История в историях

Александр Невский. Придуманный герой придуманной войны.

Все мы со школьной скамьи знакомы с подвигами святого князя Александра Ярославовича Невского. Две его великих победы, обезопасившие Русь от католической экспансии, считаются подлинным достоянием нашей истории и одним из столпов нашей национальной гордости. Его подвиги воспеты многими историками, журналистами, писателями, художниками и кинематографистами.


Казалось бы, Невская битва и Ледовое побоище, коим в школьном учебнике отведено чуть ли не столько же места, сколько описанию всей Великой Отечественной Войны, досконально разобраны десятками историков. Однако если приглядеться к этим событиям повнимательнее, оперируя при этом теми немногими историческими источниками, которыми мы располагаем, и толикой здравого смысла, а не шаблонными описаниями этих битв, копирующими друг друга, то неожиданно появляется множество вопросов.

Взявшись за эту статью, я прежде всего ставил перед собой целью именно критику "официальной" версии тех столь далеких от нас эпизодов истории. Естественно, опровергая ту или иную трактовку событий, я пытаюсь предложить свое видение оных. Однако я не принуждаю никого принимать мои логические построения за истину. Я всего лишь предлагаю не считать истиной и принятый ныне за аксиому стандартный взгляд на эти "судьбоносные" для России сражения, поскольку он зачастую логичен куда в меньшей степени, чем мой. Впрочем, решать, конечно, не мне.


Невская битва. Предыстория.

В нашем обществе сложилось устойчивое мнение, что все западные соседи Руси, начиная с древних времен, только и делали, что строили против нее какие-то козни, стремясь захватить ее территории, обратить ее жителей в "истинную веру" да и вообще, всячески нагадить. Апогеем такого вот отношения западных держав к Руси в целом и Новгороду в частности в XIII веке и явилась "объединенная агрессия шведов, датчан и немцев", скоординированная, само собой, Ватиканом.


Однако при более внимательном рассмотрении отношений Новгорода со своими западными соседями подобная теория не выдерживает никакой критики. Говоря о подлом нападении шведов на новгородскую землю в 1240 г., наши историки и журналисты чаще всего старательно опускают предысторию этого вторжения. Начнем с того, что военный и экономический потенциал Швеции в то время был не сравним с новгородским. С XI века в Швеции шли войны между язычниками и христианами, шведы постоянно воевали с окружающими их племенами.

Во время недолгих передышек между религиозными и феодальными войнами внутри страны, они пытались расширить свои владения за счет граничащих со Швецией земель язычников. По сути, шведы пытались вернуть себе то, что потеряли в XI веке. О каких-либо планах завоевания Новгорода речи и не шло, ввиду полного превосходства Новгородской республики над Швецией. Все, что могли позволить себе шведы, это редкие атаки тех или иных новгородских владений с целью захвата ключевых пунктов, позволивших бы шведам защищаться от походов на Швецию новгородских молодцов и их данников. А походы такие случались не реже, чем походы на Русь шведов. Один из самых известных из них - поход 1188 г.

Воспользовавшись тем, что в Швеции разгорелся очередной раунд кровавой междоусобицы, карелы и новгородцы напали на шведскую столицу, Сигтуну, разграбили и сожгли город и убили епископа Упсальского Иоанна. До этого похода Сигтуна была центром экономической, политической и культурной жизни Швеции. Расположенный на берегу озера Меларен (исторического центра страны) город был известен и далеко за пределами Швеции: "Civitas magna Sictone ("город великий Сигтуна") называет ее неоднократно Адам Бременский (1060-е гг.). При описании стран, лежащих по берегам Балтийского моря, упоминает Сигтуну арабский географ Идриси (1140-е гг.)." (Шаскольский И.П., "Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв.").

Но после карельского нападения этот "город великий" больше уже не восстанавливался. Вместо него шведы на острове в проливе, соединяющем Меларен с Балтийским морем, построили Стокгольм, а Сигтуна ныне является небольшим поселком в пригороде шведской столицы. Поход на Сигтуну был прекрасно реализованным в военном отношении: проход кораблей по крайне трудным для мореходства шхерам, внезапное нападение, захват города. Это, бесспорно, была выдающаяся победа русских. Но вот беда: самим русским о ней почти ничего неизвестно. О ней не пишут в учебниках, не снимают фильмов. Почему?

Все просто: она никак не вписывается в нежно пестуемую нашими историками теорию об "агрессии Запада". Впрочем, этот поход был не единственным в своем роде. В 1178 году карелы взяли город Ноуси, центр шведской части Финляндии, захватив при этом епископа Родульфа. В результате Ноуси пришел в упадок, столица шведской Финляндии была перенесена в Або, а епископ убит. 20 годами позже скорбная участь Ноуси и Сигтуны постигла и Або: в 1198 году новгородо-карельские войска высадились в Финляндии и огнем и мечом прошлись по шведским владениям, завершив свое победоносное шествие взятием Або, где епископ Фольквин повторил судьбу своего предшественника из Ноуси. Интересен и вопрос взаимоотношений Новгорода с предками финнов - племенем емь (шведское название - таваста).

У них-то к новгородцам было еще больше претензий, чем у шведов. Новгородцы и карелы ходили на емь в 1032, 1042, 1123, 1143, 1178 (тот самый, когда был взят Ноуси), 1186, 1188, 1191, 1198 (взятие Або), 1227. Неудивительно, что емь после всех этих грабительских походов не испытывали особо теплых чувств к новгородцам. И становится понятно, почему в шведском походе на Ладогу 1164 года участвовали и воины еми. И опять же становится ясно, почему новгородский летописец так описал национальную принадлежность "агрессоров", пришедших на Неву в 1240 году: "Придоша Свеи в силе велице, и Мурмане, и Сумь, и Емь".

Правда, если участие еми в походе 1164 сомнений не вызывает, то с их помощью шведам в Невской битве оные сомнения имеются в избытке, но об этом позже. Как видим, говорить о беспрестанных нападениях шведов на Новгород и в целом агрессивных действий "свеев" против своего русского соседа говорить не приходится. Можно лишь утверждать, что Новгород и Швеция организовывали походы друг против друга. То есть агрессия (хотя говорить об агрессии в контексте средневековых отношении и при имеющийся у нас информации не совсем корректно - подобные столкновения между соседями были нормой в то время, и называть это "агрессией" язык не поворачивается) была взаимной.

Невская битва. Цель вторжения.

Большинство отечественных историков вслед за Новгородской Первой Летописью (НПЛ) утверждают, что целью шведского похода была Ладога, на которую шведы, напомню, уже покушались в 1164 году. Ну а после Ладоги "агрессоры" само собой хотели взять Новгород и подчинить себе всю новгородскую землю. Некоторые особо патриотически-настроенные дарования скромно умалчивают о первой части злодейского плана шведов и переходят сразу ко второй. То есть в их представлении страшные потомки викингов сразу плыли к Новгороду. Утверждать, что целью шведов был Новгород, конечно же, абсурдно.


Такой поход - чистой воды самоубийство: шведы в то время были просто не в состоянии собрать армию, необходимую для взятия Новгорода. Собственно, они никогда и не пытались этого сделать. Взятие Ладоги выглядит куда более исполнимой задачей. Да и стратегическое значение Ладоги достаточно велико. Однако, если целью шведов был именно этот город, становится совершенно непонятным сам факт битвы в том месте, в котором он состоялся. Согласно НПЛ и "Житию", шведы, войдя в Неву, встали лагерем у места впадения в нее р. Ижоры и там и простояли вплоть до самого прихода Александра. Если бы целью шведов было взятие Ладоги, такое их поведение представляется крайне нелогичным.

Ладога была прекрасно укрепленным городом, взять который (особенно при отсутствии осадных орудий, коих у шведов не было) можно было только неожиданным приступом или же долгой осадой. В нашем же случае долгая осада - не вариант, просто потому, что Новгород не позволил бы осаждать Ладогу долгое время, а просто собрал бы достаточное по численности ополчение и выгнал шведов. Собственно, именно так все и произошло в 1164 году: шведы, не сумели добиться внезапности нападения, в итоге ладожане "пожьгоша хоромы своя, а сами затворишася въ град?". Когда же шведы приступили к осаде города, подошли новгородские войска и уничтожили свейскую рать. Поэтому единственный доступный шведам способ взятия Ладоги - внезапное нападение.

Тогда какой смысл стоять лагерем на Неве, ожидая, пока в Новгороде получат известие о твоем приходе? А ведь простояли там шведы где-то около недели. Как нам известно из "Жития", Александр получил весть о приходе шведов от крещеного ижорского старосты Пелгусия, возглавлявшего "морскую стражу". Организация такой стражи видится вполне реальной и разумной. Скорее всего, она представляла собой нечто вроде конной эстафеты. При расстоянии от Устья Ижоры до Новгорода где-то в 150 км, Александр должен был получить известие о приходе шведов спустя несколько часов. Еще день у него ушел на сбор войска. После этого войску нужно было преодолеть то самое расстояние в 150 км, чтобы добраться до противника.

