История в историях

Два века неизвестной войны

ПОКОРЕНИЕ НЕМИРНЫХ ТУЗЕМЦЕВ

Давно и не нами сказано: "История — это политика, опрокинутая в прошлое". Это справедливо в общем-то для всех стран, но для России вдвойне. Официальная точка зрения на историю империи, как бы она ни именовалась — СССР или РФ, базируется на том, что все народы спали и видели, мечтали и надеяться не смели, чтобы только поскорее войти в повиновение к великому старшему брату.


И вот согласно этой (не скажем даже имперской — как-то слишком мягко звучит, а московско-центристкой) точке зрения, страны составившие империю, а потом "Союз нерушимый", не были захвачены, завоеваны, присоединены более или менее насильственным путем, а "добровольно" вошли в состав "братской семьи нерушимой". В первую очередь имеется в виду Сибирь. Это понятно, учитывая особую роль Сибири в становлении империи. О ней только тогда всерьез стало возможным говорить, когда восточная граница владений Москвы перевалила за Урал.

Дурная слава Ермака

В становлении сибирской легенды особая роль отводится Ермаку. Между тем спроси десять человек — и вряд ли один ответит, как звали этого самого Ермака, нет же в святцах такого имени. Все слышали про хана Кучума, и даже при мне одна дама, имеющая отношение к музейному делу, то есть по профессии призванная объяснять народу события отечественной истории, всерьез рассуждала про некие кучумские племена, кочевавшие по Сибири.

Иван Тимофеевич Аленин был донским казаком. Прозвище Ермак ("мельничный жернов" на тамошнем диалекте — слово татарского происхождения) получил, вероятно, за немалую силу в кулачищах. Как нередко бывает, Аленин, парень здоровущий, то ли по некоему окаянству, то ли просто силушку не рассчитав, прибил человека насмерть. Казаки сами вояки лихие, смерти в глаза смотреть привыкшие, именно поэтому относились предельно строго к "зряшному убиению", и на снисхождение сотоварищей Ермаку рассчитывать не приходилось. Пришлось бежать. Куда? Вестимо, на Волгу, к ушкуйникам — речным пиратам.

Взяв на себя право властвовать, царь московский попутно получил и обязанность — ибо купцы нижегородские, казанские и астраханские стали теперь его людишками, да и казна государева в немалой мере стала пополняться именно за счет волжских таможен. И появление на реке новой ватаги, возглавляемым здоровенным, уже имевшим дурную славу Ермаком (а в том, что Иван обладал кроме физической силы организаторским способностями, сомневаться не приходится), на волжской торговле сказалось сразу. Купцы завалили Москву челобитными: уйми-де, государь-батюшка, изверга и варнака, вора Ермака.

На поимку возмутителя купеческого спокойствия была снаряжена экспедиция с приказом конкретным и полномочиями широкими. Аленину, уже имевшему один вышак, деваться было некуда — уходить далее на север, вверх по Каме, туда, где некоронованными властелинами сидели братья Строгановы.

Номинально Строгонавы были "царевы", реально отчет ежели кому и давали, то только Господу Богу. Держа в руках весь Урал, они были монополистами в добыче пушнины. Ясно дело, не сами они белку били и на песца накроху ставили: на то есть остяки и вогулы, самоеды и иной люд некрещеный. А чтобы люд этот не слишком возмущался ценами, да не приведи Господь, кому другому меха не вздумал продать, потребны были Строгановым, будущим графам Российской империи, люди лихие, кому терять более нечего. Ермак Аленин пришелся как нельзя более ко двору.

Соболь с белкой, они хоть зверье бестолковое, но сообразить способны — коль скоро начинают их истреблять со страшной скоростью на потребу всей просвещенной Европе, то надо скорее уходить туда, где народу поменьше да охотники не столь алчны. Быстро, очень быстро выбиваются охотничьи угодья — года два-три, и уже ощутимо, что соболя стало меньше. А надо больше! А цены на мех растут! Нужны новые угодья и новые на них некрещеные охотники.

