История в историях

О титуле "Царь" в средневековой Руси

Прежде чем термин "царь" стал в 1547 г. официальным титулом правителя России, он прошел длительную эволюцию. В Киевской Руси из современных правителей "царем" последовательно именовался император Византии (а с конца XII в. - также и правитель Священной Римской империи). Кроме того, термин "царь" прилагался в XI-XII вв. и к русским князьям.

Известно девять достоверных случаев такого его употребления по отношению к шести лицам - Ярославу Мудрому, святым Борису и Глебу, Мстиславу Владимировичу (сыну Владимира Мономаха), его сыну Изяславу и внуку Роману Ростиславичу. Но, как показал В. Водов, термин "царь" в применении к русским князьям не был официальным титулом: он мог употребляться для прославления князя с использованием византийских образцов красноречия, для подчеркивания политического престижа умершего князя, в связи с главенством князя в церковных делах и с культом князя-святого. Претензий на титул "царя" в домонгольской Руси не прослеживается (в отличие от соседней с Византией Болгарии).

Причина этого, очевидно, заключается в особенностях политической структуры Руси конца Х-середины XII в. В этот период все восточно-славянские земли находились под властью княжеского рода Рюриковичей; верховным правителем являлся тот, кто считался "старейшим" в роде и занимал киевский стол.

Отсюда - определенная индифферентность к титулатуре: не употреблялся в это время последовательно и титул "великий князь", известный в Х столетии (когда помимо Рюриковичей на Руси были и другие князья и существовала необходимость в подчеркивании верховенства киевского правителя), - он возрождается с конца XII в., когда обособление самостоятельных княжеств и распад княжеского рода на отдельные ветви создали ситуацию, в которой вновь понадобился особый титул для обозначения политического верховенства. Соответственно и термин "царь" не стал титулом, он использовался как своего рода обозначение князя "высоким стилем".

Ситуация изменилась в середине XIII столетия. После Батыева нашествия и установления зависимости русских княжеств от монголо-татар титул "царь" начинает последовательно применяться к правителю Золотой Орды.

Перенесение царского титула на ордынского хана, как можно полагать, было связано с тем, что завоевание пришлось на период отсутствия христианского царства - Византийской империи. Когда в 1204 г. Константинополь - "Царьград" - захватили крестоносцы, на Руси это событие было расценено как "погибель царства": "И тако погыбе царство богохранимого Костянтиняграда и земля Греческая въ свадЬ цесаревъ, ею же обладають фрязи",- завершает свой рассказ автор "Повести о взятии Царьграда".

Нет данных, что Никейская империя, наследовавшая Византийской в период, когда Константинополь находился в руках латинян (1204-1261 гг.), рассматривалась на Руси как полноценная преемница последней - для русских людей "царствующим градом" был Константинополь. Перенос царского титула на правителя Орды, по-видимому, свидетельствует о том, что Орда определенным образом заполнила лакуну в мировосприятии, заняла в русском общественном сознании место "царства" (на момент завоевания пустующее).

Восстановление Византийской империи в 1261 г. не изменило положения: императоры и константинопольский патриархат вступили с Ордой в союзнические отношения и тем самым как бы легитимизовали и положение этого государства в Восточной Европе, и царский титул его правителя. Теперь на Руси "царями" именовали двух правителей: императора Византии и хана Золотой Орды. Царский титул, таким образом, перестал быть титулом только далекого, практически не влияющего на жизнь Руси правителя; им теперь обозначался и человек, являвшийся реальным верховным сувереном русских земель.

С появлением татарского "царства" термин "царь" по отношению к русским князьям почти перестает употребляться. В середине XIII-XIV вв. современные русские князья поименованы "царями" всего три раза.

Примечательно употребление термина "царь" галицким летописцем в рассказе об унижениях, которые пришлось испытать Даниилу Романовичу в ставке Батыя: "Данилови Романовичю, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею, Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемъ со братом си, инЬми странами, ньнЬ сьдить на кольну и холопомъ называеться, и дани хотять, живота не чаеть, и грозы приходять. О злая честь татарская! Его же отець бЪ царь в Рускои земли, иже покори Половецькую землю и воева на иные страны act,. Сынь того не прия чести".

