высказать общее ощущение опасности от утеснений мысли и печати. Потерпев неудачу, Мария Константиновна от своего имени написала открытое письмо Александру III, сама издала его (в 1889 г. в Женеве) и на себе, под одеждой перевезла весь тираж (1000 экз.) через границу.

Цебрикова призывала царя с высоты трона вглядеться в страну, которой он правит, в ее беды и нужды. Она писала о том, что, ничего не дав обществу, Александр III многое отнял. Обращая внимание на травлю, которой подвергается в империи интеллигенция, Цебрикова утверждала, что гонения на нее всегда были симптомом отчуждения власти от общественных интересов. Досталось в письме и самой интеллигенции, ее равнодушию к политике, терпимости к безобразным проявлениям режима.

Ответом царя была высылка Цебриковой в Вологодскую губернию. Дочь генерала, мать семейства подлежала изоляции за суждения, которых не имела права иметь. И никто больше не нарушал покой императора подобными обращениями.