А если учесть то, что новгородское войско скорее всего прошло через Ладогу, дабы присоединить к себе местную дружину, то путь удлиняется еще на несколько десятков километров. Учитывая не самые благоприятные для марш-бросков условия местности, до шведов Александр должен был добраться дней через пять. А шведы все это время должны были стоять на месте. А ведь за это время они уже совершенно спокойно могли добраться до Ладоги. Что же им мешало? По всей видимости, только то, что Ладога вовсе не была целью их вояжа. К тому же, если шведы действительно двигались к Ладоге, то с чего вдруг Александр направился к Ижоре? Ведь он же должен был понимать, что за то время, пока он форсированным маршем шел к шведам, они уже должны были оказаться совсем в другом месте.

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что шведы не стремились захватывать Ладогу. Что еще могло привести шведов в новгородские владения. А. Нестеренко в своей книге "Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище?" делает предположение, что никакие шведские войска вовсе не были в 1240 году на Неве, а Александр грабил купцов, которые остановились в устье Ижоры, чтобы поторговать с местными. Однако при всем моем уважении к замечательному труду Александра Николаевича, приходится признать, что подобное развитие событий крайне маловероятно. Во-первых, потому, что торговля была основой процветания Новгорода, который, кстати, был единственным русским членом Ганзейского Союза (что очень не любят вспоминать отечественные историки - видать, тоже не вяжется с представлением о Западе как исключительно о враге русского народа), и подобное поведение новгородского князя нанесло бы страшный удар по престижу города.

А такое новгородцы Александру бы никогда не простили и о своем княжении он мог забыть уже навсегда. И Александр также должен был это понимать. Ну а во-вторых, потому, что новгородцы не позволили бы торговать иностранцам с их данниками. Как ни крути, у Новгорода была монополия на торговлю с подвластными ему племенами, и нарушать эту привилегию Новгорода шведские купцы бы не стали. Остается только одна более-менее внятная гипотеза: целью шведского вторжения было основание в устье Ижоры собственной крепости, которая служила бы надежным форпостом Швеции на землях ее исконного противника.

Подобная крепость была бы помехой для грабительских походов карелы и ижоры в шведские земли, а в дальнейшем могла бы послужить центром экспансии шведов на территории этих племен с целью их христианизации. Если принять эту теорию, то становится вполне понятно, почему шведы проторчали неделю на одном месте: они просто-напросто приступили к постройке крепости.

Что характерно: дабы приписать битве еще более эпический размах, а Западу - еще больше "агрессивности" авторы разнообразных панегириков Невскому пытаются представить шведский поход 1240 г. как крестовый, при этом ссылаясь на какие-то папские буллы (та же участь, кстати, постигнет и тевтонских рыцарей: они-де тоже отправились в Крестовый поход на Русь, но об этом позже), однако ни о каком крестовом походе речь не шла, и ни одна папская булла к нему не призывала. Булла 1237 года, на которую горе-патреоты ссылаются чаще всего, призывает к походу на таваста, что несколько далековато от Невы.

Невская битва. Состав и численность участников.

Если верить НПЛ, то в 1240 году на Неве оказалось соединенное войско шведов, норвежцев и финских племен. Правда, еще Сокольский задавался вопросом, как новгородцы отличали норвежцев от шведов (М. Сокольский "Заговор Средневековья"). Говоря о несостоятельности версии участия в походе норвежцев, Сокольский приводит и такие аргументы: "норвежцы ("мурмане") находились в то время в крайне враждебных отношениях со Швецией, между ними фактически происходила затяжная война, и лишь год спустя, летом 1241 года, с шведской стороны была предпринята попытка примирения, и то безуспешно, к тому же, в самой Норвегии это было время острейшей внутренней борьбы между королем и мощной группой феодалов" (Там же).


К тому же если мы принимаем версию о том, что шведы предпринимали поход для основания на Неве города. То участие в этом походе норвежцев тем более непонятно: зачем им принимать участие в постройке чужой крепости. По той же причине маловероятно и участие в походе финнов: постройка городов - не самое любимое их занятие. Как мы помним, в 1164 году емь ходили под Ладогу совсем с другой целью - пограбить. Таким образом "национальный состав" этого "крестового похода" вполне ясен: в нем участвовали только шведы. Что касается численности, то тут все обстоит сложнее: ни НПЛ, ни даже "Житие" данных о численности шведского войска не приводят, а шведские хроники об этом походе просто молчат, поэтому судить о численном составе шведов мы можем только по косвенным факторам. Одним из таких факторов как раз и является отсутствие любых сведений о Невской битве в шведских хрониках.

Вполне логичным выглядит предположение, что, если бы шведы действительно предприняли в 1240 году крупный поход (например, с участием 5000 воинов, о которых говорит Пашуто), это непременно нашло бы отражение в шведских первоисточниках (благо, столь крупные предприятия шведы организовывали крайне редко). Другим косвенным источником для приблизительной оценки численность шведов может служить численность их войск в других походах. Похлебкин, к примеру, пишет о том, что численность шведов в их походах не намного превышала 1000 человек (В.В. Похлебкин "Отношения между Шведским государством и Русским государством").

В 1292 году шведы вторглись в Карелию с 800 воинами, а маршал Кнутсон в 1300 году основывал Ландскорну с 1100 шведами. Опосредованно об оценке численности шведов можно судить по численности новгородского войска и ходе сражения, о чем мы поговорим чуть позже. В итоге, суммируя те обрывки информации, которыми мы располагаем, можно предположить, что с наибольшей вероятностью численность шведского войска была равна примерно 2000-2500 человек. О большем говорить не приходится.

С численностью новгородцев разобраться несколько проще: НПЛ прямо указывает на то, что Александр воевал со шведами вместе с новгородцами и ладожанами. Правда, "Житие" это опровергает, утверждая, что князь отправился бить "римлян" только с "малой дружиной". Однако в данном случае запись в НПЛ вызывает куда больше доверия. Во-первых, из соображений банальной логики Александру не было смысла пренебрегать новгородским ополчением, поскольку хотя бы часть оного могла собраться в поход за то же время, которое потребовалось бы для этого дружине князя. Во-вторых, просто потому, что "Житие" - это своего рода акафист, и автор оного стремился всячески глорифицировать личность Александра и его победы.

А что, как не победа "малой дружиной" над многократно превосходящими силами противника, может лучше всего служить для этой цели? Так что реальность, вероятно, в куда большей степени отражает НПЛ. Таким образом, мы можем строить определенные предположения о численности русского войска: 200-400 княжеских дружинников, около 1000 новгородских и ладожских воинов и несколько сотен примкнувших к русским ижорцев (право, вряд ли они бы остались в стороне, когда шведы начали строить свою крепость на их племенных землях). В итоге численность войска новгородцев примерно равняется 1500-2000 человек.

Как мы видим, то, что шведы в несколько раз по численности превосходили своего противника, - всего лишь миф. Если шведское войско и имело определенное преимущество над новгородцами, то оно было не слишком большим.

Стоит, видимо, поговорить и о командном составе шведов в этом походе. НПЛ говорит нам о том, что среди шведов был князь, воевода с исконно шведским именем Спиридон и епископы. "Житие" же указывает на участие в бою короля, королевича и воеводы (при этом не называя его имени). Если с воеводой, кроме разве что имени, все понятно (должен же быть у войска руководитель), то с остальными именитыми предводителями разобраться куда труднее. Во-первых, совершенно не понятно, откуда "Житие" и НПЛ знают о том, что в войске был король, королевич, князь и епископ.

Вряд ли в горячке боя новгородцы допытывались званий и титулов от своих противников. А как же тогда простой новгородец мог отличить "князя" (которого большинство наших историков отождествляют с ярлом) от другого, пускай знатного, феодала? Столь же непонятно, как новгородцы разбирались в церковных санах участников похода и с чего взяли, что представитель Церкви (участие которого в походе ничего необычного собой не представляет) был именно епископом. Конечно, в Новгороде был в то время католический храм Святого Петра, однако вряд ли новгородцы были хорошо знакомы с иерархией оного.

Да и вообще вряд ли когда-либо видели епископов. К тому же в летописи говорится, что один из епископов был убит, однако нам известно, что все семь шведских епископов благополучно пережили 1240 год. Участие епископов вообще представляется крайне маловероятным. Как мы уже установили выше, это шведское предприятие не было "крестовым походом" и не имело какого-то серьезного религиозного значения. Шведы пришли на Неву прежде всего с целью постройки крепости, а крещение местных племен (которое, конечно, планировалось в отдаленной перспективе, как без этого) было делом десятым.