Схватка двух хищников

Пресловутый хан Кучум, хорезмийский разбойник, ханом сроду не был. В чем-то он сродни одновременно и Ермаку, и Строгановым. Такой же бесшабашный авантюрист, он воспользовался малолетством нового хана Хухэ Тюменя — Синей орды, Сибирского ханства — и со своими разбойниками-нукерами захватил власть в столичном Шибирь-городке.

Зарезав царевича и подавив явное сопротивление местной знати, Кучум не мог рассчитывать на поддержку местного населения, справедливо видевшего в нем узурпатора, убийцу законного Чингизида. Вся его деятельность в качестве самозваного хана — это грабительские набеги на татарские аилы, мансийские стойбища, причем без различия, расположены они на территории собственно Синей орды или же на землях, контролируемых Строгановыми.

В последовавшей за тем войне решающую роль сыграл отряд бывших волжских ушкуйников Ермака-Аленина. Прожженные, огни и воды прошедшие, ко всем смертям заочно приговоренные, они знали: позади Москва, плаха. У Кучумовых разбойников, судя по всему, выбор не стоял столь остро, и они не выстояли.

Вновь приобретенная страна интересна была Москве только одним — мягкой рухлядью. Побольше мехов — на них все благосостояние Москвы держится. Уже лет через сто после Ермака, в царствование Алексея Михайловича, две трети бюджета Российского государства покрывались доходами от продажи в Европу сибирской пушнины. На эти средства сын его, Петр Великий, воевал со шведами, строил Санкт-Петербург; на фунты, гульдены и луидоры, вырученные за соболей и горностаев, завоевывался Крым, строились корабли, дворцы и "потемкинские деревни".

Первоначально и русскоязычное население Сибири складывалось в соответствии с этой потребностью государства. Служилый люд, гарнизоны острогов да бойкие купчины — вот кто первыми отправлялись за Урал. Но история внесла свои коррективы: беспощадное подавление правительством старообрядчества, да и всякой иной вольности, повлекло за собой мощный поток переселенцев из России в Сибирь — подальше от царя и патриарха, помещиков и чиновников. Люди уходили — кто в поисках легендарной страны Беловодии, кто просто куда глаза глядят, лишь бы подальше. Люди бежали от России, оказавшейся для них злой мачехой, совершенно так же, как в то же самое время люди бежали из Европы за океан, сберегая свою веру, свою волю.

Так сложились две основные миграционные волны. Была еще и третья — каторжане и ссыльные. Британская империя для своих каторжан нашла Автралию, дальше от родных берегов отправить уже некуда. У Российской империи "Австралия" получилась куда как круче. На Шилку или Витим закатают арестанта — и Господь-то с ним. Если жить будет, то бежать оттуда удастся хорошо если из тысячи одному — даже и стеречь особо не надо.

Россия устраивалась в Сибири с таким видом, будто нашла пустую, ничью землю, с которой поступать можно по принципу "кто вперед". Совершенно так же, как испанцы в Мексике, как британцы в Канаде. Но везде и всюду, на берегах Карибского моря и на берегах Байкала, такая манера пришельцев вызывала сопротивление тех, кто жил здесь уже веками.

В свите завоевателя Мексики Кортеса оказался монах-доминиканец Бартоломе де ла Касас, оставивший ценнейшие описания всех перипетий покорения Америки христианским воинством, уникальные сведения о народах завоеванных стран. Такого летописца в обозе завоевателей Сибири не нашлось, и хроника походов землепроходцев во многом фрагментарна. Все же известно ожесточенное сопротивление непрошеным пришельцам барабинцев и киргизов, татар, бурят и чукчей. Вот лишь несколько эпизодов этой вековой борьбы.

Калмыки, булагаты и эхириты

Дойдя до Енисея, заложили острог — понятное дело, Енисейский. Особенность Сибири в том, что лучшие пути сообщения — великие реки, по которым летом можно сплавляться на тысячи верст водой, а зимой свободно на санях, текут в меридианальном направлении, с юга на север. То есть, чтобы контролировать эти территории, необходимо занять опорные пункты на каждой реке. Но если на Иртыше и Оби сопротивление местного населения было неорганизованным, то на Енисее русские столкнулись с серьезным противником в лице киргизов — народа не очень многочисленного, но воинственного, не покоренного даже Чингисханом.