То есть Роман Мстиславич, отец Даниила, был "царем", а Даниил, несмотря на все свое могущество, им не является, поскольку он стал подданным хана. Утверждается, таким образом, представление о царе как правителе, не имеющем над собой сюзерена, и русские князья теперь не подходят под это определение.

Положение начало меняться с конца XIV столетия. В 70-е годы XIV века под предводительством великого князя московского и владимирского Дмитрия Ивановича велась открытая борьба с властью Орды. В 1374-1382 гг. Дмитрий правил фактически совершенно независимо. Вероятно, именно по этой причине в "Слове о житии и преставлении" Дмитрия он именуется "царем" - период суверенного правления давал право на такое определение. Но следует иметь в виду, что противником Дмитрия в 70-е годы был не "царь" (т. е. хан), а Мамай, к династии Чингизидов не принадлежавший и правивший Ордой (точнее, ее западной - от Днепра до Волги - частью) от имени ханов-марионеток.

На Руси этот статус Мамая четко осознавался и подчеркивался. Об этом красноречиво говорят характеристики летописцев - современников событий в рассказах о битве на Воже 1378 г. и Куликовской битве 1380 г.: "царь ихъ (татар-А. Г.), иже въ то время имЬяху у себе, не владЬяше ничимъ же и не смЬаше ничто же сотворити предь Мамаемъ, но всяко старЬишиньство сдръжаше и Мамаи и всЬми владЬаше въ ОрдЬ"; "нЬкоему убо у них худу цесарюющу, и все дЬющю у них князю Мамаю, и лютЬ гньвающюся ему на великого князя и на всю Рускую землю".

Таким образом, борьба с Мамаем виделась как борьба не с царем (русские авторы-современники ни разу не обозначают его этим титулом), а с узурпатором "царства"; он награждается эпитетами "поганый", "безбожный", "злочестивый".

Иное отношение проявилось в русской общественной мысли к столкновению с Тохтамышем - Чингизидом, т. е. природным ханом ("царем"). К Тохтамышу летописцы не прилагают уничижительных эпитетов.

Но особенно примечательна характеристика действий Дмитрия Донского во время похода хана на Москву, когда великий князь покинул город, отказавшись от генерального сражения с противником.

Наиболее раннее повествование о походе Тохтамыша (сохранившееся в Рогожском летописце и Симеоновской летописи) следующим образом объясняет поведение великого князя: "Князь же великий Дмитреи Ивановичь, то слышавъ, что сам цар идеть на него съ всею силою своею, не ста на бои противу его, ни подня рукы противу царя, но поеха въ свои градъ на Кострому".

Мнение, что данная характеристика содержит обвинение великого князя в малодушии (поскольку принадлежит, возможно, сводчику, близкому к митрополиту Киприану, враждебно относившемуся к Дмитрию), не представляется убедительным. Весь тон летописного рассказа о нашествии Тохтамыша - сочувственный к московским князьям. Автор с симпатией говорит о победе Владимира Андреевича Серпуховского над татарским отрядом у Волока, о мести Дмитрия принявшему сторону Мамая Олегу Ивановичу Рязанскому, пишет даже фактически о страхе Тохтамыша перед московскими князьями, заставившем его быстро уйти из Северо-Восточной Руси ("чая на себе наезда, того ради не много дней сто- явше у Москвы").

Сочувственно изображено и возвращение Дмитрия и Владимира в разоренную Москву ("князь великий Дмитрии Ивановичь и брать его князь Володимеръ Андреевичь съ своими бояры въехаша въ свою отчину въ градъ Москву и видЬши градъ взять и огнемъ пожжень, и церкви разорены, и людии мертвых бещисленое множьство лежащихъ, и о сем сжалишася, яко расплакатися има...").

Поэтому характеристику мотивов поведения Дмитрия Донского нельзя считать уничижительной. Скорее можно предположить, что объяснение отказа князя от открытого боя нежеланием сражаться с "самим царем" было в глазах общественного мнения лучшим оправданием для Дмитрия, более предпочтительным, чем констатация несомненно имевшего место недостатка сил после тяжелых потерь в Куликовской битве.