Таким образом, можно предположить, что епископы в этом походе все-таки не участвовали. То же самое можно сказать и о короле с королевичем: шведский король Эрик XI Эрикссон ни в каких походах не участвовал (к тому же "Хроника Эрика" называет его "хромым"), а детей у него вообще не было. По всей видимости, автор "Жития" заставил короля участвовать в этой битве для того, чтобы придать большую значимость шведскому походу, а следовательно, и победе Александра. Что же касается "князя"-руководителя похода, то в отечественной историографии им долго считали ярла Биргера, зятя короля.

Однако вот беда, Биргер стал ярлом только в 1248 году, а в 1240 ярлом был его двоюродный брат - Ульф Фаси. Когда эта информация всплыла, командование шведскими силами русские историки стали приписывать именно Фаси. Хотя Биргер, и не будучи ярлом, был довольно-таки значимой фигурой в политической жизни Швеции. В общем, вопрос с главой шведского похода до сих пор остается открытым, и строить по этому поводу догадки проблематично.

Невская битва. Ход сражения.

О ходе сражения нам из первоисточников известно крайне мало. По "Житию" битва началась 15 июля 1240 в "шестом часу дня". В русских летописях отсчет "дня" ведется от восхода солнца, то есть "шестой час" - это где-то часов 11. То есть в 11 часов дня войско Александра внезапно нападает на шведов. Вообще, внезапность этого нападения, по всей видимости, была относительной. Действительно, довольно трудно себе представить, что полуторатысячная закованная в сталь рать может "внезапно" напасть на войско шведов. Особенно учитывая то, что шведы - опытные войны и они никак не могли позволить себе не выставить перед лагерем дозорных.

Вот и получается, что воины Александра с лязгом доспехов и хрустом веток вряд ли остались незамеченными для шведского войска. Другое дело, что нападения это для шведов все-таки было неожиданным. Вероятно, они действительно ждали, что Александр станет собирать более крупное войско и не появится на Неве раньше, чем недели через две-три. Поэтому вряд ли лагерь находился в постоянной боевой готовности.

Иными словами, мы можем сделать такой вывод: шведы не ждали нападения и не были к нему готовы, однако подкрасться незамеченными к шведам новгородцы не могли, поэтому инсинуации некоторых наших историков о том, что шведы, мол, даже не успели взяться за оружие, представляют собой исключительно вымыслы.

Далее в "Житие" идет описание подвигов Александра, который, само собой "перебил римлян бесчисленное множество", а на лице "короля" "оставил след копья своего". Как мы уже знаем, никакого короля на берегах Невы не было. Однако это не смутило наших историков, которые заставили Биргера принять на себя удар Александрова копья. Выше уже говорилось, что участие Биргера в походе факт сам по себе сомнительный. К тому же до нас дошли портреты Биргера, и на них на лице Биргера никаких шрамов разглядеть нельзя. А ведь в то время не было принято скрывать шрамы, полученные в битве. Пускай даже битва эта закончилась поражением для обладателя шрама.

После очередных дифирамбов Александру в "Житие" идет описание подвигов шести "храбрых, как он" воинов. Первым среди этих славных мужей назван Гаврила Олексич, который "напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем, преследуемые им. Тогда схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конем. Но по Божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал на них, и бился самим воеводою посреди их войска.". Вообще, поведение героического Гаврилы выглядит довольно странно.

Начнем с того, что совершенно не понятно, за кем же он гнался, ведь королевичей у шведов быть не могло. Странным видится и желание Гаврилы въехать на шнек на коне - занятие, надо заметить, бесперспективное: в условиях корабельного боя всадник - крайне уязвимая цель. Да и конь просто переломал бы ноги на палубе. Столь опытный воин, как "храбрый муж из полка Александра" должен был это понимать. А вот далекий от военного дела монах, сочинявший житие, вряд ли хорошо это себе представлял. Волей-неволей напрашивается вывод, что подвиги в "Житие" - всего лишь выдумка автора. В летописи-то о них ничего не сказано.

Другой герой, новгородец Миша с дружиной "напал на корабли" и потопил три из них. Зачем потребовалось Мише воевать с кораблями, неясно. Столь же непонятно, как он это делал. Рубил топорами прямо в воде? А где при этом были шведы и что им мешало пристрелить грозу кораблей Мишу из луков?

Вообще, если судить по "Житию", то получается, что новгородцы воевали с чем угодно, кроме собственно шведов. Еще один герой, Савва, "ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный". Оригинальный маневр. В то время, как товарищи Саввы бились с "многократно превосходящим противником", наш смелый дружинник доблестно воюет с шатром. Интересно, а что делал Савва после того, как подрубил древко шатра? Может быть, так и остался под рухнувшим прямо на него шатром?

Еще два воина, Сбыслав Якунович и Яков, заслужили восхищение автора "Жития" тем, что "напали" на шведов с топором и мечом соответственно. Вообще-то, рукопашные битвы тем и отличаются, что в них каждый воин должен нападать на противника - кто с мечом, кто с топором, кто еще с чем. Вот и непонятно, почему автор "Жития" упомянул именно этих воинов. Фантазия кончилась?

Однако есть в "Житие" и куда более интересный пассаж: "Оставшиеся же обратились в бегство, и трупы мертвых воинов своих набросали в корабли и потопили их в море". Каким образом можно, "обратившись в бегство", заниматься при этом похоронами своих павших, известно, видимо, только автору. Нам же остается только делать предположения. Исходя из того, что НПЛ также утверждает, что шведы хоронили своих воинов (причем не только бросая их в корабли, но еще закапывая), можно сделать вывод, что шведы вовсе не обращались в бегство. Что же тогда произошло на самом деле? Судя по всему, наиболее вероятным вариантом развития событий является такой: новгородцы, пользуясь неожиданностью своего нападения, глубоко врезаются в оборону шведов, пройдя через весь их лагерь до самых кораблей.

На первых порах шведы только отступают. Однако через несколько минут, отступив к своим кораблям, они приходят в себя, создают определенную линию обороны и дают достойный отпор новгородцам. После этого новгородское войско отступает. В ходе этого боя новгородцы, как нам известно из летописи, потеряли 20 человек. По всей видимости, еще несколько десятков погибших приходятся на легче вооруженных ижорцев. В общем, можно предположить, что общие потери Александра составили человек 50. Потери шведов, по всей видимости, равны 3-4 сотням. Исходя из этого можно, судить и о численности шведского войска, о чем мы говорили выше. После этого боя, шведов должно было остаться не намного больше новгородцев, поскольку шведы, вместо того, чтобы перейти в контратаку и смять русское войско, отступают.

Однако шведов и не должно было остаться меньше, чем новгородцев, потому что последние вместо того, чтобы добивать шведское войско, дают свеям похоронить павших и спокойно отплыть. Проще говоря, после сражения должен был установиться определенный паритет между шведским и русским войском, в результате чего шведы сочли за лучшие не продолжать сражение, а отправиться домой. Опять же численность шведов должна была быть достаточной для того, чтобы похоронить несколько сотен трупов, погрузиться на корабли и отплыть в тот же день. То есть мы снова приходим к приведенной выше оценке численности шведского войска: 2000-2500 человек в зависимости от численности русских.

Итак, что мы имеем: Александр вовсе не разбил шведов в Невской битве - бой закончился вничью. В результате неожиданного нападения новгородцев шведы понесли большие потери (в несколько раз превосходящие русские), однако сумели дать достойный отпор, после которого новгородцы сочли за лучшее отступить. После этого сражения численность войск примерно сравнялась, поэтому шведы не решились перейти в наступление против новгородцев, а те в свою очередь, ввиду того, что у них не было ни превосходства в силе, ни преимущества внезапности, не решились повторить свою атаку. Поэтому шведы, похоронив убитых, погрузились на шнеки и отплыли, а новгородцы с победой вернулись домой.

Есть в "Житие" и еще один интересный пассаж: "Когда победил он (Александр) короля, на противоположной стороне реки Ижоры, где не могли пройти полки Александровы, здесь нашли несметное множество убитых ангелом Господним". Историки обычно объясняют это факт тем, что на шведский лагерь, располагавшийся еще и на другой стороне реки, напали ижорцы. Но эта теория не выдерживает критики.

Во-первых, зачем шведам разбивать свой лагерь на две части, ведь каждый из них в случае необходимости становился куда более уязвимым. Пока шведы с другой стороны реки сумели бы переправиться к атакованным товарищам, от оных могло ничего и не остаться. Во-вторых, зачем Александру было разбивать свою армия на две части, нападая сразу на два лагеря, учитывая то, что его войско уступало в численности шведскому?

Проще было сконцентрировать все силы на одном лагере, добившись тем самым численного перевеса уже в свою пользу. И, наконец, в-третьих, почему шведы, похоронив часть своих воинов, другую часть бросили валяться на берегу? Следует признать, что фрагмент "Жития", описывающий пришествие "ангела господня" - выдумка автора, вставленная в повествование только лишь с целью придать походу Александра ореол богоугодности.

Невская битва. Последствия.