Дважды сжигали киргизы Енисейский острог, и неведомо, чем бы дело кончилось, но нежданно-негаданно России помог Китай. Там экспансия империи совершилась в противоположном направлении — с востока на запад, и несметная китайская армия заполонила Уйгурию и Западную Монголию, земли ойратов — союзников киргизов. Китайцам по определению подданные не нужны — нужны только земли. Ойраты вынуждены были бежать на запад в Туркестан, а часть их дошла и до Волги, где потомки их именуются ныне калмыками. Киргизы, лишенные поддержки и зажатые между двумя огнями, большей частью должны были также отступать.

В разгар этой войны русские обратились за помощью к бурятам — старинным соперникам киргизов. Оилан-Нойон, глава бурятского народа булагат, заключил соглашение, дав русским возможность базироваться на своей земле, к востоку от киргизов, и обеспечив помощь против своих старых врагов. Однако, устроив Илимский и Братский остроги, русские двинулись дальше на Лену, где встал Усть-Кутский острог, и на юг, в земли бурят-эхиритов. Здесь Похабов поставил зимовье — в устье Иркута, а двенадцатью годами позже на правом берегу Ангары встал Иркутский острог.

Место это было у эхиритов для поселения запретным: здесь проводились ежегодные хуралы — своеобразные съезды окрестных шаманов. Поставив здесь крепость, русские нарушили священный закон земли.

Падение киргизов оказалось началом падения Оилана. Его сопротивление длилось недолго, и он вынужден был сдаться. Более драматично развивалось сопротивление эхиритов: их вождь Чегчугай-мерген удерживал правобережье Ангары более десяти лет, и лишь после посылки против него войск с пушками был окружен в районе современного Баяндая. Не желая сдаваться, он зажег деревянный дом — гэр, в котором держал последнюю оборону, и погиб в огне.

Несколькими десятилетиями позже, в годы правления в Иркутске воеводы Гагарина, поднялось массовое восстание всего окрестного населения против бесчинств чиновников. Поднялись все, невзирая на веру и национальность, буряты и русские шли вместе под водительством Артамона Лузина. Хотя восстание и было подавлено, Гагарину оно все же стало боком. При расследовании причин возмущения народа вскрылись многие его злоупотребления, и он стал первым из иркутских воевод, покинувших свой пост в арестантском возке.

Нанайцы и орочи

Ерофей Павлович Хабаров удостоен чести великой — именем его назван целый город. Справедливо: еще за два десятилетия до основания этого города Хабаров совершенно очистил для него место, то есть очистил территорию от населения. Не будучи в состоянии удержать за собой левобережье Амура (с правого берега грозили маньчжуры), он действовал по тактике выжженной земли. Нынешние нанайцы и орочи, прячущиеся по сию пору в тайге, — жалкие остатки многочисленного земледельческого народа, жившего в тех краях. Решив — ни мне ни вам, Хабаров огненным валом прошел по левому берегу Амура, сжигая села, вытравляя посевы. Кто спасся, жив сейчас. Кто не успел, поименно в летописях не записан.

Непокоренные чукчи

Семен Дежнев известен как открыватель пролива между Америкой и Азией. Менее известно, что он начал войну за покорение Чукотки и проиграл ее. Анадыйский острог никак не нужен был чукчам, что они и постарались популярно объяснить Дежневу. Несколько экспедиций против непокорных закончились плачевно. Русских возмущало, что убитых врагов чукчи аккуратно разделывали по суставам: какая, мол, дикость! А по верованиям чукчей, дух врага сохраняется, если хотя бы скелет его цел. Поэтому убить врага мало, надо расчленить его костяк, тогда только можно быть уверенным в победе.

Эта война началась еще в конце XVII века, продолжалась не менее 60 лет, хотя ружьям и пушкам чукчи могли противопоставить только костяные стрелы и копья. Тем не менее добиться военной победы не удалось. Покорение Чукотки случилось в конце XVIII — в начале XIX века, и была она покорена водкой.

Сергей Родимов

---

Другие новости по теме:

При использовании материалов сайта ссылка на arhiv-history.ru обязательна.