Архив коронованной свахи

Часть переписки Анны с Салтыковым можно смело назвать архивом коронованной свахи. «Сыскать воеводскую жену Кологривую и, призвав ее к себе, объявить, чтоб она отдала дочь свою за Дмитрия Симонова, понеже он человек добрый и Мы его Нашею милости не оставим». Обрадованная такими обещаниями, жена воеводы была «без всякого отрицания отдать готова» дочь свою, но — вот неудача — девице-невесте не исполнилось еще и двенадцати лет. Значит, сообщили императрице неточно. Неудача постигла коронованную сваху и в деле с дочерью князя Василия Гагарина. Анна ходатайствовала за своего камер-юнкера Татищева и просила Салтыкова обсудить с самим князем все детали заключения брака. Салтыков отвечал, что Гагарин и рад бы угодить императрице, да уже три года лежит немой и неподвижный. Во всех других случаях Анне сопутствовал успех.

В стремлении Анны устроить личное счастье подданных можно увидеть суетное тщеславие свахи, горделивое чувство «Матери Отечества», хозяйки большого имения, которая изливает свои благодеяния на головы подданных, уверенная, что лучше их знает, что им нужно. Но это не все. В 1733 году Анна хлопотала за двух дворянских девушек-сирот, «из которых, — пишет она Салтыкову, — одну полюбил Матюшкин и просит меня, чтобы ему на ней жениться, но оне очень бедны, только собою обе недурны и неглупы, и я их сама видела. Того ради, — приказывает императрица Салтыкову, — призови его отца и мать, спроси, хотят ли они его женить и дадут ли ему позволение, чтоб из упомянутых одну, которая ему люба взять. Буде же заупрямятся для того, что оне бедны и приданаго ничего нет, то ты им при том рассуди: и кто за него богатую выдаст?" Спустя три месяца Анна с удовлетворением писала Салтыкову, что свадьба Матюшкина с его избранницей была веселой и проходила „в моем доме“, то есть в императорском дворце. Ничего, кроме добрых чувств, в этой истории усмотреть невозможно. Здесь звучит отзвук личной драмы этой женщины, чья жизнь была исковеркана: вдова с семнадцати лет, она стремилась к семейному счастью и покою, но так и не дождалась нового свадебного платья и венца.

Зато как безмерно строга была „помещица Ивановна“ ко всяким вольностям и несанкционированным амурам своих подданных! Семнадцатого мая 1731 года в „Санкт-Петербургских ведомостях" — единственной газете того времени — был опубликован такой «репортаж“: «На сих днях некоторой кавалергард полюбил недавно некоторую российской породы девицу и увести [ее] вознамерился". Далее описывалась история похищения девицы прямо из-под носа у ее заботливой бабушки, а также тайное венчание в церкви. «Между тем учинилось сие при дворе известно, и тогда в дом новобрачных того ж часа некоторая особа отправлена, дабы оных застать. Сия особа (думаю, что это был начальник Тайной канцелярии А.И. Ушаков. — Е.А.) прибыла туда еще в самую хорошую пору, когда жених раздевался, а невеста на постели лежала». Все участники приключения были немедленно арестованы, и «ныне, — заканчивает репортер, — всяк желает ведать, коим образом сие куриозное и любительное приключение окончится». Нет сомнений, что блестящей операцией по изъятию новобрачных из постели руководила сама императрица — незыблемый оплот отечественной нравственности. В ее силах было и признать недействительным церковный брак — ведь со времен Петра Великого император или императрица были главой русской Церкви.