В отечественной историографии принято утверждать, что новгородцы на Неве нанесли тяжелейшее поражение шведам, в результате которого те надолго забыли о расширении своих владений. Однако, как ни странно, "наголову разбитые шведы" уже в 1249 году шведы организовывают новый, теперь уже действительно крестовый, поход на Финляндию, основывают Тавастоборг. И это притом, что в 1247 году Финляндию потрясла очередная вспышка внутренних войн: ряд шведских бонд, возглавляемых знатным упландским родом Фолькунгов подняли восстание.

Кульминационным моментом мятежа была битва при Спарсетере, в которой королевские войска разбили феодалов. В дальнейшем противостояние шведов и новгородцев являлось все тем же постоянным обменом набегами на территорию друг друга: шведы с теми или иными целями устраивают походы в 1292, 1293, 1295, 1300 и т.д.; новгородцы и карелы в свою очередь - 1256, 1292, 1295, 1301, 1311 и т.д. Кроме того, карелы и новгородцы в 1271, 1279, 1302 организуют походы в Норвегию. Как мы видим, Невская битва мало что изменила в отношения Свеаленда с Новгородом.

Невская битва. Выводы.

Итак, подведем итоги. Невская битва явилась всего лишь еще один сражением в цепи длившихся не одно столетие взаимных походов шведских и новгородских войск друг на друга. В 1240 году шведы пришли на Неву с целью заложить там город, который стал бы определенной защитой внутренней территории Швеции от новгородских и карельских набегов. Однако Александр, узнав о приходе шведов, наскоро собирает войско и идет к месту строительства города. Тем не менее, несмотря на короткие сроки сбора, новгородское войско по численности не сильно уступало шведскому. Александру удалось добиться эффекта внезапности своего нападения, но шведы все равно сумели отбить атаку новгородцев.

При этом шведы понесли достаточно серьезные потери и решили не искушать судьбу и завершить свой поход. Похоронив павших, они погрузились на корабли и отплыли в Швецию. Победа в Невской битве не являлась каким-то выдающимся сражением и не выделялась на фоне других битв новгородцев со шведами ни по масштабу, ни по эффекту, ни по значимости. Такие сражения, как битва при Ладоге 1164 г. или взятие Сигтуны 1187 г. превосходят сражение на Неве по всем показателям.

Эти сражения являлись куда более наглядным образчиком доблести русских воинов, именно эти сражения в полной мере отражают славу русского оружия. И именно эти сражения незаслуженно забыты потомками, в чьей памяти осталась только битва на Неве, раздутая до невероятных масштабов царскими, советскими и современными историками. А ведь даже то, что Александр Ярославович за это сражение получил прозвище Невский, - всего лишь миф. Эту приставку к имени он получил лишь в XIV веке. А современники Александра никак не выделяли его победы. Только у русского народа с "исторической памятью" всегда было плохо.


Ледовое побоище. Предыстория.

В нашей историографии принято считать, что Ливонская Конфедерация издревле была враждебным к Руси государством и занималась лишь тем, что варварским образом подчиняла себе местные племена. В то время, как Русь, разумеется, вместе с этими племенами пыталась оказать сопротивление западной экспансии. Именно как наиболее яркий эпизод этого сопротивления и рассматривается битва на Чудском озере. Однако, если более глубоко изучить историю Ливонии, то вдруг оказывается, что Русь совсем не всегда была союзником прибалтийских племен. И далеко не всегда враждовала с Ливонией. А если и враждовала, то корни этой вражды лежали вовсе не в столкновении цивилизаций, а все лишь в жажде все той же Руси пограбить соседей.


Лишь у двух русских княжеств исторически были определенные виды на Прибалтику: у Новгородского и у Полоцкого. Эти княжества всегда рассматривали Прибалтику в качестве прекрасной цели для грабежей. Например, Новгород устраивал походы с этой целью в 1030, 1054, 1060, 1068, 1130, 1131-1134, 1191-1192,. Впрочем, список, конечно, не полный. Все эти предприятия устраивались только лишь из соображений материальной выгоды. Лишь однажды новгородцы попытались закрепиться в Прибалтике, построив в 1030 году г. Юрьев (будущий Дерпт, а ныне - Тарту).

Первое же столкновение русских с немцами произошло в 1203 году. И произошло это вовсе не потому, что мерзкие католики вели агрессивную политику, вовсе нет. У немцев тогда в принципе не было возможности вести агрессивную политику: во всей Ливонии они имели всего пару плохо укрепленных замков и пару сотен воинов. И вот именно этой слабостью Ливонии и воспользовалось удельное полоцкое княжество Герцикэ, напав на ливонский Ишкиле. Ливонцы предпочли откупиться и полочане, получив желаемое, отправились зарабатывать "на хлебушек" дальше - на этот раз к следующему ливонскому замку: Гольму, но там немцы сумели отбить нападение русских.

Как мы видим, агрессивную политику проводили именно русские княжества. Впрочем, им было без разницы, на кого нападать: на немцев, лэттов, эстов или еще кого - для них определяющим фактором при выборе цели была не национальность и не вероисповедание, а "платежеспособность". А вот другой удельный полоцкий князь - Вячко из Кукенойса - заключил с Ригой в 1205 году мир. Были и у русских, и у немцев в Прибалтике общие враги - крайне воинственные литовцы. Поэтому и русские, и, тем паче, крайне слабые в то время немцы считали за лучшие, по крайней мере, время от времени дружить.

Но как только у русских вновь появилась возможность беспрепятственно пограбить католиков, они не преминули ей воспользоваться: в 1206 полочане вновь нападают на Ишкиле и Гольм. Однако в обоих случаях атака русских была отбита. После этой неудачи, Вячко (по всей видимости, также участвовавший в походе) вновь в 1207 г. обращается к епископу Альберту (тогдашнему главе католической Ливонии) с предложением мира. Альберт с радостью принимает это предложение. Однако вскоре происходит интересный инцидент.

Вячко, по всей видимости, что-то не поделил со своим соседом, ливонским рыцарем Даниилом. В результате Даниил нападает на Кукенойс, захватывает город и берет в плен самого Вячко. Казалось бы, вот он, вопиющий случай исключительной агрессивности немцев! По логике вещей теперь богомерзкие католики теперь должны были обосноваться на подло захваченных русских землях и насильно обращать их население в "латинскую" веру. Однако немцы поступают с точностью до наоборот. Альберт приказывает освободить Вячко, вернуть ему город и все захваченное имущество.

Больше того, Альберт пригласил Вячко в Ригу, где принял его с почетом, подарил лошадей и богатые одежды. А когда Вячко отбыл в Кукенойс, Альберт отправил вместе с ним 20 немецких мастеров, которые должны были укрепить фортификацию города. Сам же Альберт в это время должен был уплыть из Риги в Германию, чтобы вернуть на Родину отслуживших свое в Ливонии рыцарей и забрать новую партию пилигримов. Таким ослаблением Риги решил воспользоваться Вячко. Вначале он решил разобраться с работавшими в Кукенойсе немцами. Правда, даже столь нетрудная задачу он решил с трудом, сумев перебить лишь 17 человек, а 3-м удалось сбежать. После этого Вячко начал готовиться к походу на Ригу.

Но Альберт, который еще не успел отплыть далеко, был вовремя оповещен о предательстве русского князя, вернулся с рыцарями в Ригу, приготовившись к обороне. Правда, обороняться немцам не пришлось: доблестный Вячко, узнав о возвращении Альберта, просто поджег Кукенойс и с дружиной сбежал куда-то на Русь. На этот раз немцы решили не искушать судьбу и взяли Кукенойс под свой контроль. Затем в 1209 немцы решили обезопасить себя от нападений еще одного противника - Герцикэ, которое уже неоднократно покушалось на ливонские земли, да к тому же было союзников литовцев во всех их походах против Риги. Ливонское войско под стенами Герцикэ разбило силы его князя, Владимира, и взяло город, после чего князю был предложен мир, по условиям которого ему возвращался город, но он в свою очередь был обязан отказаться от любого сотрудничества с литовцами и признать сюзеренитет Ливонской Церкви.

А далее происходит странная вещь: в 1210 г. немцы отправляют послов к полоцкому князю, которые должны были предложить ему мир. И Полоцк на этот мир соглашается при том условии, что ливы, которые находились в подчинении Риги, будут выплачивать Полоцку дань и епископ будет нести за это ответственность. Вот удивительно: Полоцк, соглашается на мир с немцами, которые захватили два его удельных княжества да еще и распространяют свое влияние на язычников. Однако с другой стороны, что в этом странного: вопреки утверждениям наших историков, которые на каждом углу кричат о том, что русские издревле помогали прибалтийским племенам бороться с западными оккупантами, Полоцку на эти племена было плевать с высокой колокольни. Единственное, что его интересовало - прибыль.