Заметим, что поход Тохтамыша был первым случаем после Батыева нашествия, когда на Северо-Восточную Русь во главе войска явился сам хан улуса Джучи; а если учесть, что Батый в современных русских известиях о его походах 1237-1241 гг. царем не называется, то это вообще первый приход на Русь "самого царя".

Очевидно, летописное объяснение действий Дмитрия Донского в 1382 г. отображает существование в русском обществе того времени своеобразного "комплекса царя", психологического барьера, через который трудно переступить; ордынский хан рассматривается как правитель более высокого ранга, чем великий князь владимирский, как его законный сюзерен.

Тем не менее к концу XIV столетия определенные изменения в отношении к ордынскому "царю" произошли. В московско-тверских договорных грамотах оборонительная война с "царем" начинает рассматриваться как само собой разумеющееся дело, стороны договариваются о совместных действиях на этот случай. Но при этом такая война расценивается как действие, в котором царь вправе обвинить великого князя, т. е. сохраняется отношение к хану как к законному сюзерену.

После 1382 г. ситуация войны Московского великого княжества непосредственно с "правящим царем" Золотой, а после ее распада - Большой Орды, главного наследника единой ордынской державы, не складывалась вплоть до 70-х годов XV в., а к этому времени произошли перемены, вызвавшие новые, более серьезные сдвиги в общественном сознании.

В 1453 г. случилось событие, грандиозное для людей средневековья (особенно православных), - взятие турками Константинополя. Окончательно пало христианское православное "царство". Если после падения Константинополя в 1204 г. возникли Никейская и Трапезундская империи, продолжали существовать такие независимые православные государства, как Болгария и Сербия, ряд крупных русских княжеств, то после 1453 г. единственным православным государством, представлявшим реальную силу, было Московское великое княжество.

Оно имело, таким образом, все основания наследовать место Византии в мире, т. е. стать "царством". И уже в написанном в 1461-1462 гг. "Слове избраном от святых писаний, еже на латыню" великий князь Василий Васильевич неоднократно именуется царем. Но "царь" должен быть абсолютно суверенным правителем, он не может подчиняться другому царю. Вопрос о ликвидации власти ордынского царя неизбежно должен был встать.

В 1472 г., через 90 лет после Тохтамыша, к границам Московского великого княжества вновь подходит "сам царь" - хан Большой Орды Ахмат. Войска Ивана III выступают против него к Оке; и в этот раз до крупного сражения дело не доходит, татарские силы вынуждены отступить. В 1480 г. состоялся второй неудачный поход Ахмата на Русь, после которого Большая Орда уже не претендовала на власть над Москвой.

В написанном во время этих событий послании Ивану III архиепископа Вассиана содержатся знаменательные рассуждения: "Аще ли еще любопришася и глаголеши, яко: "Под клятвою есмы от прародителей, - еже не поднимати рукы противу царя, то како аз могу клятву разорити и съпротив царя стати", - послушай убо, боголюбивый царю, аще клятва по нужди бывает, прощати о таковых и разрЪшати нам повелЬно есть, иже прощаем, и разрушаем, и благословляем, яКо же святЬйший митрополит, тако же и мы, и весь боголюбивый събор, - не яко на царя, но яко на разбойника, и хищника, и богоборца... И се убо который пророк пророчествова, или апостол который, или святитель, научи сему богостудному и скверному самому называющуся царю повиноватися тебе, великому Русских стран христьанскому царю! Но точию нашего ради согрешению и неисправления к Богу, паче же отчаанию, и еже не уповати на Бога, попусти Богъ на преже тебе прародителей твоих и на всю землю нашю окааного Батыа, иже пришел разбойнически и поплЬни всю землю нашу и поработи, и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царьска".

Вассиан приписывает Ивану III нежелание "поднимать руку против царя" (кстати, здесь у Вассиана дословное повторение летописного объяснения отказа Дмитрия Донского от открытого боя с Тохтамышем). По мнению Ю. Г. Алексеева, это чисто литературный прием, не имеющий реальной почвы. Но вряд ли в послании, непосредственно обращенном к великому князю, Вассиан мог бы приписывать ему мысли, которые никогда не посещали и не могли посетить его адресата.

"Комплекс царя", психологический барьер, из-за которого было сложно заставить себя вести активные военные действия против "главного" татарского хана, в течение более чем двух столетий считавшегося правителем более высокого ранга, чем кто-либо из русских князей, продолжал существовать.