Раньше Полоцк получал прибыль с ливов напрямую - через грабежи. Теперь ту же самую дань Полоцку платила Рига, да еще и на организацию походов тратиться не надо было (не говоря уж о преимуществах мирной торговли с богатыми немецкими купцами). Вот и получается, что Полоцк готов был совершенно добровольно отдать язычников в руки коварных католиков, лишь бы были барыши. В том же 1210 г. немцы организуют очередной поход на эстов, причем в союзе с Псковом. Как видим, Псков тоже не заботила вера новых союзников и их "агрессия" по отношению к прибалтийским племенам. Главным для русских была прибыль. А если эту прибыль можно было выбить из эстов с помощью немцев, значит, так тому и быть.

В 1212 году полочане потребовали от немцев встречи для того, чтобы обсудить условия мира. По всей видимости, размер дани, уплачиваемой ливами Полоцку, несколько упал, и решили полочане разобраться с этим делом. Разумеется, на встречу полоцкий князь Владимир приехал с войском. Впрочем, как и немцы. Владимир потребовал от Альберта прекращения крещения ливов, поскольку крещеные ливы уже не горели таким желанием платить Полоцку, а предпочитали вносить церковную десятину епископу. Альберт эти требования отверг. Тогда Владимир построил свое войско и приготовился к битве, по всей видимости, не надеясь на сопротивление немцев. Однако те также построили свое войско. Больше того, в рядах немцев был бывший псковский князь Владимир Мстиславович. В результате, полочане не решились вступить в битву с немцами и договорились полюбовно.

В 1216 году происходит первое столкновение немцев с Новгородом. И вновь инициатором конфликта стали русские князья: новгородцы с псковичами в конце года напали на город эстов Оденпэ (в то время уже принадлежавший немцам) и разграбили его. В январе 1217 эсты с помощью немцам провели ответное нападение на новгородские земли. Но ни о каких территориальных приобретениях речь не шла - немцы, пограбив новгородцев, ушли восвояси. В том же году новгородцы вновь собрались в поход на Одемпэ. Новгородские войска осадили город, однако взять его так и не смогли, поэтому новгородцам пришлось ограничиться разграблением окрестностей. На помощь осажденному гарнизону Одемпэ поспешило наспех собранное войско.

Однако серьезной помощи ливонцам в Одемпэ оно, в силу своей малочисленности, оказать не сумело. Все, на что хватило сил этого войска, - пробиться в Одемпэ. В результате численность людей в городе оказалось достаточно большой, а припасов - крайне мало. Поэтому ливонцы были вынуждены запросить мира у русских. Те, взяв с немцев выкуп, ушли из Ливонии. Что характерно: новгородцы, если бы они действительно боялись излишней активности католической Церкви или боролись за свободу прибалтийских племен, совершенно спокойно могли бы просто заморить голодом всех немцев в Оденпэ, уничтожив тем самым большую часть ливонского войска и надолго остановив католическую экспансию.

Однако новгородцы и не думали этого делать. Католики им никак не мешали. Даже наоборот - денег у них было даже больше, чем у язычников, а значит, грабить вдвойне веселей. Вот и не стремились русские рубить сук, на котором сидели - зачем убивать немцев, которые за годик-другой смогли бы снова накопить денег, которые у них потом в очередном походе можно будет отнять? Собственно, именно так новгородцы и поступили: в 1218 году новгородское войско вновь вторгается в Ливонию. Вновь русские оказываются не в состоянии взять ни одного ливонского замка и вновь, разорив окрестности, возвращаются с добычей домой.

Но вот в 1222 году происходит знаковое событие: эсты поднимают мятеж против немцев. Понимая, что своими силами с рыцарями они справиться не смогут, эсты обращаются за помощью к Новгороду. И новгородцы действительно приходят, грабят окресности, и уходят, оставив в подаренных эстами замках небольшие гарнизоны. То есть новгородцы были мало заинтерсованы в присоединении ливонских земель. Как обычно, ими руководила всего лишь жажда наживы. Размеется, немногочисленные русские войска, оставленные в немецких замках долго сопротивляться ответным действиям ливонцев не смогли, и к 1224 году немцы отчистили земли эстов от русских. Что интересно, в то время, как немцы уничтожали русские гарнизоны, новгородцы в ус не дули и даже не собирались помогать своим товарищам.

Зато когда немцы, вернув себе захваченные русскими в 1223 году земли, запросили у Новгорода мира, выплатив при этом дань, новгородцы с радостью согласились - еще бы, халява как-никак. Следующий поход Ярослав Всеволодович, бывший в то время новгородским князем, решил провести в 1228 году. Однако Ярослава не очень любили ни в Новгороде, ни в Пскове, в результате чего вначале псковичи, а затем и новгородцы в походе участвовать отказались. А вот 1233 год стал в определенной степени знаменательным для русско-ливонских отношений, поскольку явился своего рода предтечей событий 1240-1242 года.

В 1233 году при помощи ливонского войска бывший псковский князь Ярослав Владимирович (изгнанный из города, по всей видимости, по инициативе просуздальской группировки, поддерживавшей Ярослава Всеволодовича) захватывает Изборск. Судя по всему, Изборск сдался князю без боя, поскольку, если бы это прекрасно укрепленная крепость решила сопротивляться, у немцев ушло бы, как минимум, несколько недель на то, чтобы ее взять, а за это время к городу бы успело подойти и псковское, и новгородское ополчение, которое бы камня на камне не оставило бы от "западных захватчиков".

Но город пал быстро, значит, воевать изборчане со своим князем не хотели. И вот ливонцам предоставляется прекрасная возможность начать захват новгородских земель, ведь в их руках уже оказался Изборск - ключевой пункт псковской земли и прекрасная крепость. Однако немцы не хотят оборонять Изборск, и в том же году псковичи (вероятно, при поддержке все той же просуздальской партии внутри города) вновь захватывают Изборск и берут в плен Ярослава Владимировича. Ярослав Владимирович был отправлен сначала в Новгород к Ярославу Всеволодовичу, а затем в Переяславль, откуда через некоторое время ему каким-то образом удалось сбежать, что сыграло немаловажную роль в "крестоносной агрессии" 1240-1242.

Итак, какой вывод мы можем сделать? Ливония никогда не вела агрессивную политику в отношении русских княжеств. У нее на это просто не было сил. Ни до, ни после 1242 года Ливония была не в состоянии соревноваться с Новгородом по экономическому и военному потенциалу. Русские же княжества постоянно пользовались слабостью своего западного соседа, проводя крупные и не очень набеги. Необходимо отметить, что и русские княжества никогда не были заинтересованы в уничтожении плацдарма "западной агрессии" в Прибалтике, хотя возможностей раздавить слабую Ливонию (особенно в начальный период ее существования) у русских было предостаточно. Однако лейтмотивом отношений Руси с Ливонией было вовсе не борьба с "иноземными захватчиками", а получение прибыли от грабежей.

Ледовое побоище. От взятия Изборска до битвы на Чудском озере.

Итак, Ярославу Владимировичу как-то удалось бежать из Переяславля. И куда он бежит? Вновь к своим "заклятым врагам" - немцам. И в 1240 году Ярослав пытается повторить то, что не получилось у него в 1233. Крайне точное (пускай и несколько анахронистичное) определение действиям немцев в 1233 и 1240 годах дали Белицкий и Сатырева: "Так называемые "захваты" войсками Ордена Изборска и Пскова в 1233 и 1240 гг. можно в свете сказанного рассматривать в качестве временного ввода ограниченного контингента орденских войск в пределы Псковского княжества, произведенного по просьбе законного правителя Пскова, князя Ярослава Владимировича". ("Псков и Орден в первой трети XIII века").


Действительно, действия немцев нельзя рассматривать, как попытку захвата русских земель или, тем паче, попытку завоевания Новгорода (для ливонцев это было бы не менее (и даже более) убийственной затеей, чем для шведов) - немцы всего лишь стремились помочь Ярославу Владимировичу в борьбе за княжеский стол. У кого-то может возникнуть вопрос: для чего им это понадобилось? Все просто: ливонцы хотели видеть на месте Псковского княжества своеобразное буферное государство, которое бы защищало Прибалтику от постоянных набегов новгородцев. Желание вполне понятное, надо заметить. Что интересно, и псковичи, и новгородцы тоже были совсем не против оказаться частью "западной цивилизации", благо, с Западом у них было гораздо больше общего, чем с Ордой, платить дань которой им не очень-то улыбалось.

Да и власть Ярослава Всеволодовича и его сына, нашего героя, Александра Ярославовича, при всяком удобном случае пытавшихся урезать новгородские вольности, их уже порядком достала. Поэтому, когда осенью 1240 года Ярослав Владимирович при поддержки ливонского войска вторгся в псковские земли и подошел к Изборску, город, по всей видимости, вновь не оказал сопротивления. Иначе, как можно объяснить тот факт, что немцы вообще сумели его взять? Как уже говорилось выше, Изборск был прекрасной крепостью, взять которую можно было только в результате долгой осады. А ведь расстояние от Изборска до Пскова - 30 км, то есть один дневной переход. То есть если бы немцам не удалось взять Изборск с ходу, им бы не удалось взять его вообще, поскольку подоспевшее псковское войско просто разбило бы захватчиков.

Таким образом, можно предположить, что Изборск сдался без боя. Однако в Пскове, где сепаратистские настроение, по-видимому, также были сильны, сторонники Ярослава Всеволодовича предпринимают попытку спасти свою власть: к Изборску отправляется псковское войско. Под стенами Изборска немцы атакуют псковичей и разбивают их, убив 800 человек (по Ливонской Рифмованной Хронике). Далее немцы выдвигаются к Пскову и осаждают его. И вновь русские не демонстрируют особенно желания сражаться: после всего лишь недельной осады Псков сдается. Показательно, что и Новгород вовсе не стремился помогать псковичам: вместо того, чтобы выслать войско на помощь Пскову, новгородцы спокойно ждут, когда немцы возьмут город.

Видать, и новгородцы не считали злом восстановления в Пскове княжеской власти Ярослава Владимировича. А что же делают "крестоносцы" после захвата столь крупного и столь значимого центра, как Псков? А ничего. По ЛРХ, немцы всего-навсего оставляют там двух рыцарей-фогтов. Исходя из этого, можно сделать вполне логичный вывод: немцы вовсе не стремились к захвату новгородских земель - их единственной целью было установление нужной им власти в Пскове. Только и всего. Вот и вся "смертельная угроза, повисшая над Русью".

После взятия Изборска и Пскова немцы совершают следующий "акт агрессии" - строят на землях племени водь "крепость" Копорье. Разумеется, наши историки попытались преподнести этот факт, как наглядную демонстрацию того, что немцы пытаются закрепиться на новых землях. Однако это не так. Просто вожжане, судя по всему, заявили о своем намерении принять католичество и покровительство Ливонской Церкви, после чего немцы и построили им небольшой острог. Дело в том, что немцы строили укреплении для всех язычников, принявших католичество. Такая вот была в Прибалтике традиция.

После основания этого страшного опорного пункта католической агрессии немцы берут г. Тесов и, собственно, все. На этом вся агрессия заканчивается. Пограбив окрестности Новгорода, немцы и эсты уходят с новгородских земель, оставив Псков во владении своего старого союзника Ярослава Владимировича. Вся немецкая "оккупационная армия" состояла из уже упоминавшихся выше двух рыцарей. Однако наши историки во весь голос кричат о том, что, мол, эти два рыцаря представляли страшную угрозу для независимости Руси.

Как мы видим, немцы приходили на Русь вовсе не с целью окатоличивания Пскова или, упаси Боже, захвата Новгорода. Немцы всего лишь пытались обезопасить себя от опустошительных набегов новгородцев. Однако нам настойчиво продолжают навязывать теорию католической экспансии. А ведь, как и в случае со шведами, нет ни одного документального подтверждения того, что Папа призывал ливонцев к крестовому походу против Руси. Как раз наоборот: подробности этого похода говорят нам о том, что он носил совсем другой характер.

Единственные враждебные действия Папы против Новгорода заключались в том, что он передал захваченные немцами (и некоторые другие) русские земли под юрисдикцию Эзельского епископства. Правда, совершенно непонятно, что же в этом особенного. Не стоит забывать, что русская православная Церковь априори поддерживала любые русские походы в ту же Ливонию, но ведь никто почему-то не считает, что походы эти провоцировались именно Церковью. Так что не было никакого "крестового похода против Руси". И быть не могло.

Как ни парадоксально, Новгород ощутил нависшую над ним угрозу только после того, как немцы покинули новгородские земли. До этого момента пронемецкая партия в городе надеялась на то, что Новгород повторит судьбу Пскова. Надеялась эта партия и на то, что немецкие рыцари окажут хоть какую-то помощь Новгороду в борьбе в Ярославом Всеволодовичем и татарами. Однако, как выяснилось, немцы не собирались ни брать Новгород, ни, тем более, оказывать какую-то бы ни было поддержку русским в чем-либо - они даже в Пскове не захотели оставлять гарнизон.

К тому же, после захвата Пскова Новгород, который до этого был надежно прикрыт от прибалтийских племен землями Псковского княжества, теперь оказался открыт для набегов эстов, и это тоже никак не могло радовать новгородцев. В результате они обращаются к Ярославу Всеволодовичу с просьбой прислать им князя (Александра новгородцы выгнали через несколько месяцев после Невской битвы). Ярослав вначале присылает Андрея, однако новгородцев он чем-то не устроил, и они просят Александра.

Со второй попытки Ярослав удовлетворяет их просьбу. Первое же, что делает Александр по приезду, - уничтожает оппозицию. Что характерно: когда немцы взяли в Псков, то никаких карательных мер в нем не проводили - наоборот, все, кому не нравилась новая власть, были вольны покинуть город, что многие и сделали. Но на Руси с несогласными всегда обращались покруче, вот и русский национальный герой Александр исключением не стал.

После уничтожения соперников внутри своих владений, Александр переходит в противникам внешним: собрав войско. Он выдвигается к Копорью, которое сразу и берет. Многие из вожжан, находившихся в остроге, были повешены, а сама "крепость" - срыта. Следующей целью Александра стал Псков. Но штурмовать эту цитадель князю не пришлось: Псков сдался сам. Судя по всему, Ярослав Владимирович вовремя почувствовал изменение конъюнктуры, счел более разумным остаться без княжества, зато с головой на плечах и сдал город новгородцам без боя. За что, видимо, и был награжден княжением в Торжке вместо полагавшейся ему по логике вещей и заведенной Александром традиции виселицы.

А вот двум рыцарям, находившимся в городе повезло меньше: по ЛРХ, они были изгнаны из города. Правда, некоторые наши историки до сих пор искренне уверены в том, что рыцарей в городе было совсем даже не 2, а какое-то бесчисленное множество. Вот, например, Ю. Озеров пишет про взятие Пскова: "В бою было убито 70 знатных орденских братьев и много рядовых рыцарей" ("Как "свинья" напоролась на "полчный" ряд"). Интересно, какой сакральный смысл Озеров вкладывает в термин "рядовые рыцари". Но это, в общем-то, не так важно, хотя бы потому, что 70 рыцарей в Пскове быть не могло по определению, поскольку тогда необходимо признать, что в Пскове сидели вообще все братья Немецкого Дома Святой Марии в Ливонии (как стал называться Орден Меченосцев после вхождения в состав Тевтонского Ордена в1237 году), и тогда воевать на Чудском озере было просто некому.

По всей видимости, миф о 70 убитых в Пскове рыцарях восходит к Хронике Тевтонского Ордена, в которой содержится такой отрывок: "Этот князь Александр собрался с большим войском и с большой силой пришел к Пскову и взял его. Несмотря на то, что христиане храбро оборонялись, немцы были разбиты и взяты в плен и подвергнуты тяжкой пытке, и там было убито семьдесят орденских рыцарей. Князь Александр был рад своей победе, а братья-рыцари со своими людьми, которые там были убиты, стали мучениками во имя бога, прославляемыми среди христиан".

Однако, как видим, в этой хронике автор собрал воедино взятие Пскова и ледовое побоище, таким образом, следует говорить о 70 рыцарях погибших в обоих этих сражениях. Но и это было бы неверным, поскольку информация о событиях в русских землях в 1240-1242 году автор ХТО позаимствовал из ЛРХ, а все отличия текта ХТО от текста ЛРХ - исключительно плод фантазии хрониста ХТО. Бегунов, Клейненберг и Шаскольский в своей работе, посвященной исследованию русских и западных источников о Ледовом побоище, писали в отношении поздних европейских хроник следующее: "Из приведенных текстов и из комментариев с полной очевидностью явствует, что все тексты поздних прибалтийских хроник XIV -- XVI вв., описывающие немецкую агрессию против Руси 1240 -- 1242 гг., восходят к соответствующей части "Рифмованной хроники" и являются ее сильно сокращенными пересказами.

В приведенных текстах есть несколько известий, отсутствующих и "Рифмованной хронике", но, как было показано в комментариях, ни одно из атих известий не может быть возведено к какому-либо достоверному дополнительному источнику (письменному или устному); по всей видимости, все расхождения между текстами поздних хроник и текстом "Рифмованной хроники" являются просто плодами литературного творчества поздних хронистов, кое-где добавлявших от себя (и по своему разумению) отдельные детали в освещение событий, целиком заимствуемое из "Рифмованной хроники" ("Письменные источники о Ледовом побоище"). То есть единственной реальной и отвечающей здравой логике численностью рыцарей в Пскове следует полагать именно упомянутых в ЛРХ двоих фогтов.