Вассиан опровергает не вымышленный им, а реальный аргумент, который если и не высказывался впрямую, то во всяком случае "носился в воздухе". Чтобы его опровергнуть, духовник великого князя не только подчеркивает царское достоинство самого Ивана Васильевича, но и осуществляет резкий разрыв с традицией, признающей легитимность власти татарских ханов. Он объявляет Ахмата самозваным царем ("сему богостудному и скверному самому называющуся царю"), но не потому, что он является (подобно Мамаю) узурпатором ("ханское" происхождение Ахмата сомнений не вызывало), а потому, что и сам Батый, завоевавший Русь, не был царем и не был царским род, к которому он принадлежал - т. е. род Чингис-хана.

Таким образом, чтобы подвигнуть Ивана III на активные действия, Вассиан не только объявляет его равным татарскому царю, но отказывает в царском достоинстве всем Чингизидам, т. е. объявляет нелегитимными все 240 лет их владычества над Русью.

После ликвидации ордынского ига царский титул стал все чаще применяться к московским великим князьям, пока, наконец, в 1547 г. не произошло официальное венчание Ивана IV на царство.

В закреплении за московскими великими князьями титула "царь" обычно видят синтез двух традиций: в семиотическом плане российский царь наследует византийскому императору, в территориально-политическом - хану Золотой Орды. Но следует иметь в виду, что ведущую роль в обосновании легитимности царского титула у московского великого князя играло утвердившееcя к началу XVI в. представление о том, что царским достоинством обладали еще правители Киевской Руси. В ряде памятников XV столетия "царем" именуется креститель Руси Владимир Святославич.

В начале XVI столетия сложилось так называемое "Сказание о князьях владимирских". В нем, во-первых, проводится мысль о происхождении Рюриковичей от "сродника" римскогсг императора ("царя") Августа ". Во-вторых, утверждается, что киевский князь Владимир Мономах получил от византийского императора царские регалии и "наречеся... царь Великиа Русия"; этими регалиями венчаются его потомки - великие князья владимирские и московские (вплоть до нынешнего правителя Василия III). Легенда о получении Владимиром Мономахом царских инсигний вошла затем в чин венчания русских царей.

Складываются и закрепляются, таким образом, представления о "царском" происхождении московских князей и о наследовании царского достоинства и титула из Византии в глубокой древности. А это означает, что "русское царство" древнее "татарского царства": русские князья оказываются потомками древнеримских императоров, еще в домонгольскую эпоху они обладали царским титулом и теперь возвращают его себе после долгого владычества "нечестивого" царя. В апелляции к "царскому" происхождению и древности царского достоинства у русских князей можно видеть стремление доказать, что "российское царство" стоит выше татарских ханств (включая уже несуществующую Золотую Орду).

Таким образом, в домонгольскую эпоху термин "царь" воспринимался как титул "чужого" правителя, а спорадическое применение его к русским князьям не содержало в себе претензий на обладание царским титулом.

В эпоху ордынского ига "царем" именовался верховный суверен русских земель. Поскольку теперь обладатель царского титула оказывал реальное воздействие на жизнь Руси, безразличие по отношению к этому титулу сошло на нет.

Утвердилось представление о "царе" как полностью суверенном правителе; следовательно, стремление к независимости подразумевало теперь стремление к царскому титулу и наоборот, претензии на царский титул подразумевали стремление быть независимым правителем. Такие претензии начинают проявляться у московских великих князей с середины XV в.

Царское достоинство рассматривается при этом как полученное из Византии, но не после крушения империи, а в эпоху ее былого могущества. В политическом аспекте утверждение царского титула было связано с противостоянием Орде, причем следует говорить не столько о наследовании власти ордынского царя, сколько о стремлении поставить власть московского князя выше его власти. Это достигалось путем присвоения титула, равноценного титулу правителя Орды, с одновременным обоснованием большей древности царского достоинства русских князей и их родственной связи с императорами Древнего Рима.


Горский Антон Анатольевич
д.и.н., ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

---

Другие новости по теме:

При использовании материалов сайта ссылка на arhiv-history.ru обязательна.