Следующим этапом похода Александра, видимо, стал Изборск. О его судьбе не сообщает ни одна летопись или хроника. Судя по всему, эта крепость, как и Псков, сдалась князю без боя. Что, в общем-то, и не удивительно при полном отсутствии в этом крайне важном в стратегическом отношении городе немцев. А после того, как "иноземные захватчики" окончательно были изгнаны из русских земель, новгородцы приступили к своему любимому занятию: грабежам ливонских земель.

Весной 1242 войско Александра перешло на западный берег Чудского озера (владения Ливонии) и приступило к разворовыванию имущества местных жителей. И именно во время этого славного занятия один из русских отрядов под командованием брата новгородского посадника Домаша Твердиславовича был атакован рыцарским войском и чудским ополчением. Новгородский отряд был разбит, многие, включая самого Домаша, убиты, а остальные бежали к основным силам Александра. После чего князь отступил на восточный берег озера. Наспех собранные ливонские войска, судя по всему, решили догнать новгородцев с целью отнять у них награбленное. И вот тогда-то и состоялось ледовое побоище.

Из вышеизложенных событий явственно следует, что никакой страшной "агрессии Запада" и "смертельной угрозы Новгороду" не было и впомине. Немцы пришли в новгородские земли с единственной целью: создание на территории Псковского княжества нового, дружественного Ливонии государства под властью их давнего союзника князя Ярослава Владимировича. Государство это должно было служить своеобразным щитом Прибалтики от разорительных набегов новгородцев.

Исполнив свою миссию и установив власть Ярослава в Пскове, немцы покинули русские земли, оставив лишь двух наблюдателей. На этом "агрессивные" действия ливонцев и закончились. Разумеется, новгородцев такое положение дел не устраивало, и в 1241 году Александр отправился в свой "освободительный поход" через Копорье, Псков и Изборск прямиком на земли Ливонии - грабить. Резонный вопрос: так кто кому угрожал в 1242 году: Ливония Новгороду или все же наоборот?


Ледовое побоище. Численность участников.

В отечественной историографии почему-то чаще всего за аксиому принимаются такие цифры: немцев 10-12 тысяч, русских 15-17. Однако откуда взялись эти тысячи, совершенно непонятно. Начнем с новгородцев: по оценкам Тихомирова, в начале XIII века численность населения Новгорода доходила до 30 тысяч человек. Разумеется, численность всей Новгородской земли была в несколько раз больше. Однако, вероятно, к интересующему нас периоду реальная численность населения Новгорода и новгородского княжества была ниже. Чем в начале века.


С.А. Нефедов в статье "О демографических циклах в истории средневековой Руси" пишет: "В 1207-1230 годах в Новгородская земле наблюдаются характерные признаки экосоциального кризиса: голод, эпидемии, восстания, гибель больших масс населения, принимающая характер демографической катастрофы, упадок ремесла и торговли, высокие цены на хлеб, гибель значительного числа крупных собственников и перераспределение собственности".

Голод 1230 года унес в одном только Новгороде жизни 48 тысяч человек, включая жителей окрестных земель, приехавших в Новгород в надежде спастись от этого бедствия. А сколько всего погибло жителей Новгородского княжества? Таким образом численность в Новгородской земле к 1242 году значительно упала по сравнению с началом XIII века. В самом городе погибла треть населения. То есть в 1230 году численность населения Новгорода не превышала 20 000 человек. Маловероятно, чтобы за 10 лет она вновь добралась до отметки в 30 тысяч. Таким образом, сам Новгород мог выставить войско в 3-5 тысяч человек при максимальном напряжении всех мобилизационных ресурсов.

Однако такое могло быть только в случае крайне опасности для Новгорода (например, если бы вдруг Батыево войско не ограничилось разграблением Торжка, а таки дошло бы до стен Новгорода). А как мы уже установили выше, никакой опасности для города в 1242 году совершенно не было. Поэтому и войско, которое собрал бы сам Новгород, не превышало 2000 человек (к томуже не стоит забывать, что в Новгороде существовала серьезная оппозиция князю, которая вряд ли присоединилась бы к его войско - впрочем, жажда наживы могла заставить новгородцев и забыть об их вражде с князем).

Однако Александр планировал относительно крупный поход в Ливонию, поэтому войско собиралось со всего княжества, а не только из Новгорода. Но собирал он его не долго - не больше нескольких месяцев, поэтому, по всей видимости, общая численность новгородского войска не превышала 6-8 тысяч человек. Для примера: если верить Хронике Генриха, в 1218 году численность русского войска, вторгшегося в Ливонию, составляла 16 тысяч человек, и при этом войско сие собиралось на протяжении двух лет.

Итак, численность новгородцев составляла 6-8тысяч. Еще несколько сот воинов - дружина Александра. Да к тому же из Суздаля на помощь брату прибыл Андрей Ярославович тоже с каким-то войском (по всей видимости, опять же несколько сотен). Таким образом, численность русской армии составляла 7-10 тысяч человек. Чтобы набрать больше войска, не было времени, да и, судя по всему, желания.

С немецким войском все обстоит куда интереснее: ни о каких 12 тысячах там речи даже не идет. Начнем по порядку: в 1236 году состоялось важное для Ливонии событие - битва при Сауле. В этой битве Орденское войско было наголову разбито литовцами. Было убито 48 рыцарей Ордена Меченосцев вместе с магистром. По сути, это было полное уничтожение Ордена, от которого осталось не более 10 человек. Первый и единственный раз на территории Прибалтики был полностью уничтожен рыцарский Орден. Казалось бы, наши историки должны всячески обмусоливать этот факт, рассказывая о том, как наши союзники по борьбе с католической экспансией - литовцы - уничтожили целый орден.

Однако ж нет, об этом сражении простому россиянину не известно. Почему? А потому, что вместе с войском "псов-рыцарей" с литовцами сражался отряд псковичей численностью в 200 человек (при общей численности немецкого войска, не превышавшей 3000, вклад достаточно весомый), но не суть. Так вот в 1236 году Орден Меченосцев был уничтожен, после этого при участии папы остатки ордена в1237 г. влились в состав Тевтонского Ордена и стали Немецким Домом Святой Марии в Ливонии. В том же году в Ливонию прибыл новый ландмейстер Ордена Герман Балке вместе с 54 новыми рыцарями.

Таким образом численность Ордена увеличилась где-то до 70 рыцарей. В итоге можно с уверенностью сказать, что численность ливонского филиала Тевтонского Ордена к 1242 никак не могла превышать 100 человек. Об этом же пишут Бегунов, Клейненберг и Шаскольский (Указ. соч.). Впрочем, рыцарей могло быть и еще меньше, ввиду их быстрой убыли: например, в 1238 году рыцари потеряли больше 20 своих братьев при Дорогичине. Однако даже если число рыцарей и приближалось к сотне, далеко не все они могли участвовать в Ледовом побоище, поскольку у ордена были и другие дела: только в 1241 году было подавлено восстание эстов на о. Сааремаа.

В 1242 вспыхнуло восстание куршей, которое и отвлекало на себя значительные силы Ордена. Магистр отделения ТО в Ливонии Дитрих фон Грюнинген не участвовал в битве на Чудском озере именно в силу своей занятости делами Курляндии. В итоге мы приходим к выводу, что численность орденского войска в битве не могло превышать 40-50 рыцарей. Учитывая то, что на одного рыцаря в Ордене приходилось 8 так называемых полубратьев, то общая численность армии Ордена составляла 350-450 человек. Дерптский епископ мог выставить ополчение максимум из 300 человек. Еще несколько сотен человек мог предоставить союзникам датский Ревель. Вот и все, больше в европейцев войске не было. В общей сложности получается максимум 1000 человек. Кроме того, в "немецком" войске были ополченцы из чуди - еще около полутора тысяч. Итого: 2500 человек.

Это был максимум того, что были в состоянии выставить Орден и Дерпт в то время и при тех условиях. Ни о каких 12 000 не может быть и речи. Во всей Ливонии не было стольких воинов. Тевтонский орден также был не в состоянии помочь своему ливонскому филиалу: в 1242 все его силы были брошены на подавление вспыхнувшего в Пруссии восстания. Да и потрепан Орден был изрядно: в 1241 году его войско, входившее в состав армии силезского князя Генриха II , набранной из немцев, поляков и тевтонов для отражения совершавшей свое победоносное шествие по Европе монгольской армии. 9 апреля 1241 года в битве при Легнице орда хана Кайду наголову разбила европейцев. Объединенные войска, в том числе и орден, понесли огромные потери.

Битва была действительно огромной по масштабам, не в пример нашему карликовому "Ледовому побоищу". Однако и о ней наши историки вспоминают нечасто. Видимо, этот факт не вписывается в еще одно любимую русскую теорию: о том, что Русь, мол, приняла на себя основной удар монгольских орд и спасла тем самым Европу от этого бедствия. Мол, монголы не посмели идти дальше Руси, побоявшись оставлять у себя в тылу огромные и до конца непокоренные пространства. Однако это всего лишь очередной миф - ничего монголы не боялись.

Фактически, к лету 1241 года они уже покорили все Восточную Европу, заняв Венгрию, Силезию, Румынию, Польшу, Сербию, Болгарию и т.д. разбивая одну за другой европейские армии, взяв Краков и Пешт, уничтожив европейские войска при Легнице и Шайо. Словом, монголы совершенно спокойно, не опасаясь никаких "ударов с тыла" подчинили себе всю Европу до Адриатического моря. Кстати говоря, во всех этих славных свершениям монгольским ханам помогали русские войска, также участвовавшие в битвах с европейцами (такие вот "спасители Европы").

Летом и осенью 1241 монголы подавили все очаги сопротивления в уже захваченной части Европы, а зимой 1242 года приступили к новым завоеваниям: их войска уже вторглись в Северную Италию и двинулись к Вене, но вот тут и произошло спасительное для Европы событие: очень вовремя скончался великий хан Угедей. Поэтому все чингизиды покинули Европу и отправились домой - бороться за вакантное место. Естественно, за ханам ушло из Европы и их войско.

В Европе остался лишь один тумен под командованием хана Байдара - он прошел через Северную Италию и Южную Францию, вторгся на Пиренейский полуострв, и, пройдя сквозь него, вышел к Атлантическому океану, лишь после этого отправившись в Каракорум. Таким образом, монголы сумели проложить себе путь через всю Европу, и никакая Россия им в этом не мешало, а истинным "спасителем Европы" стал Угедей.

Но мы отвлеклись. Вернемся к Тевтонскому Ордену. Как видим, тевтоны были не в состоянии как-либо помочь ливонцам. У них для этого не было ни сил, ни времени (ведь не стоит забывать, что Ливонию от владений ТО отделяла воинственная Литва, поэтому чтобы перебросить хоть какие-то войска в Прибалтику потребовалось бы много времени, а его-то как раз и не было). Что мы имеем в итоге? Численность противников в ледовом побоище была следующей: немцев 2000 - 2500, русских 7-10 тысяч человек. Вернемся к Тевтонскому Ордену. Как видим, тевтоны были не в состоянии как-либо помочь ливонца. ешало, а истинным "е: очень вов

Ледовое побоище. Немецкие "свиньи".

Конечно, очень хотелось бы рассказать о ходе Чудской битвы, однако, это не представляется возможным. У нас, по сути, нет практически никаких данных о том, как проистекало это сражение, а фантазировать о "ослабленном центре", "запасных полках", "проваливании под лед" и т.д. как-то не хочется. Оставим это фантастам от истории, коих всегда было множество. Имеет смысл лишь обратить внимание на самый заметный, пожалуй, недочет в описании битвы нашими историками. Речь пойдет о рыцарском "клине" (в русской традиции - "свинье").

Почему-то в умах русских историков укрепилось мнение, что немцы, построившись клином, этим клином и атаковали русские войска, тем самым "продавив центр" рати Александра, который затем фланговым маневром окружил рыцарей. Все замечательно, только рыцари никогда не атаковали противника клином. Это была бы совершенно бессмысленная и самоубийственная операция. Если бы рыцари действительно атаковали противника клином, то в бою участвовали бы лишь три рыцаря, находившихся в первом ряду и фланговые рыцари. Остальные бы находились в центре построения, никак не участвуя в сражении.

А ведь конные рыцари - главная ударная сила войска, и столь нерациональное их использование могло привести к очень тяжелым последствиям для всей армии в целом. Поэтому конное войско никогда клином не атаковало. Клин использовался для совсем другой цели - сближения с противником. Почему для этого использовался именно клин?

Во-первых, рыцарские войска отличались крайне низкой дисциплиной (как ни крути, одни феодалы, что для них дисциплина), поэтому если бы сближении производилось стандартной линией, то ни о какой согласованности действий и речи бы не шло - рыцари просто разъехались бы по всему полю боя в поисках противника и добычи. А вот в клине рыцарю деваться было уже некуда, и он был вынужден идти за тремя самыми опытными кониками, находившимися в первом ряду.

Во-вторых, клин имел узкий фронт, что снижало потери от стрельбы лучников. Таким образом, рыцари клином организованно приближались к противнику, а метров за 100 до вражеских рядов, клин перестраивался в банальную, но крайне эффективную, линию, которой рыцари и наносили удар по неприятелю. При атаке линией в бою участвовали все конники, и таким образом они могли нанести максимальный урон врагу. При том необходимо отметить, что клин приближался к противнику шагом, как писал Матвей Парижский, "как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впереди себя на седло невесту". Думаю, объяснять для чего это было нужно, не надо.

Лошади не в состояния скакать с одинаковой скоростью, поэтому клин, двигавшийся галопом, скоро бы развалился, при этом половина всадников попадала бы с седла из-за многочисленных столкновений. Ситуация бы усугублялась еще и падениями рыцарей, погибших от стрел противника, лошадей, которые пали бы жертвами орудий флористов (которые были и в русской армии, только вот их приспособлениями назывались не спинами и цветками, а рагульками) и непременно повлекли бы за собой падение и других рыцарей. Таким образом, клин бы погиб, даже не доехав до вражеских рядов.

Ледовое побоище. О потерях.

В отечественной историографии укрепилось мнение, что в битве было убито 400 рыцарей, 50 взято в плен, а уж бойцов рангом пониже перебили вообще незнамо сколько. Однако даже в НПЛ содержится несколько иная информация: "И паде Чюди бещисла, а Н?мець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ" То есть в летописи говорится, что пало 400 немцев. И вот это уже похоже на истину. Если учесть, что всего немцев на озере было около 800 человек, то такие потери кажутся вполне реальными.

А данные по потерям среди рыцарей мы находим в ЛРХ, где сказано, что в бою погибло 26 рыцарей и 6 были взяты в плен. И вновь численность павших рыцарей вполне ответствует численности братьев, участвовавших в бою. Что касается потерь чуди, то, по-видимому, они также составили несколько сотен человек. Однако, учитывая то, что чудь бежала с поля боя, как только ей представилась такая возможность, то нужно признать, что вряд ли ее потери превышали 500 человек. Таким образом, мы можем сделать вывод, что общие потери ливонского войска составили меньше 1000 человек.

О потерях же новгородцев говорить тяжело в силу отсутствия какой-либо информации по этому поводу.

Ледовое побоище. Последствия.

Собственно, говорить о каких-либо последствиях этого сражения не приходится, в силу его заурядности. В 1242 году немцы заключили мир с новгородцами что они, в общем-то, делали постоянно). Новгород после 1242 года все так же продолжал тревожить Прибалтику набегами. Например, в 1262 году новгородцы разграбили Дерпт. Правда, крепость. Вокруг которой был построен город, им взять, как обычно, не удалось - да и не нужно оно и было: поход-то и так окупился.

В 1268 году семь русских князей вновь предпринимают поход в Прибалтику, на этот раз направившись к датскому Раковору. Только теперь окрепшая Ливония тоже оставалась в стороне, и совершала свои набеги на новгородские земли. Например, в 1253 году немцы осаждали Псков. Словом, отношения между Ливонией и Новгородом после 1242 года не претерпели никаких изменений.

Послесловие.

Итак, рассмотрев историю Невской и Чудской битвы более подробно, можно с уверенностью говорить о значительном преувеличении их размаха и значения для русской истории. В действительности, это были совершенно заурядные сражения, меркнущие по сравнению с другими битвами даже в этом же регионе. Точно так же лишь мифами являются и теории о подвигах Александра - "спасителя России". Александр никого и ни от чего не спасал (благо, России и даже Новгороду никто в то время ни шведы, ни немы никак не угрожали).

Александр всего лишь одержал две сравнительно небольшие победы. На фоне деяний его предшественников, потомков и современников (псковского князя Довмонта, русского короля Даниила Галицкого, новгородского князя Мстислава Удалого и т.д.), это кажется пустяком. В истории России были десятки князей, сделавших для России больше, нежели Александр, и куда более великих битв, нежели две разобранные нами. Однако память об этих князьях и их свершениях начисто вытеснена из народной памяти "подвигами" Александра Ярославовича.

"Подвигами" человека, сотрудничавшего с татарами, человека, ради получения Владимирского ярлыка наведшего на Русь Неврюеву рать, которая по масштабам принесенных русским землям бедствий сравнима с нашествием Батыя; человека, который. Вероятно, разрушил коалицию Андрея Ярославовича и Даниила Галицкого, которые не желали жить под ханским гнетом.

Человека, который готов был пожертвовать чем угодно, ради утоления собственной жажды власти. И все эти его поступки преподносятся, как совершенные "на благо" Руси. Становится обидно за русскую историю, из которой чудесным образом исчезают все страницы ее славы, а на их место приходит преклонение перед такими вот деятелями.


Сутулин Павел Ильич

---

Другие новости по теме:

При использовании материалов сайта ссылка на arhiv-history.ru обязательна.